Неточные совпадения
Слезши с лошадей, дамы вошли к княгине; я был взволнован и поскакал
в горы
развеять мысли, толпившиеся
в голове моей. Росистый вечер дышал упоительной прохладой. Луна подымалась из-за темных вершин. Каждый шаг моей некованой лошади глухо раздавался
в молчании ущелий; у водопада я напоил коня, жадно вдохнул
в себя раза два свежий воздух южной ночи и пустился
в обратный путь. Я ехал через слободку. Огни начинали угасать
в окнах; часовые на валу крепости и казаки на окрестных пикетах протяжно перекликались…
— Это другая сплетня! — завопил он. — Совсем, совсем не так дело было! Вот уж это-то не так! Это все Катерина Ивановна тогда наврала, потому что ничего не поняла! И совсем я не подбивался к Софье Семеновне! Я просто-запросто
развивал ее, совершенно бескорыстно, стараясь возбудить
в ней протест… Мне только протест и был нужен, да и сама по
себе Софья Семеновна уже не могла оставаться здесь
в нумерах!
Он это видел, гордился своим успехом
в ее любви, и тут же падал, сознаваясь, что, как он ни бился
развивать Веру, давать ей свой свет, но кто-то другой, ее вера, по ее словам, да какой-то поп из молодых, да Райский с своей поэзией, да бабушка с моралью, а еще более — свои глаза, свой слух, тонкое чутье и женские инстинкты, потом воля — поддерживали ее силу и давали ей оружие против его правды, и окрашивали старую, обыкновенную жизнь и правду
в такие здоровые цвета, перед которыми казалась и бледна, и пуста, и фальшива, и холодна — та правда и жизнь, какую он добывал
себе из новых, казалось бы — свежих источников.
Она, изволите видеть, вздумала окончательно
развить, довоспитать такую, как она выражалась, богатую природу и, вероятно, уходила бы ее, наконец, совершенно, если бы, во-первых, недели через две не разочаровалась «вполне» насчет приятельницы своего брата, а во-вторых, если бы не влюбилась
в молодого проезжего студента, с которым тотчас же вступила
в деятельную и жаркую переписку;
в посланиях своих она, как водится, благословляла его на святую и прекрасную жизнь, приносила «всю
себя»
в жертву, требовала одного имени сестры, вдавалась
в описания природы, упоминала о Гете, Шиллере, Беттине и немецкой философии — и довела наконец бедного юношу до мрачного отчаяния.
Теперь, Верочка, эти мысли уж ясно видны
в жизни, и написаны другие книги, другими людьми, которые находят, что эти мысли хороши, но удивительного нет
в них ничего, и теперь, Верочка, эти мысли носятся
в воздухе, как аромат
в полях, когда приходит пора цветов; они повсюду проникают, ты их слышала даже от твоей пьяной матери, говорившей тебе, что надобно жить и почему надобно жить обманом и обиранием; она хотела говорить против твоих мыслей, а сама
развивала твои же мысли; ты их слышала от наглой, испорченной француженки, которая таскает за
собою своего любовника, будто горничную, делает из него все, что хочет, и все-таки, лишь опомнится, находит, что она не имеет своей воли, должна угождать, принуждать
себя, что это очень тяжело, — уж ей ли, кажется, не жить с ее Сергеем, и добрым, и деликатным, и мягким, — а она говорит все-таки: «и даже мне, такой дурной, такие отношения дурны».
В них входят стадионы — эти московские колизеи, где десятки и сотни тысяч здоровой молодежи
развивают свои силы, подготовляют
себя к геройским подвигам и во льдах Арктики, и
в мертвой пустыне Кара-Кумов, и на «Крыше мира», и
в ледниках Кавказа.
Один год пребывания
в пансионе Рыхлинского очень изменил и
развил меня. Мне уже странно было вспоминать
себя во время первого самостоятельного путешествия. Теперь я отлично изучил весь пустырь, все бурьяны, ближайшие улицы и переулки, дорогу к реке…
Эпизод этот залег
в моей памяти каким-то странным противоречием, и порой, глядя, как капитан
развивает перед Каролем какой-нибудь новый план, а тот слушает внимательно и спокойно, — я спрашивал
себя: помнит ли Кароль, или забыл? И если помнит, то винит ли капитана? Или
себя? Или никого не винит, а просто носит
в душе беспредметную горечь и злобу? Ничего нельзя было сказать, глядя на суховатое морщинистое лицо, с колючей искоркой
в глазах и с тонкими губами, сжатыми, точно от ощущения уксуса и желчи…
И дяде Максиму казалось, что он призван к тому, чтобы
развить присущие мальчику задатки, чтоб усилием своей мысли и своего влияния уравновесить несправедливость слепой судьбы, чтобы вместо
себя поставить
в ряды бойцов за дело жизни нового рекрута, на которого без его влияния никто не мог бы рассчитывать.
— Так что же вы говорите, я после этого уж и не понимаю! А знаете ли вы то, что
в Демидовском студенты имеют единственное развлечение для
себя — ходить
в Семеновский трактир и пить там? Большая разница Москва-с, где — превосходный театр, разнообразное общество, множество библиотек, так что, помимо ученья, самая жизнь будет
развивать меня, а потому стеснять вам
в этом случае волю мою и лишать меня, может быть, счастья всей моей будущей жизни — безбожно и жестоко с вашей стороны!
— Дурак! — произнес он, прочитав все до конца, и затем, свернув бумагу и положив ее
себе в карман, велел подавать фаэтон и,
развевая потом своим белым султаном, поехал по городу к m-me Пиколовой.
Он хвалил направление нынешних писателей, направление умное, практическое,
в котором, благодаря бога, не стало капли приторной чувствительности двадцатых годов; радовался вечному истреблению од, ходульных драм, которые своей высокопарной ложью
в каждом здравомыслящем человеке могли только
развивать желчь; радовался, наконец, совершенному изгнанию стихов к ней, к луне, к звездам; похвалил внешнюю блестящую сторону французской литературы и отозвался с уважением об английской — словом, явился
в полном смысле литературным дилетантом и, как можно подозревать, весь рассказ о Сольфини изобрел, желая тем показать молодому литератору свою симпатию к художникам и любовь к искусствам, а вместе с тем намекнуть и на свое знакомство с Пушкиным, великим поэтом и человеком хорошего круга, — Пушкиным, которому, как известно,
в дружбу напрашивались после его смерти не только люди совершенно ему незнакомые, но даже печатные враги его,
в силу той невинной слабости, что всякому маленькому смертному приятно стать поближе к великому человеку и хоть одним лучом его славы осветить
себя.
Александр был избалован, но не испорчен домашнею жизнью. Природа так хорошо создала его, что любовь матери и поклонение окружающих подействовали только на добрые его стороны,
развили, например,
в нем преждевременно сердечные склонности, поселили ко всему доверчивость до излишества. Это же самое, может быть, расшевелило
в нем и самолюбие; но ведь самолюбие само по
себе только форма; все будет зависеть от материала, который вольешь
в нее.
В этой надежде приехал он
в свое место и начал вредить. Вредит год, вредит другой. Народное продовольствие — прекратил, народное здравие — упразднил, письмена — сжег и пепел по ветру
развеял. На третий год стал
себя проверять — что за чудо! — надо бы, по-настоящему, вверенному краю уж процвести, а он даже остепеняться не начинал! Как ошеломил он с первого абцуга обывателей, так с тех пор они распахня рот и ходят…
— Иностранец — он наглый! —
развивал свою мысль Прудентов, — он забрался к
себе в квартиру и думает, что
в неприступную крепость засел. А почему, позвольте спросить? — а потому, сударь, что начальство у них против нашего много к службе равнодушнее: само ни во что не входит и им повадку дает!
Приехал он
в свое место и начал вредить. Вредит год, вредит другой. Народное продовольствие — прекратил, народное здравие — уничтожил, науки — сжег и пепел по ветру
развеял. Только на третий год стал он
себя поверять: надо бы, по-настоящему, вверенному краю уж процвести, а он словно и остепеняться еще не начинал…
Кроме того, ему небезызвестно было, что церковная земля еще не была надлежащим образом отмежевана и что Иудушка не раз, проезжая мимо поповского луга, говаривал: «Ах, хорош лужок!» Поэтому
в светское обращение батюшки примешивалась и немалая доля «страха иудейска», который выражался
в том, что батюшка при свиданиях с Порфирием Владимирычем старался приводить
себя в светлое и радостное настроение, хотя бы и не имел повода таковое ощущать, и когда последний
в разговоре позволял
себе развивать некоторые ереси относительно путей провидения, предбудущей жизни и прочего, то, не одобряя их прямо, видел, однако,
в них не кощунство или богохульство, но лишь свойственное дворянскому званию дерзновение ума.
И вдруг, только что начал он
развивать мысль (к чаю
в этот день был подан теплый, свежеиспеченный хлеб), что хлеб бывает разный: видимый, который мы едими через это тело свое поддерживаем, и невидимый, духовный, который мы вкушаеми тем стяжаем
себе душу, как Евпраксеюшка самым бесцеремонным образом перебила его разглагольствия.
— Это верно, я вам говорю, — пояснил дьякон и, выпив большую рюмку настойки, начал
развивать. — Я вам даже и о
себе скажу. Я во хмелю очень прекрасный, потому что у меня ни озорства, ни мыслей скверных никогда нет; ну, я зато, братцы мои, смерть люблю пьяненький хвастать. Ей-право! И не то чтоб я это делал изнарочно, а так, верно, по природе. Начну такое на
себя сочинять, что после сам не надивлюсь, откуда только у меня эта брехня
в то время берется.
— Ну, нет, братец, ну, нет: ты ошибся. Действительно, Фома ему благодетельствует. Он взял его к
себе в секретари:
в этом и вся его должность. Ну, разумеется, он его
развил, наполнил благородством души, так что он даже,
в некотором отношении, прозрел… Вот видишь, я тебе все расскажу…
Образование отняло у него силу делать пакости, — правда; но оно не дало ему силы противиться пакостям, которые делают другие; оно не
развило в нем даже способности так вести
себя, чтобы оставаться чуждым всему гадкому, что кишит вокруг него.
Сильно поразившая его, после чистого нрава матери, вздорная мелочность дядиной жены,
развила в нем тоже своего рода мелочную придирчивость ко всякой людской мелочи, откуда пошла постоянно сдерживаемая раздражительность, глубокая скорбь о людской порочности
в постоянной борьбе с снисходительностью и любовью к человечеству и, наконец, болезненный разлад с самим
собою, во всем мучительная нерешительность — безволье.
Чтение
развивало в ней страшную впечатлительность, которая обратила на
себя серьезное внимание родных только после следующего случая.
Ощущение непонятной тревоги смущало и раздражало его. Чувство недовольства
собой редко являлось
в нём, но и являясь, никогда не охватывало его сильно и надолго — он умел быстро справляться с ним. Он был уверен, что человек должен понимать свои эмоции и
развивать или уничтожать их, и, когда при нём говорили о таинственной сложности психической жизни человека, он, иронически усмехаясь, называл такие суждения «метафизикой».
Такое сосредоточивание
в себе своих мыслей и ощущений, какого бы они ни были свойства, должно было
развить рассудок девочки несравненно скорее, нежели бы это могло случиться при других обстоятельствах.
Что человек не из
себя развивает понятия, а получает их из внешнего мира, это несомненно доказывается множеством наблюдений над людьми, находившимися
в каких-нибудь; особенных положениях.
Это не совсем верно: Запад знает Рок, уверенно борется с ним и, чувствуя
себя призванным к победе над Роком, постепенно вовлекает
в эту великую боьбу и Восток. Запад рассматривает человека как высшую цель природы и орган, посредством коего она познает самое
себя, бесконечно
развивая все свойства этого органа; для Востока человек сам по
себе не имеет значения и цены.
Так точно Пашинцев (удостоенный автором даже несчастной смерти) расстраивает семейное счастие, принявшись «
развивать» и привязавши к
себе девушку, к которой сам ничего не чувствовал и которая была уже невестой другого; то же самое делает и Ивельев, принадлежащий к самому последнему разряду (
в «Шалости»).
Замечательно странное свойство
В нас суровый наш климат
развил —
Забываем явивших геройство,
Помним тех, кто
себя посрамил...
Человек должен
развивать свои задатки к добру. Провидение не заложило их
в человеке вполне готовыми; это только одни задатки. Сделать самого
себя лучше, обрабатывать
себя — вот
в чем главное дело жизни человека.
В России идеи неокантианства активно пропагандировала и
развивала группа философов, издателей журнала «Логос» (Б.
В. Яковенко, Ф. А. Степун, С. И. Гессен и др.).], Фихте, Гегель, Гартман; Геккель, Фейербах, К. Маркс, Чемберлен — все эти столь далеко расходящиеся между
собою струи германства
в «имманентизме», однако, имеют общую религиозную основу.
Задача твоя: органически
развивать себя из самого
себя, проявлять ту радостную, широкую, безнамеренную жизнь, которую заложила природа
в тебе, как и во всех живых существах.
Лара слегка смешалась, а Форов, вертя
себе толстую папироску, продолжал
развивать, где,
в каких местах обыкновенно всего чаще и всего естественнее бывают вывихи и переломы при падениях с лестниц, и затем добавил, что о вывихе плеча при подобном казусе он слышит первый раз
в жизни.
Привычка видеть
себя заброшенными и никому ни на что не нужными
развивает в них алчную, непомерную зависть, непостижимо возбуждаемую всем на свете, и к тому есть, конечно, свои основания.
Ему даже это как будто понравилось под конец. Натура Серафимы выяснялась перед ним: вся из порыва, когда говорила ее страсть, но
в остальном скорее рассудочная, без твердых правил, без идеала.
В любимой женщине он хотел бы все это
развить. На какой же почве это установить? На хороших книжках? На мышлении? Он и сам не чувствует
в себе такого грунта. Не было у него довольно досуга, чтобы путем чтения или бесед с «умственным» народом выработать
себе кодекс взглядов или верований.
У Некрасова он держал
себя очень тактично, с соблюдением собственного достоинства,
в общий разговор вставлял, кстати, какой-нибудь анекдотический случай из своего прошедшего, но никогда не
развивал идеи, и человек, не знающий, кто он, с трудом бы принял его за радикала-народника, за публициста, которого цензура считала очень опасным, и тогдашнего руководителя такого писателя, как Михайловский.
Для меня как пылкого тогда позитивиста было особенно дорого то, что эта писательница, прежде чем составить
себе имя романистки, так сама
себя развила в философском смысле и сделалась последовательницей учения Огюста Конта. Но я знал уже, когда ехал
в Лондон с письмом к Льюису, что Джордж Элиот — позитивистка из так называемых"верующих", то есть последовательница"Религии человечества", установленной Контом под конец его жизни.
Лично я познакомился с ним впервые на каком-то масленичном пикнике по подписке
в заведении Излера. Он оказался добродушным малым, не без начитанности, с высокими идеалами по части театра и литературы. Как товарища — его любили. Для меня он был типичным представителем николаевской эпохи, когда известные ученики Театрального училища выходили оттуда с искренней любовью к"просвещению"и сами
себя развивали впоследствии.
Весьма вероятно, что поступи я
в «юристы» — это повело бы меня на службу, о чем мечтали и мои домашние, и не позволило бы так долго и по такой обширной программе умственно
развивать себя.
Немец, сын пастора
в приволжской колонии, был ограниченный малый, но добродушный и умел привязать к
себе, влиял всем своим бытовым складом,
развивал рассказами, возбуждая любознательность, давал чувствовать, что такое сохранять достоинство и
в некрасной доле «немца».
—
В Роопе?.. Я там живала… — сказала испуганная и вместе изумленная девица Рабе, потирая
себе пальцами по лбу, как бы
развивая в памяти прошедшее. — Пятое апреля день моего рождения…
— Учиться
в такую жару, да Бог с вами, Николай Леопольдович, вы и
себя измучаете, да и мальчишку моего совсем замучаете. Ребенку надо летом на зиму здоровьем набираться, на солнышке печься, мускулы беганьем
развивать, а он его за книгу. Бросай, Володя, книжки под стол! Кати, брат,
в сад,
в поле!
Знаете, там,
в губернии, наш брат слишком с
собой носится, мнительность, обидчивость
в себе развивает, и разговоры-то ведет все паскудно-субъективного характера.
Я и теперь не желаю
развивать тебя, а прошу только осмотреться и дать
себе ясный отчет, способны ли твой ум и твоя воля на то, чтоб больше не блуждать, а утвердиться хоть
в одном пункте.
Но мне, видно, никогда и ни
в чем нельзя избежать беспрестанных вопросов. Я очень хорошо знаю, что разрешать их я не умею. Я теперь поставила
себя в одинокое положение. Степа перестал быть моим советчиком. Сначала он сам не хотел
развивать меня; а потом во мне закралось недоверие к его мужскому уму. С Лизаветой Петровной рассуждать нельзя. С ней можно только стремиться, желать, бегать, плакать, молиться!..
И они с этим, конечно, ни за что не согласятся — они вам непременно скажут, что они наставляли «вести
себя честно», и они действительно не видят и не понимают зла, какое они делали своим детям, портя их детское чувство и
развивая в них изобретательность — как достать чаю, кофию и сахару.
Тот, кто не призван к строительству жизни, кто выброшен за борт, тот лишен возможности
развить и укрепить
в себе чувство ответственности.