Неточные совпадения
Когда Самгин проснулся, разбуженный железным громом, поручика уже не было в комнате. Гремела артиллерия,
проезжая рысью
по булыжнику мостовой, с громом железа как будто спорил звон колоколов, настолько мощный, что казалось — он волнует воздух даже в комнате. За кофе следователь объяснил, что в
городе назначен смотр артиллерии, прибывшей из Петрограда, а звонят, потому что — воскресенье, церкви зовут к поздней обедне.
Любила, чтоб к ней губернатор изредка заехал с визитом, чтобы приезжее из Петербурга важное или замечательное лицо непременно побывало у ней и вице-губернаторша подошла, а не она к ней, после обедни в церкви поздороваться, чтоб, когда едет
по городу, ни один встречный не
проехал и не прошел, не поклонясь ей, чтобы купцы засуетились и бросили прочих покупателей, когда она явится в лавку, чтоб никогда никто не сказал о ней дурного слова, чтобы дома все ее слушались, до того чтоб кучера никогда не курили трубки ночью, особенно на сеновале, и чтоб Тараска не напивался пьян, даже когда они могли бы делать это так, чтоб она не узнала.
Это было более торжественное шествие бабушки
по городу. Не было человека, который бы не поклонился ей. С иными она останавливалась поговорить. Она называла внуку всякого встречного, объясняла,
проезжая мимо домов, кто живет и как, — все это бегло, на ходу.
По Лене живут все русские поселенцы и, кроме того, много якутов: оттого все русские и здесь говорят по-якутски, даже между собою. Все их сношения ограничиваются якутами да редкими
проезжими. Летом они занимаются хлебопашеством, сеют рожь и ячмень, больше для своего употребления, потому что сбывать некуда. Те, которые живут выше
по Лене, могут сплавлять свои избытки
по реке на золотые прииски, находящиеся между
городами Киренском и Олекмой.
Я узнал от смотрителя, однако ж, немного: он добавил, что там есть один каменный дом, а прочие деревянные; что есть продажа вина; что господа все хорошие и купечество знатное; что зимой живут в
городе, а летом на заимках (дачах), под камнем, «то есть камня никакого нет, — сказал он, — это только так называется»; что
проезжих бывает мало-мало; что если мне надо ехать дальше, то чтоб я спешил, а то
по Лене осенью ехать нельзя, а берегом худо и т. п.
Посьет видел, как два всадника, возвращаясь из
города в лагерь,
проехали по земле, отведенной для прогулок англичанам, и как английский офицер с «Спартана» поколотил их обоих палкой за это, так что один свалился с лошади.
Мы въехали в
город с другой стороны; там уж кое-где зажигали фонари: начинались сумерки. Китайские лавки сияли цветными огнями. В полумраке двигалась
по тротуарам толпа гуляющих;
по мостовой мчались коляски. Мы опять через мост поехали к крепости, но на мосту была такая теснота от экипажей, такая толкотня между пешеходами, что я ждал минут пять в линии колясок, пока можно было
проехать. Наконец мы высвободились из толпы и мимо крепостной стены приехали на гласис и вмешались в ряды экипажей.
Ведь он
проехал по всему
городу с этим Нагибиным,
проехал среди белого дня, все его, наверно, видели?!
Через год после того, как пропал Рахметов, один из знакомых Кирсанова встретил в вагоне,
по дороге из Вены в Мюнхен, молодого человека, русского, который говорил, что объехал славянские земли, везде сближался со всеми классами, в каждой земле оставался постольку, чтобы достаточно узнать понятия, нравы, образ жизни, бытовые учреждения, степень благосостояния всех главных составных частей населения, жил для этого и в
городах и в селах, ходил пешком из деревни в деревню, потом точно так же познакомился с румынами и венграми, объехал и обошел северную Германию, оттуда пробрался опять к югу, в немецкие провинции Австрии, теперь едет в Баварию, оттуда в Швейцарию, через Вюртемберг и Баден во Францию, которую объедет и обойдет точно так же, оттуда за тем же
проедет в Англию и на это употребит еще год; если останется из этого года время, он посмотрит и на испанцев, и на итальянцев, если же не останется времени — так и быть, потому что это не так «нужно», а те земли осмотреть «нужно» — зачем же? — «для соображений»; а что через год во всяком случае ему «нужно» быть уже в Северо — Американских штатах, изучить которые более «нужно» ему, чем какую-нибудь другую землю, и там он останется долго, может быть, более года, а может быть, и навсегда, если он там найдет себе дело, но вероятнее, что года через три он возвратится в Россию, потому что, кажется, в России, не теперь, а тогда, года через три — четыре, «нужно» будет ему быть.
Полицмейстеры скакали взад и вперед с казаками и жандармами, сам князь Голицын с адъютантами
проехал верхом
по городу.
Действительно, на войне не до бань, а той компании, с которой я мотался верхом
по диким аулам, в
город и носа показывать нельзя было. В Баку было не до бань, а Тифлис мы
проехали мимо.
По городу грянула весть, что крест посадили в кутузку. У полиции весь день собирались толпы народа. В костеле женщины составили совет, не допустили туда полицмейстера, и после полудня женская толпа, все в глубоком трауре, двинулась к губернатору. Небольшой одноэтажный губернаторский дом на Киевской улице оказался в осаде. Отец,
проезжая мимо, видел эту толпу и седого старого полицмейстера, стоявшего на ступенях крыльца и уговаривавшего дам разойтись.
Когда я глядел на деревни и
города, которые мы
проезжали, в которых в каждом доме жило,
по крайней мере, такое же семейство, как наше, на женщин, детей, которые с минутным любопытством смотрели на экипаж и навсегда исчезали из глаз, на лавочников, мужиков, которые не только не кланялись нам, как я привык видеть это в Петровском, но не удостоивали нас даже взглядом, мне в первый раз пришел в голову вопрос: что же их может занимать, ежели они нисколько не заботятся о нас? и из этого вопроса возникли другие: как и чем они живут, как воспитывают своих детей, учат ли их, пускают ли играть, как наказывают? и т. д.
На обратном пути они еще более настреляли дичи. Собака
по росе удивительно чутко шла, и на каждом почти шагу она делала стойку. Живин до того стрелял, что у него глаза даже налились кровью от внимательного гляденья вдаль.
Проехав снова
по озеру на лодке, они у
города предположили разойтись.
Чтобы убедиться в этом, достаточно
проехать по коммерческому тракту, издревле существующему между
городами и уездами: Глазовским и Нолинским, и потом прокатиться но почтовому тракту, соединяющему губернский
город Вятку с тем же Глазовом.
В
городе была полная паника, люди боялись говорить друг с другом, ставни всех окон на улицу были закрыты.
По пустынным улицам ходили отряды солдат и тихо
проезжали под конвоем кареты с завешенными окнами.
Собственно, дорогой путники не были особенно утомлены, так как
проехали всего только несколько миль от Гарца,
по которому Егор Егорыч, в воспоминание своих прежних юношеских поездок в эти горы, провез Сусанну Николаевну, а потом прибыл с нею в Геттинген, желая показать Сусанне Николаевне университетский
город; кроме того, она и сама, так много слышавшая от gnadige Frau о Геттингене, хотела побывать в нем.
По окончании обеда Мартын Степаныч и Аггей Никитич сейчас же отправились в путь.
Проехать им вместе приходилось всего только верст пятнадцать до первого уездного
города, откуда Пилецкий должен был направиться
по петербургскому тракту, а Аггей Никитич остаться в самом
городе для обревизования почтовой конторы. Но, как ни кратко было время этого переезда, Аггей Никитич, томимый жаждой просвещения, решился воспользоваться случаем и снова заговорил с Мартыном Степанычем о трактате Марфина.
Сенатор сел с ней рядом, и лошади понесли их
по гладким улицам губернского
города. Когда они
проезжали невдалеке от губернаторского дома, то Клавская, все время закрывавшая себе муфтой лицо от холода, проговорила негромко...
В полдень обыкновенно исправник
проезжал на паре
по улице; это он ехал из своего подгородного имения в полицейское правление, но Ивану Дмитричу казалось каждый раз, что он едет слишком быстро и с каким-то особенным выражением: очевидно, спешит объявить, что в
городе проявился очень важный преступник.
Ко всем зыбинским забавам следует присовокупить их 5-ти верстное катанье
по льду до Мценска. Самому мне с Андреем Карповичем приходилось не раз кататься на одиночке или парой в
городе с кучером Никифором, который,
проезжая мимо гауптвахты, часто раскланивался с кем-то, стоявшим за сошками в грязном овчинном полушубке. На вопрос — «кто это?» Никифор отвечал: «Да это Борис Антонович Овсянников, бывший папашин секретарь, что теперь под судом».
И поныне
проезжий по проселкам и уездным
городам, не желающий ограничиваться прихваченною с собой закуской, вынужден брать повара, так как никаких гостиниц на пути нет, а стряпне уездных трактиров следует предпочитать сухой хлеб.
Вследствие неудачи я опять пошел
по целым дням бесцельно и тоскливо слоняться
по городу, причем щеголял пестрым бухарским архалуком, купленным мною,
по примеру одного из франтоватых товарищей, у
проезжего татарина.
Много важных и больших
городов я
проехал, не видав их. Благодетельный берлин много мне сокращал пути. Он висел на пассах — рессор тогда не было и качался, точно люлька. Только лишь я в него, тронулись с места, я и засыпаю до ночлега. Мы откатывали в день верст
по пятидесяти.
Если бы
проезжал теперь
по улице кто-нибудь не здешний, живущий в центре
города, то он заметил бы только грязных, пьяных и ругателей, но Анна Акимовна, жившая с детства в этих краях, узнавала теперь в толпе то своего покойного отца, то мать, то дядю.
За первой неудачей последовали дальнейшие. Два раза якуты ловили воров на месте и, связанных, отвозили в
город, провожая их на всякий случай целыми отрядами. Такими же отрядами являлись они иной раз в слободу, представляя в «правление» ясные указания и улики.
Проезжая по улицам мимо татарских домов, якуты держались насмешливо и гордо, посмеиваясь и вызывая.
У него в гостинице и на почте закуплены слуги, чтобы извещать его, когда
по городу проезжает какой-нибудь сановник, генерал внутренней стражи, генерал путей сообщения, ревизующий чиновник не ниже пятого класса.
Поехали.
По городу проезжали, — все она в окна кареты глядит, точно прощается либо знакомых увидеть хочет. А Иванов взял да занавески опустил — окна и закрыл. Забилась она в угол, прижалась и не глядит на нас. А я, признаться, не утерпел-таки: взял за край одну занавеску, будто сам поглядеть хочу, — и открыл так, чтобы ей видно было… Только она и не посмотрела — в уголку сердитая сидит, губы закусила… В кровь, так я себе думал, искусает.
Нижний
город непривлекателен, и наши путешественники были разочарованы,
проезжая по улицам среди маленьких невзрачных малайских домишек, лепившихся один около другого. Зелени мало, если не считать деревьев
по бокам улиц.
— Не знаю, как доложить. Сряжался в дорогу, так говорил, чтоб скоро его не ждали, что ему надо в
город проехать. В духовное правление
по какому-то делу требуют, рассыльный приезжал третьего дня, — сказала матушка попадья.
Торговля не Бог знает какие барыши ей давала, но то было тетке Арине дороже всего, что она каждый день от возвращавшихся с работ из
города сосновских мужиков, а больше того от
проезжих, узнавала вестей
по три короба и тотчас делилась ими с бабами, прибавляя к слухам немало и своих небылиц и каждую быль красным словцом разукрашивая.
И оба пешехода вдруг вздрогнули и бросились в сторону:
по дороге на рысях
проехали два десятка казаков с пиками и нагайками, с головы до ног покрытые снегом. Мужики сняли шапки и поплелись
по тому же направлению, но на полувсходе горы, где стояли хоромы, их опять потревожил конский топот и непривычный мирному сельскому слуху брязг оружия. Это ехали тяжелою рысью высланные из
города шесть жандармов и впереди их старый усатый вахмистр.
Большой красивый
город. Чистые улицы. Бегающие там и тут трамваи. Повсюду военные, повсюду солдаты. Любопытная толпа горожан, снующая
по бульвару и
по тротуарам, несмотря ни на какую погоду. То и дело
проезжают автомобили, приспособленные для раненых. На каждом шагу встречаются здания со значками госпиталей и лазаретов Красного Креста.
А ночью опять катались на тройках и слушали цыган в загородном ресторане. И когда опять
проезжали мимо монастыря, Софья Львовна вспоминала про Олю, и ей становилось жутко от мысли, что для девушек и женщин ее круга нет другого выхода, как не переставая кататься на тройках и лгать или же идти в монастырь, убивать плоть… А на другой день было свидание, и опять Софья Львовна ездила
по городу одна на извозчике и вспоминала про тетю.
По шоссе в порожних телегах ехали мужики. Катя подбежала и стала просить подвезти ее с мешком за плату к поселку, за версту. Первый мужик оглядел ее, ничего не ответил и
проехал мимо. Второй засмеялся, сказал: «двести рублей!» (В то время сто рублей брали до
города, за двадцать верст.)
Теркин кивнул головой, слушая ее; он знал, что мельница ее отца, Ефима Спиридоныча Беспалова, за
городом,
по ту сторону речки, впадающей в Волгу, и даже
проезжал мимо еще в прошлом году. Мельница была водяная, довольно старая, с жилым помещением, на его оценочный глазомер — не могла стоить больше двадцати, много тридцати тысяч.
— Для какого черта, — крикнул он и заходил
по камере, — для какого черта он меня в колодники произвел, этот правоведишка-гнуснец! Что я, за границу, что ли, удеру? На какие деньги? И еще толкуют о поднятии дворянства! Ха-ха! Хорошо поднятие! Возили меня сегодня
по городу в халате, с двумя архаровцами. Да еще умолять пришлось, чтобы позволили в долгушке
проехать! А то бы пешком, между двумя конвойными, чтобы тебе калачик или медяк Христа ради бросили!
В сумерках шел я вверх
по Остроженской улице. Таяло кругом, качались под ногами доски через мутные лужи. Под светлым еще небом черною и тихою казалась мокрая улица; только обращенные к западу стены зданий странно белели, как будто светились каким-то тихим светом. Фонари еще не горели. Стояла тишина, какая опускается в сумерках на самый шумный
город. Неслышно
проехали извозчичьи сани. Как тени, шли прохожие.
В селе Райбуже, как раз против церкви, стоит двухэтажный дом на каменном фундаменте и с железной крышей. В нижнем этаже живет со своей семьей сам хозяин, Филипп Иванов Катин,
по прозванию Дюдя, а в верхнем, где летом бывает очень жарко, а зимою очень холодно, останавливаются
проезжие чиновники, купцы и помещики. Дюдя арендует участки, держит на большой дороге кабак, торгует и дегтем, и мёдом, и скотом, и сороками, и у него уж набралось тысяч восемь, которые лежат в
городе в банке.
Со стороны осаждавших не было ни одного неприязненного действия, они наблюдали только, чтобы ни один воз с провиантом не
проехал в
город, и, таким образом, осажденные, кроме наступившего голода, не терпели никаких беспокойств, расхаживали
по своим стенам, изредка стреляли из пищалей и, сменясь с караула, возвращались к своим домашним работам.
Итальянцы — народ, как известно, очень впечатлительный, с восторгом приветствовали эти трофеи. На улицах толпилось множество народа, до которого и дошло известие о приближении к
городу самого «непобедимого Суворова». Толпы ринулись за
город и положительно запрудили всю дорогу,
по которой должен был
проезжать великий русский полководец.
С грохотом то и дело
по улицам
проезжали телеги, наполненные страшным грузом — почерневшими мертвыми телами. Телеги сопровождались людьми, одетыми в странную вощеную или смоленую одежду, с такими же остроконечными капюшонами на головах и в масках, из-под которых сверкали в большинстве случаев злобные глаза. Телеги медленно ехали
по городу, направляясь к заставам, куда вывозили мертвецов — жертв уже с месяц как наступившего в Москве сильного мора.
Первый,
по его словам,
проезжал Семипалатинск как раз в то время, когда под этим
городом были убиты крестьянами три японских шпиона.
Что ж, папаша мой, Губарев, патенту за лабаз не платит, пар у него свинячий заместо души, зад у него липовый, что ли, чтобы он не смел
по городу с легким колокольчиком
проехать?
До этого дня он, действительно, скрывался у своих друзей, панов и ксендзов, но, получив тайное известие, что один из членов жонда, подозреваемый в измене, должен
проезжать из
города по дороге через лес сторожевой горы, стал со своей шайкой тут поджидать его.
Одни говорят, что был какой-то инженер Батавин, трудившийся над исправлением этого спуска и давший ему свое имя; а другие думают, что такого инженера не было, а что был разбойник Батавин, который
проезжал по этому спуску с своею отчаянною ватагой; но которое из этих двух сведений вероятнее, в Старом
Городе никто не может объяснить и поныне.