Неточные совпадения
— Фу, какие вы страшные вещи говорите! — сказал, смеясь, Заметов. — Только все это один разговор, а на деле, наверно, споткнулись бы. Тут, я вам скажу, по-моему, не только нам с вами, даже натертому, отчаянному человеку за
себя поручиться нельзя. Да чего ходить — вот пример: в нашей-то части старуху-то убили. Ведь уж, кажется, отчаянная башка, среди бела дня на все риски
рискнул, одним чудом спасся, — а руки-то все-таки дрогнули: обокрасть не сумел, не выдержал; по делу видно…
Можно было думать, что Борис и Лидия только тогда интересны ей, когда они делают какие-нибудь опасные упражнения,
рискуя переломать
себе руки и ноги.
Замечу вам, что мое положение в полку заставляло меня таким образом
рисковать: за такое письмо перед встречей я подвергал
себя общественному мнению… вы понимаете?
— Сенат не имеет права сказать этого. Если бы Сенат позволял
себе кассировать решения судов на основании своего взгляда на справедливость самих решений, не говоря уже о том, что Сенат потерял бы всякую точку опоры и скорее
рисковал бы нарушать справедливость, чем восстановлять ее, — сказал Селенин, вспоминая предшествовавшее дело, — не говоря об этом, решения присяжных потеряли бы всё свое значение.
Удаляясь, я подавляю в
себе одно частное чувство; оставаясь, я
рискую возмутить чувство своего человеческого достоинства глупостью какого-нибудь слова или взгляда, внушенного этим отдельным чувством.
Если бы Кирсанов рассмотрел свои действия в этом разговоре как теоретик, он с удовольствием заметил бы: «А как, однако же, верна теория; самому хочется сохранить свое спокойствие, возлежать на лаврах, а толкую о том, что, дескать, ты не имеешь права
рисковать спокойствием женщины; а это (ты понимай уж сам) обозначает, что, дескать, я действительно совершал над
собою подвиги благородства к собственному сокрушению, для спокойствия некоторого лица и для твоего, мой друг; а потому и преклонись перед величием души моей.
Это «житие» не оканчивается с их смертию. Отец Ивашева, после ссылки сына, передал свое именье незаконному сыну, прося его не забывать бедного брата и помогать ему. У Ивашевых осталось двое детей, двое малюток без имени, двое будущих кантонистов, посельщиков в Сибири — без помощи, без прав, без отца и матери. Брат Ивашева испросил у Николая позволения взять детей к
себе; Николай разрешил. Через несколько лет он
рискнул другую просьбу, он ходатайствовал о возвращении им имени отца; удалось и это.
То мазала жеваным хлебом кресты на стенах и окнах, то выбирала что ни на есть еле живую половицу и скакала по ней,
рискуя провалиться, то ставила среди комнаты аналой и ходила вокруг него с зажженной свечой, воображая
себя невестой и посылая воздушные поцелуи Иосифу Прекрасному.
В дерзновении веры человек как бы бросается в пропасть,
рискует или сломать
себе голову, или все приобрести.
Он понял счастливый оборот дел, при котором, служа только
себе и ровно ничем не
рискуя, можно было создать
себе же самому амплуа несколько повлиятельнее, и пожелал этим воспользоваться.
— Собственность! — ответил он докторальным тоном, — но кто же из нас может иметь сомнение насчет значения этого слова! Собственность — это краеугольный камень всякого благоустроенного общества-с. Собственность — это объект, в котором человеческая личность находит наиудобнейшее для
себя проявление-с. Собственность — это та вещь, при несуществовании которой человеческое общество
рисковало бы превратиться в стадо диких зверей-с. Я полагаю, что для «деточек» этих определений совершенно достаточно!
Удалившись незаметно от остальной компании, набоб осторожно начал взбираться на шихан с его неосвещенной стороны,
рискуя на каждом шагу сломать
себе шею.
Так, улыбаясь, он называл
себя государственным послушником, — не опричником, фуй! а именно послушником, — а иногда
рисковал даже, тоже улыбаясь, говорить:"Мы, государственные доктринеры…".
— Станет побирать, коли так размахивает! — решили другие в уме; но привести все это в большую ясность
рискнул первый губернский архитектор — человек бы, кажется, с лица глупый и часть свою скверно знающий, но имевший удивительную способность подделываться к начальникам еще спозаранку, когда еще они были от него тысячи на полторы верст. Не стесняясь особенно приличиями, он явился на постройку, отрекомендовал
себя молодому человеку и тут же начал...
— Да, вы одни… Вы одни. Я затем и пришла к вам: я ничего другого придумать не умела! Вы такой ученый, такой хороший человек! Вы же за нее заступились. Вам она поверит! Она должна вам поверить — вы ведь жизнью своей
рисковали! Вы ей докажете, а я уже больше ничего не могу! Вы ей докажете, что она и
себя, и всех нас погубит. Вы спасли моего сына — спасите и дочь! Вас сам бог послал сюда… Я готова на коленях просить вас…
Петр Степанович, конечно, знал, что
рискует, пускаясь в такие выверты, но уж когда он сам бывал возбужден, то лучше желал
рисковать хоть на всё, чем оставлять
себя в неизвестности. Николай Всеволодович только рассмеялся.
Варвара Петровна, измучившая
себя в эти дни заботами, не вытерпела и по уходе Петра Степановича, обещавшего к ней зайти и не сдержавшего обещания,
рискнула сама навестить Nicolas, несмотря на неуказанное время.
— Ну так знайте, что Шатов считает этот донос своим гражданским подвигом, самым высшим своим убеждением, а доказательство, — что сам же он отчасти
рискует пред правительством, хотя, конечно, ему много простят за донос. Этакой уже ни за что не откажется. Никакое счастье не победит; через день опомнится, укоряя
себя, пойдет и исполнит. К тому же я не вижу никакого счастья в том, что жена, после трех лет, пришла к нему родить ставрогинского ребенка.
— На честное слово
рисковать общим делом — это верх глупости! Черт возьми, как это глупо, господа, теперь! И какую вы принимаете на
себя роль в минуту опасности?
И он опять навел свой револьвер на Петра Степановича, как бы примериваясь, как бы не в силах отказаться от наслаждения представить
себе, как бы он застрелил его. Петр Степанович, всё в позиции, выжидал, выжидал до последнего мгновения, не спуская курка,
рискуя сам прежде получить пулю в лоб: от «маньяка» могло статься. Но «маньяк» наконец опустил руку, задыхаясь и дрожа и не в силах будучи говорить.
— Ничего у нас нет, а вы —
рискуете! И
себя подвергаете, и нас подводите!
Признаюсь, я не ожидал, что все произойдет так легко, без борьбы, и потому
рискнул сказать ему, что во всяком мало-мальски уважающем
себя романе человек, задумавший поступить на содержание к женщине, которая, вдобавок, и сама находится на содержании, все-таки сколько-нибудь да покобенится.
Удивляются иногда начальники, что вот какой-нибудь арестант жил
себе несколько лет так смирно, примерно, даже десяточным его сделали за похвальное поведение, и вдруг решительно ни с того ни с сего, — точно бес в него влез, — зашалил, накутил, набуянил, а иногда даже просто на уголовное преступление
рискнул: или на явную непочтительность перед высшим начальством, или убил кого-нибудь, или изнасиловал и проч.
Это Ахилла сделал уже превзойдя самого
себя, и зато, когда он окончил многолетие, то петь
рискнул только один привычный к его голосу отец Захария, да городской голова: все остальные гости пали на свои места и полулежали на стульях, держась руками за стол или друг за друга.
Поэтому я думаю, что не мог поступить иначе, как поступил, чувствуя, однако, что можно будет обвинить меня в большой ошибке, если бы вздумалось Хаджи-Мурату уйти снова. В службе и в таких запутанных делах трудно, чтобы не сказать невозможно, идти по одной прямой дороге, не
рискуя ошибиться и не принимая на
себя ответственности; но раз что дорога кажется прямою, надо идти по ней, — будь что будет.
Но когда ты знаешь наверное, что ты всякую секунду можешь исчезнуть без малейшей возможности ни для
себя, ни для тех, кого ты вовлечешь в свою ошибку, поправить ее, и знаешь, кроме того, что бы ты ни сделал во внешнем устройстве мира, все это очень скоро и так же наверно, как и ты сам, исчезнет, не оставив следа, то очевидно, что не из-за чего тебе
рисковать такой страшной ошибкой.
Ты, всякую минуту могущий умереть, подписываешь смертный приговор, объявляешь войну, идешь на войну, судишь, мучаешь, обираешь рабочих, роскошествуешь среди нищих и научаешь слабых и верящих тебе людей тому, что это так и должно быть и что в этом обязанность людей,
рискуя тем, что в тот самый момент, как ты сделал это, залетит в тебя бактерия или пуля, и ты захрипишь и умрешь и навеки лишишься возможности исправить, изменить то зло, которое ты сделал другим и, главное,
себе, погубив задаром один раз в целой вечности данную тебе жизнь, не сделав в ней то одно, что ты несомненно должен был сделать.
И вот, однажды, она
рискнула даже взглянуть в окошко… О, ужас! она увидела нового помпадура, который шел по улице, мурлыкая
себе под нос...
И действительно, преданность моя
рисковала подвергнуться страшному искушению: «А что, ежели он и меня кайенский перец глотать заставит!» — думал я, трепеща всеми фибрами души моей (ибо мог ли я поручиться, что физическая моя комплекция выдержит такое испытание?), и я уверен, что если бы вся губерния слышала рассказанный господином вице-губернатором анекдот, то и она невольно спросила бы
себя: «А что, если и меня заставят глотать кайенский перец?»
Но почему же не удовлетворяет? разве мы заговорщики, бунтовщики? разве мы без ума бежим вперед,
рискуя самим
себе сломать голову? разве мы не всецело отдали самих
себя и все помышления наши тому среднему делу, которое, казалось бы, должно отстранить от нас всякое подозрение в превыспренности?
Господин де Пугачев и господин де Тотт имеют, впрочем, то общее, что один изо дня в день плетет
себе веревку из конопли, а другой в любую минуту
рискует получить шелковый шнурок (франц.).].
И работать будешь под строгим контролем. Смотри, Аметистов, ой смотри. Если ты выкинешь какой-нибудь фокус, я, уж так и быть,
рискну всем, а посажу тебя. Ты вздумал меня попугать. Не беспокойся, за меня найдется кому заступиться, а ты… ты слишком много о
себе рассказал.
«Да как вернуться? Того гляди, историю сделает. Нет уж, — размышлял он, переворачивая, по своему обыкновению, каждый вопрос со всех сторон, — нужно иметь над
собою власть и мыкать здесь свое горе. Все же это достойнее, чем не устоять против скуки и опять
рисковать попасться в какую-нибудь гадкую историю».
Жестоким сыновьям старушки зато не было житья: с той самой минуты, как Яков Львович усыновил
себя их матери, они не смели нигде показаться, не
рискуя быть обруганными и даже побитыми.
Скажите опытной кокетке, задавшей
себе задачу пленить человека, чем она скорее хочет
рисковать: тем, чтобы быть в присутствии того, кого она прельщает, изобличенной во лжи, жестокости, даже распутстве, или тем, чтобы показаться при нем в дурно сшитом и некрасивом платье, — всякая всегда предпочтет первое.
Странно во всех делах вел
себя Еремей: созерцателем. Всюду таскался за шайкой, ничему не мешал, но и не содействовал; и даже напивался как-то снисходительно. Но в одном он всех опережал: смотрел, позевывал — и, не ожидая приказу,
рискуя поджечь своих, тащил коробок со спичками и запаливал; и запаливал деловито, с умом и расчетом, раньше принюхавшись к ветру. Если был поблизости народ, то и пошучивал.
Я видел, как при самом начале этого танца все самые тупые лица осклабились и праздные руки бессмысленно зашевелились, а когда девочка разошлась и запрыгала, каждую секунду
рискуя поскользнуться и, в самом счастливом случае, только переломить
себе ногу, публика даже начинала приходить в восторг.
Но, несмотря на сознаваемую им эту невозможность, он долго,
рискуя обратить этим на
себя внимание других баб, стоял за кустом орешника.
На всех поворотах нагромождена была бездна всякого жилецкого хлама, так что чужой, не бывалый человек, попавши на эту лестницу в темное время, принуждаем был по ней с полчаса путешествовать,
рискуя сломать
себе ноги и проклиная вместе с лестницей и знакомых своих, неудобно так поселившихся.
Понимаешь ли ты, какую радикальную реформу мы можем сразу произвести в быте этих несчастных бродяг, ничем не
рискуя, ничего даже с
собою не принося… кроме телеги! кроме простой русской телеги!
Петя летел кувырком, падал на лицо или на голову,
рискуя свихнуть
себе шею.
«Бог вам судья, что вы не исполнили обещания. Боюсь отыскивать тому причины и заставляю
себя думать, что вы не могли поступить иначе. Безнадежность увидеться с вами заставляет меня
рисковать: письмо это посылаю с С… Н… Он добрый и благородный человек, в глубоком значении этого слова. Чтобы не умереть от грусти, я должен с вами видеться. Если пройдет несколько дней и я не увижусь с вами, не ручаюсь, что со мной будет… Я не застрелюсь — нет! Я просто умру с печали… Прощайте, до свиданья».
Я, — а ведь я писатель, следовательно, человек с воображением и фантазией, — я не могу
себе даже представить, как это возможно решиться: за десятки тысяч верст от родины, в городе, полном ненавидящими врагами, ежеминутно
рискуя жизнью, — ведь вас повесят без всякого суда, если вы попадетесь, не так ли? — и вдруг разгуливать в мундире офицера, втесываться без разбора во всякие компании, вести самые рискованные разговоры!
Тон ее вопроса искренний и участливый… Все мои страхи рассеиваются… Я даже нахожу в
себе столько смелости, что
рискую сам над
собой пошутить...
— Это само
собою разумеется! — поклонился тот, вполне соглашаясь со своим гостем. — Но буде вы уйдете из-под ареста, то
рискуете быть арестованным Санкт-Петербургскою явною или тайною полициею. Вам это желательно?
Полоярова все эти дни куда как сильно подмывало с эффектом показать свою особу на публичной эстраде; но… хотя боязнь ареста и поуспокоилась в нем, однако же не настолько еще, чтобы
рискнуть появлением пред публикой, и Полояров к тому же полагал, что уж если он заявит
себя, то должен заявить не иначе как только чему-нибудь сильно «в нос шибательным».
Вспоминалось еще Татьяне, как в тот самый прощальный, майский вечер Хвалынцев, раздумавшись над ее словами, сказал ей, что ее взгляд на серьезное чувство, пожалуй, хорош, да только та беда, что с ним
рискуешь иногда быть очень несчастливым в жизни, если вдруг ошибешься, да полюбишь человека ветреного, увлекающегося, который разлюбит тебя потом, который в каждом смазливом личике будет находить
себе источник чувства или развлечения, — тогда что? спросил он в том разговоре.
И все же я решилась ехать в дом наиба, чтобы повидать старшую тетку Лейлу-Фатьму и погадать у нее,
рискуя навлечь на
себя оскорбления и унижения всей семьи.
— Мой муж, в его семьдесят четыре года, стал легкомыслен, как ребенок… он стал страшно самоуверен, он кидается во все стороны,
рискует, аферирует, не слушает никого и слушает всех… Его окружают разные люди, из которых, положим, иные мне преданы, но у других я преданности
себе найти не могу.
Горданов же был ей, конечно, необходим, потому что, кроме него, она ни на кого не могла положиться в этом трудном деле, за которое, не желая ничем
рисковать, сама взяться не хотела, точно так же, как не намерен был подвергать
себя непосредственному риску и Горданов, предоставивший к завершению всего плана омраченного Жозефа.