Неточные совпадения
Унылые, поблекшие
Леса полураздетые
Жить начинали вновь,
Стояли по опушечкам
Борзовщики-разбойники,
Стоял помещик сам,
А там, в лесу, выжлятники
Ревели, сорвиголовы,
Варили варом гончие.
Это было в конце февраля. Зима, затруднявшая военные распоряжения, проходила, и наши генералы готовились к дружному содействию. Пугачев все еще
стоял под Оренбургом. Между тем около его отряды соединялись и со всех сторон приближались к злодейскому гнезду. Бунтующие деревни при виде наших войск приходили в повиновение; шайки
разбойников везде бежали от нас, и все предвещало скорое и благополучное окончание.
— А тебе, — сказал он, обращаясь к дворнику, — надо бы унять этих
разбойников, а не смеяться. Ты зачем приставлен здесь? Порядок всякий исправлять. А ты что? Я вот скажу барину-то;
постой, будет тебе!
— Да я пошутил, помилуйте — как вам не стыдно сердиться! Лошадей, вели лошадей, что ты тут
стоишь,
разбойник! — закричал он рассыльному. — Сделайте одолжение, выкушайте чашку чаю с ромом.
«У меня был маленький карманный пистолет; я завел его, когда еще был ребенком, в тот смешной возраст, когда вдруг начинают нравиться истории о дуэлях, о нападениях
разбойников, о том, как и меня вызовут на дуэль и как благородно я буду
стоять под пистолетом.
— Я буду непременно
разбойником, как Окулко, — говорил он, толкая покосившуюся дверку в сени избушки. — Поедет богатый мужик с деньгами, а я его за горло:
стой, глиндра!
Палач выскочил в переднюю, чтобы обругать смельчаков, нарушивших завтрак, но так и остановился в дверях с раскрытым ртом: перед ним
стояли заводские
разбойники Окулко, Челыш и Беспалый. Первая мысль, которая мелькнула в голове Палача, была та, что
разбойники явились убить его, но он сейчас же услышал шептанье собравшегося у крыльца народа.
— Так ты
стоишь на своем, что была с
разбойниками в согласии? — спросил Вихров Лизавету.
— А вы
стоите, что не была? — прибавил он
разбойникам.
Ну, и мир весь за меня
стоял: всякому ведомо, что я в жизнь никого не обидел, исполнял свое крестьянство как следует, — стало быть, не
разбойник и не душегуб был!
— Православные идут! — раздалось между
разбойниками. —
Стойте, братцы, православные к нам на помощь идут!
—
Постоим!
постоим! — закричали все
разбойники в одни голос.
Иоанн в черном стихаре, из-под которого сверкала кольчуга,
стоял с дрожащим посохом в руке, вперив грозные очи в раненого
разбойника. Испуганные слуги держали зажженные свечи. Сквозь разбитое окно виден был пожар. Слобода приходила в движение, вдали гудел набатный колокол.
—
Стойте, други!
стойте, ясные соколы! — закричал он на
разбойников. — Аль глаза вам запорошило? Аль не видите, к нам подмога идет?
—
Стой!
стой! — раздался позади нас отчаянный вопль. —
Стой,
разбойник!
стой, душегубец ты эдакой!..
—
Постой, кровопийца, я тебе покажу!.. — ревел Сила Андроныч, обрабатывая кулаками хрипевшего «ратника». — Ты думаешь, на тебя и суда нет,
разбойник двухголовый?.. Кровь чужую пьешь. Я тебя задушу, палача.
Прошлый раз у вас же покупали грамм — четыре рубля
стоил, а сегодня уже семь.
Разбойники.
— Какие
разбойники!.. Правда, их держит в руках какой-то приходский священник села Кудинова, отец Еремей: без его благословенья они никого не тронут; а он, дай бог ему здоровье!
стоит в том: режь как хочешь поляков и русских изменников, а православных не тронь!.. Да что там такое? Посмотрите-ка, что это Мартьяш уставился?.. Глаз не спускает с ростовской дороги.
— Ах ты голова, голова! То ли теперь время, чтоб хватать
разбойников? Теперь-то им и житье: все их боятся, а ловить их некому. Погляди, какая честь будет этому проезжему: хозяин с него и за
постой не возьмет.
—
Разбойник!.. Постой-ка! Лицо что-то знакомое… Ну, точно так… Позволь спросить: ведь ты, кажется, Юрий Дмитрич Милославский?
— Что ты, боярин! разве мы
разбойники? — сказал Бычура. — Ты православный и
стоишь за наших, а она дочь предателя, еретичка и невеста злодея нашего Гонсевского.
— Ах ты, безмятежный, пострел ты этакой! — тянул он жалобным своим голосом. — Совести в тебе нет,
разбойник!.. Вишь, как избаловался, и страху нет никакого!.. Эк его носит куда! — продолжал он, приостанавливаясь и следя даже с каким-то любопытством за ребенком, который бойко перепрыгивал с одного бугра на другой. — Вона! Вона! Вона!.. О-х, шустер! Куда шустер! Того и смотри, провалится еще, окаянный, в яму — и не вытащишь… Я тебя! О-о, погоди, погоди,
постой, придем на место, я тебя! Все тогда припомню!
Перед ней
стоял разбойник с поднятым кинжалом. Николя первоначально продолжал, ругаясь, отбиваться и старался высвободиться; наконец, начал орать во все горло и кричать...
Под Молоковом и
Разбойником, как под Печкой и Высоким-Камнем, река делает два последовательных оборота, причем бойцы
стоят в углах этих поворотов, и струя бьет прямо на них с бешеной силой.
Беркутов. По-моему, в вашем обществе Меропа Давыдовна должна
стоять выше подозрений. Хорошо общество, где все смотрят друг на друга, как на
разбойников.
— Что? что такое? Французы? Режь их,
разбойников! — Глаза его блистали, волосы
стояли дыбом, и выражение лица его было так ужасно, что Рославлев невольно содрогнулся.
— Тогда я носил мундир, mon cher! А теперь во фраке хочу посибаритничать. Однако ж знаешь ли, мой друг? Хоть я не очень скучаю теперешним моим положением, а все-таки мне было веселее, когда я служил. Почему знать? Может быть, скоро понадобятся офицеры;
стоит нам поссориться с французами… Признаюсь, люблю я этот милый веселый народ; что и говорить, славная нация! А как подумаешь, так надобно с ними порезаться: зазнались,
разбойники! Послушай, Вольдемар: если у нас будет война, я пойду опять в гусары.
И, уже совсем засыпая, Саша увидел призрачно и смутно: как он, Саша, отрекается от отца. Много народу в церкви, нарочно собрались, и священник в черных великопостных одеждах, и Саша
стоит на коленях и говорит: «…Не лобзания Ти дам, яко Iуда, но яко
разбойник исповедую Тя…» Хор запел: «Аминь!»
— Да как же не
стоит? Вы же и есть самое главное. Дело — вздор. Вы же, того-этого, и есть дело. Ведь если из бельэтажа посмотреть, то что я вам предлагаю? Идти в лес, стать, того-этого,
разбойником, убивать, жечь, грабить, — от такой, избави Бог, программы за версту сумасшедшим домом несет, ежели не хуже. А разве я сумасшедший или подлец?
— Как на что? А когда нападут на дом
разбойники… Еще бы не необходимая. Слава тебе господи! теперь я спокоен и не боюсь никого. А отчего? Оттого, что я знаю, что у меня
стоит в коморе ружье.
— Ах,
разбойники! — закричала она, всплеснув руками. — Ну! Ничего! Меняй! — крикнула она решительно, —
стой, позови ко мне банкира!
Марфа Андревна недолго
стояла в своем наблюдательном созерцании:
разбойники ее заметили и сейчас же одним ударом приклада сшибли ее с ног, бросили на пол и тоже завязали ей рот. При ее глазах взламывали ее сундуки, забирали ее добро, вязали все это в узлы и выкидывали за окно прямо на землю или передавали на веревках темным страшным людям, которые, как вороны, сидели на ветвях черной липы и утаскивали все, что им подавали.
— Ну, сажай его! — сказал Никита Федорыч, указывая сотским на Антона. — А вы-то что ж
стоите?.. Садись да бери вожжи; что рты-то разинули!.. Эй вы, старосты, оттащите ее… было ей время напрощаться с своим
разбойником… Отведите ее… Ну!..
— Да, брат… — продолжал землемер. — Не дай бог со мной связаться. Мало того, что
разбойник без рук, без ног останется, но еще и перед судом ответит… Мне все судьи и исправники знакомы. Человек я казенный, нужный… Я вот еду, а начальству известно… так и глядят, чтоб мне кто-нибудь худа не сделал. Везде по дороге за кустиками урядники да сотские понатыканы… По… по…
постой! — заорал вдруг землемер. — Куда же это ты въехал? Куда ты меня везешь?
— А! Так вяжи ж его, ребята! Вяжи его,
разбойника! — закричали что было мочи мужики, уж не на шутку принимаясь комкать Григорья. Тут сила перемогла его: дядя Сысой, Федос и Петруха связали его кушаками, не потерпя даже на этот раз малейшего ущерба, разве только что гречиха первого была решительно вся вымята во время возни, — а она ведь все же чего-нибудь да
стоила, ибо у Сысоя, его жены и детей всего-то было засеяно ею полнивы.
Разбойник. Он сейчас тут
стоял.
Танцевала она, как небесный, скажу вам, ангел, а вы, черти и
разбойники, не
стоите ее мизинца. А впрочем, выпьем.
Что уж тут говорить: сам Иван Фаддеич,
разбойник бы, кажись, так и тот, перед кобылой
стоявши, говорил: «Православные, говорит, христиане, может быть, мне живому из-под кнута не встать, в семидесяти душах человеческих убитых я покаянье сделал, а что, говорит, у генеральши в Богородском не бывал и барина Федора Гаврилыча не знаю».
— Что ты, что ты! — забормотала хозяйка. — Не для себя терпишь, а для ребенка — его-то куда денешь? Ты оставайся ночевать у нас, я тебе в кухне постелю, а то мой опять будет колобродить. А к глазу, на вот, ты пятак приложи — ишь ведь как изуродовал,
разбойник…
Постой, кажись, жилец проснулся…
Разбойники эти стрельцы:
стоят за своих девок горой и никого со стороны не подпускают: в третьем году у одного телеграфиста гитару на куски разломали, а самого чуть струной не удавили.
Разбойник стал оглядываться кругом — что бы ему украсть, увидал большой серебряный подсвечник и думает: «Возьму я эту вещь — она много денег
стоит — и уйду отсюда, а старика убивать не буду». — Так и сделал.
— Лютые! Не жалеете вы души христианской! Замучили всю,
разбойники… Душегубец ты, Степка! Матерь божия накажет тебя!
Постой! Задаром тебе это самое не пройдет! Ты думаешь, что только одна я мучаюсь? И не думай… И ты помучишься…
Последуем и мы за этою картечью, которою Павел Николаевич обстреливает себе позицию, чтобы ничто не
стояло пред прицелами сокрытых орудий его тяжелой артиллерии. Читатель всеусерднейше приглашается отрясти прах от ног своих в гнезде сорока
разбойников и перенестись отсюда на поля, где должен быть подвергнут ожесточениям, и пытке, и позору наш испанский дворянин в его разодранном плаще, и другие наши друзья.
—
Постой!.. Но какой же ты
разбойник, Лара! — отвечал, весело улыбаясь во все лицо и отступя шаг назад, Висленев.
— Да, спасибо ему,
разбойнику, спасибо! Но что же мы
стоим? Иди же, дружочек, садись и расскажи, как ты пришел… Только тихо говори, бедный Андрюша чуть жив.
Вообразил он вереницу богомолок, избушку в лесу с одним окошком, которое ярко светится в потемках; он
стоит перед окошком, просится на ночлег… его пускают и — вдруг он видит
разбойников.
— Да разве можно любить и думать:
стоит или нет? Это уж будет не любовь. Я люблю не так. Если любишь, так все простишь, все поймешь, без рассуждений, сердцем. Знайте это! Вот я вас люблю, вы мне то же сказали, так значит ничего не надо нам скрывать друг от друга. Если бы вы сделались
разбойником, и то бы я вас не разлюбила. Страдала бы за вас, но не перестала бы любить и не бросила.
— Эмма, будь счастлива с Бернгардом, он
стоит тебя, а обо мне забудь совершенно. Остерегайся
разбойника Доннершварца и злого Гримма: они покушаются на тебя…
Выходя из дворца, он был в состоянии человека, который слышит, что за горою режут лучшего его друга. Стоны умирающего под ножом
разбойника доходят до него и отдаются в его сердце; а он не может на помощь — ужасная гора их отделяет. Все, наконец, тихо, все мрачно вокруг него… Или не скорее ль можно сравнить состояние его с состоянием человека, который в припадке безумия зарезал своего друга и, опомнившись,
стоит над ним?
В крике Михаила Аполлоновича было что-то дикое, отчаянное, словно он
стоял под ножом
разбойника и призывал прохожих на помощь.