Неточные совпадения
И тут настала каторга
Корёжскому крестьянину —
До нитки разорил!
А драл… как сам Шалашников!
Да тот был прост; накинется
Со
всей воинской силою,
Подумаешь: убьет!
А деньги сунь, отвалится,
Ни дать ни взять раздувшийся
В собачьем ухе клещ.
У немца — хватка мертвая:
Пока не
пустит по миру,
Не отойдя сосет!
А птичка им в ответ:
«
Все скатерть самобраная
Чинить, стирать, просушивать
Вам будет… Ну,
пусти...
Пастух уж со скотиною
Угнался; за малиною
Ушли подружки в бор,
В полях трудятся пахари,
В лесу стучит топор!»
Управится с горшочками,
Все вымоет,
все выскребет,
Посадит хлебы в печь —
Идет родная матушка,
Не будит —
пуще кутает:
«Спи, милая, касатушка,
Спи, силу запасай!
Как ни просила вотчина,
От должности уволился,
В аренду снял ту мельницу
И стал он
пуще прежнего
Всему народу люб:
Брал за помол по совести.
— Скажи! —
«Идите по лесу,
Против столба тридцатого
Прямехонько версту:
Придете на поляночку,
Стоят на той поляночке
Две старые сосны,
Под этими под соснами
Закопана коробочка.
Добудьте вы ее, —
Коробка та волшебная:
В ней скатерть самобраная,
Когда ни пожелаете,
Накормит, напоит!
Тихонько только молвите:
«Эй! скатерть самобраная!
Попотчуй мужиков!»
По вашему хотению,
По моему велению,
Все явится тотчас.
Теперь —
пустите птенчика...
Пускай рассказ летописца страдает недостатком ярких и осязательных фактов, — это не должно мешать нам признать, что Микаладзе был первый в ряду глуповских градоначальников, который установил драгоценнейший из
всех административных прецедентов — прецедент кроткого и бесскверного славословия.
Сначала он распоряжался довольно деятельно и даже
пустил в дерущихся порядочную струю воды; но когда увидел Домашку, действовавшую в одной рубахе впереди
всех с вилами в руках, то"злопыхательное"сердце его до такой степени воспламенилось, что он мгновенно забыл и о силе данной им присяги, и о цели своего прибытия.
— Только ты это сделай! Да я тебя… и черепки-то твои поганые по ветру
пущу! — задыхался Митька и в ярости полез уж было за вожжами на полати, но вдруг одумался, затрясся
всем телом, повалился на лавку и заревел.
Начались контры; сначала борьба велась глухо, но потом чем дальше, тем разгоралась
все пуще и
пуще.
Как и
все добрые начальники, бригадир допускал эту последнюю идею лишь с прискорбием; но мало-помалу он до того вник в нее, что не только смешал команду с хлебом, но даже начал желать первой
пуще последнего.
Изобразив изложенное выше, я чувствую, что исполнил свой долг добросовестно. Элементы градоначальнического естества столь многочисленны, что, конечно, одному человеку обнять их невозможно. Поэтому и я не хвалюсь, что
все обнял и изъяснил. Но
пускай одни трактуют о градоначальнической строгости, другие — о градоначальническом единомыслии, третьи — о градоначальническом везде-первоприсутствии; я же, рассказав, что знаю о градоначальнической благовидности, утешаю себя тем...
Но в это время
пускали ездоков, и
все разговоры прекратились. Алексей Александрович тоже замолк, и
все поднялись и обратились к реке. Алексей Александрович не интересовался скачками и потому не глядел на скакавших, а рассеянно стал обводить зрителей усталыми глазами. Взгляд его остановился на Анне.
«
Пустили! Скачут!» послышалось со
всех сторон после тишины ожидания.
Титулярный советник с колбасиками начинает таять, но желает тоже выразить свои чувства и как только он начинает выражать их, так начинает горячиться и говорить грубости, и опять я должен
пускать в ход
все свои дипломатические таланты.
— Я не об вас, совсем не об вас говорю. Вы совершенство. Да, да, я знаю, что вы
все совершенство; но что же делать, что я дурная? Этого бы не было, если б я не была дурная. Так
пускай я буду какая есть, но не буду притворяться. Что мне зa дело до Анны Павловны!
Пускай они живут как хотят, и я как хочу. Я не могу быть другою… И
всё это не то, не то!..
Опять я
пускаю в ход дипломацию, и опять, как только надо заключить
всё дело, мой титулярный советник горячится, краснеет, колбасики поднимаются, и опять я разливаюсь в дипломатических тонкостях.
― Я думаю, что выслать его за границу
всё равно, что наказать щуку,
пустив ее в воду, ― сказал Левин. Уже потом он вспомнил, что эта, как будто выдаваемая им за свою, мысль, услышанная им от знакомого, была из басни Крылова и что знакомый повторил эту мысль из фельетона газеты.
Позовите
всех этих тютьков (так князь называл московских молодых людей), позовите тапера, и
пускай пляшут, а не так, как нынче, — женишков, и сводить.
Все узнали, что приехала барыня, и что Капитоныч
пустил ее, и что она теперь в детской, а между тем барин всегда в девятом часу сам заходит в детскую, и
все понимали, что встреча супругов невозможна и что надо помешать ей.
— «Правда!», — сказал я, и мы
пустили лошадей во
весь дух.
— Послушай, Казбич, — говорил, ласкаясь к нему, Азамат, — ты добрый человек, ты храбрый джигит, а мой отец боится русских и не
пускает меня в горы; отдай мне свою лошадь, и я сделаю
все, что ты хочешь, украду для тебя у отца лучшую его винтовку или шашку, что только пожелаешь, — а шашка его настоящая гурда [Гурда — сорт стали, название лучших кавказских клинков.] приложи лезвием к руке, сама в тело вопьется; а кольчуга — такая, как твоя, нипочем.
— Да чтобы с одного боку она, понимаешь — зарумянилась бы, а с другого
пусти ее полегче. Да исподку-то, исподку-то, понимаешь, пропеки ее так, чтобы рассыпáлась, чтобы
всю ее проняло, знаешь, соком, чтобы и не услышал ее во рту — как снег бы растаяла.
— Как не узнать, ведь я вас не впервой вижу, — сказал швейцар. — Да вас-то именно одних и не велено
пускать, других
всех можно.
По причине толщины, он уже не мог ни в каком случае потонуть и как бы ни кувыркался, желая нырнуть, вода бы его
все выносила наверх; и если бы село к нему на спину еще двое человек, он бы, как упрямый пузырь, остался с ними на верхушке воды, слегка только под ними покряхтывал да
пускал носом и ртом пузыри.
Бог их знает какого нет еще! и жесткий, и мягкий, и даже совсем томный, или, как иные говорят, в неге, или без неги, но
пуще, нежели в неге — так вот зацепит за сердце, да и поведет по
всей душе, как будто смычком.
Так и Чичикову заметилось
все в тот вечер: и эта малая, неприхотливо убранная комнатка, и добродушное выраженье, воцарившееся в лице хозяина, и поданная Платонову трубка с янтарным мундштуком, и дым, который он стал
пускать в толстую морду Ярбу, и фырканье Ярба, и смех миловидной хозяйки, прерываемый словами: «Полно, не мучь его», — и веселые свечки, и сверчок в углу, и стеклянная дверь, и весенняя ночь, которая оттоле на них глядела, облокотясь на вершины дерев, из чащи которых высвистывали весенние соловьи.
Но дамы, кажется, не хотели оставить его так скоро; каждая внутренне решилась употребить всевозможные орудия, столь опасные для сердец наших, и
пустить в ход
все, что было лучшего.
Ноздрев был среди их совершенно как отец среди семейства;
все они, тут же
пустивши вверх хвосты, зовомые у собачеев прави́лами, полетели прямо навстречу гостям и стали с ними здороваться.
Слова ли Чичикова были на этот раз так убедительны, или же расположение духа у Андрея Ивановича было как-то особенно настроено к откровенности, — он вздохнул и сказал,
пустивши кверху трубочный дым: «На
все нужно родиться счастливцем, Павел Иванович», — и рассказал
все, как было,
всю историю знакомства с генералом и разрыв.
Но нет: я думаю, ты
все был бы тот же, хотя бы даже воспитали тебя по моде,
пустили бы в ход и жил бы ты в Петербурге, а не в захолустье.
Он слушал Ленского с улыбкой.
Поэта пылкий разговор,
И ум, еще в сужденьях зыбкой,
И вечно вдохновенный взор, —
Онегину
всё было ново;
Он охладительное слово
В устах старался удержать
И думал: глупо мне мешать
Его минутному блаженству;
И без меня пора придет,
Пускай покамест он живет
Да верит мира совершенству;
Простим горячке юных лет
И юный жар и юный бред.
Что было следствием свиданья?
Увы, не трудно угадать!
Любви безумные страданья
Не перестали волновать
Младой души, печали жадной;
Нет,
пуще страстью безотрадной
Татьяна бедная горит;
Ее постели сон бежит;
Здоровье, жизни цвет и сладость,
Улыбка, девственный покой,
Пропало
всё, что звук пустой,
И меркнет милой Тани младость:
Так одевает бури тень
Едва рождающийся день.
И поделом: в разборе строгом,
На тайный суд себя призвав,
Он обвинял себя во многом:
Во-первых, он уж был неправ,
Что над любовью робкой, нежной
Так подшутил вечор небрежно.
А во-вторых:
пускай поэт
Дурачится; в осьмнадцать лет
Оно простительно. Евгений,
Всем сердцем юношу любя,
Был должен оказать себя
Не мячиком предрассуждений,
Не пылким мальчиком, бойцом,
Но мужем с честью и с умом.
Вдруг Жиран завыл и рванулся с такой силой, что я чуть было не упал. Я оглянулся. На опушке леса, приложив одно ухо и приподняв другое, перепрыгивал заяц. Кровь ударила мне в голову, и я
все забыл в эту минуту: закричал что-то неистовым голосом,
пустил собаку и бросился бежать. Но не успел я этого сделать, как уже стал раскаиваться: заяц присел, сделал прыжок и больше я его не видал.
—
Пустите меня, я сам! курточку разорвете! — кричала несчастная жертва. Но эти крики отчаяния еще более воодушевляли нас; мы помирали со смеху; зеленая курточка трещала на
всех швах.
Атукнул на него опытный охотник — и он понесся,
пустив прямой чертой по воздуху свои ноги,
весь покосившись набок
всем телом, взрывая снег и десять раз выпереживая самого зайца в жару своего бега.
Теперь уже
все хотели в поход, и старые и молодые;
все, с совета
всех старшин, куренных, кошевого и с воли
всего запорожского войска, положили идти прямо на Польшу, отмстить за
все зло и посрамленье веры и козацкой славы, набрать добычи с городов, зажечь пожар по деревням и хлебам,
пустить далеко по степи о себе славу.
И как только хорунжего слуги
пустили меня, я побежал на воеводин двор продавать жемчуг и расспросил
все у служанки-татарки.
А ляшские тела, увязавши как попало десятками к хвостам диких коней,
пустили их по
всему полю и долго потом гнались за ними и хлестали их по бокам.
Я, конечно,
все свалил на свою судьбу, прикинулся алчущим и жаждущим света и, наконец,
пустил в ход величайшее и незыблемое средство к покорению женского сердца, средство, которое никогда и никого не обманет и которое действует решительно на
всех до единой, без всякого исключения.
— Будем ценить-с. Ну так вот, брат, чтобы лишнего не говорить, я хотел сначала здесь электрическую струю повсеместно
пустить, так чтобы
все предрассудки в здешней местности разом искоренить; но Пашенька победила. Я, брат, никак и не ожидал, чтоб она была такая… авенантненькая [Авенантненькая — приятная, привлекательная (от фр. avenant).]… а? Как ты думаешь?
— Садись,
всех довезу! — опять кричит Миколка, прыгая первый в телегу, берет вожжи и становится на передке во
весь рост. — Гнедой даве с Матвеем ушел, — кричит он с телеги, — а кобыленка этта, братцы, только сердце мое надрывает: так бы, кажись, ее и убил, даром хлеб ест. Говорю, садись! Вскачь
пущу! Вскачь пойдет! — И он берет в руки кнут, с наслаждением готовясь сечь савраску.
Вернее же
всего, где-нибудь напоили и обманули… в первый раз… понимаете? да так и
пустили на улицу.
— Батюшки! — причитал кучер, — как тут усмотреть! Коли б я гнал али б не кричал ему, а то ехал не поспешно, равномерно.
Все видели: люди ложь, и я то ж. Пьяный свечки не поставит — известно!.. Вижу его, улицу переходит, шатается, чуть не валится, — крикнул одноважды, да в другой, да в третий, да и придержал лошадей; а он прямехонько им под ноги так и пал! Уж нарочно, что ль, он аль уж очень был нетверез… Лошади-то молодые, пужливые, — дернули, а он вскричал — они
пуще… вот и беда.
Пуще же
всего тщеславие, гордость и тщеславие, а впрочем, бог его знает, может, и при хороших наклонностях…
Хотел было я ему, как узнал это
все, так, для очистки совести, тоже струю
пустить, да на ту пору у нас с Пашенькой гармония вышла, и я повелел это дело
все прекратить, в самом то есть источнике, поручившись, что ты заплатишь.
Борис. Кабы я один, так бы ничего! Я бы бросил
все да уехал. А то сестру жаль. Он было и ее выписывал, да матушкины родные не
пустили, написали, что больна. Какова бы ей здесь жизнь была — и представить страшно.
Пускай меня отъявят старовером,
Но хуже для меня наш Север во сто крат
С тех пор, как отдал
всё в обмен на новый лад —
И нравы, и язык, и старину святую,
И величавую одежду на другую
По шутовскому образцу...
Все умудрились не по ле́там,
А
пуще дочери, да сами добряки.
— Воспитание? — подхватил Базаров. — Всякий человек сам себя воспитать должен — ну хоть как я, например… А что касается до времени — отчего я от него зависеть буду?
Пускай же лучше оно зависит от меня. Нет, брат, это
все распущенность, пустота! И что за таинственные отношения между мужчиной и женщиной? Мы, физиологи, знаем, какие это отношения. Ты проштудируй-ка анатомию глаза: откуда тут взяться, как ты говоришь, загадочному взгляду? Это
все романтизм, чепуха, гниль, художество. Пойдем лучше смотреть жука.