Неточные совпадения
Я готов на все жертвы, кроме этой; двадцать раз жизнь
свою, даже
честь поставлю на карту… но свободы моей не
продам.
— Доложите пославшим вас, что мочалка
чести своей не продает-с! — вскричал он, простирая на воздух руку. Затем быстро повернулся и бросился бежать; но он не пробежал и пяти шагов, как, весь повернувшись опять, вдруг сделал Алеше ручкой. Но и опять, не пробежав пяти шагов, он в последний уже раз обернулся, на этот раз без искривленного смеха в лице, а напротив, все оно сотрясалось слезами. Плачущею, срывающеюся, захлебывающеюся скороговоркой прокричал он...
Прежний домик
свой она
продала и теперь проживала с матерью
почти в избе, а больной,
почти умирающий Смердяков, с самой смерти Федора Павловича поселился у них.
Он
почитал за грех
продавать хлеб — Божий дар, и в 40-м году, во время общего голода и страшной дороговизны, роздал окрестным помещикам и мужикам весь
свой запас; они ему на следующий год с благодарностью взнесли
свой долг натурой.
Тогда он отправился в уездный город и с изумлением,
почти дошедшим до параличного удара, узнал, что он сам, вместе с «Мыском»,
продал Антошке четыре десятины
своего лучшего луга по Вопле…
"Проявился в моем стане купец 1-й гильдии Осип Иванов Дерунов, который собственности не
чтит и в действиях
своих по сему предмету представляется не без опасности. Искусственными мерами понижает он на базарах цену на хлеб и тем вынуждает местных крестьян сбывать
свои продукты за бесценок. И даже на днях, встретив чемезовского помещика (имярек), наглыми и бесстыжими способами вынуждал оного
продать ему
свое имение за самую ничтожную цену.
Несмотря на
почти непреодолимые трудности, он создал из
своего уезда действительный оазис, в котором, после эманципации, ни один помещик не
продал ни пяди занадельной земли, в котором господствовал преимущественно сиротский надел и уже зародились серьезные задатки крупного землевладения.
Неуклонно с тех пор начал он в уплату долга отдавать из
своего жалованья две трети, поселившись для того в крестьянской
почти избушонке и ограничив
свою пищу хлебом, картофелем и кислой капустой. Даже в гостях, когда предлагали ему чаю или трубку, он отвечал басом: «Нет-с; у меня дома этого нет, так зачем уж баловаться?» Из собственной убитой дичи зверолов тоже никогда ничего не ел, но, стараясь
продать как можно подороже, копил только деньгу для кредитора.
В Москве существовала чайная фирма В-го, имевшая огромный оборот. Этого чаю в Москве
почти не
продавали, но он имел широкое распространение в западных и южных губерниях. Были города, особенно уездные, где другого чаю и достать нельзя было. Фирма рассылала по всем этим торговцам чай через
своих комиссионеров, которые оставляли товар в кредит, делая огромную скидку, какой не могли делать крупнейшие московские фирмы — Поповы, Перловы, Филипповы, Губкины.
«Здесь», однако, было вовсе не так хорошо. Он ничего не хотел знать из ее затруднений; голова его была полна одними фантазиями.
Свою же болезнь он считал чем-то мимолетным, пустяками, и не думал о ней вовсе, а думал только о том, как они пойдут и станут
продавать «эти книжки». Он просил ее
почитать ему Евангелие.
Почти все чиновники забрали вперед жалованье, а иные помещики
продали необходимый скот, и всё только чтобы привезти маркизами
своих барышень и быть никого не хуже.
Платить за эту квартиру Аггей Никитич предположил из
своего кармана и вообще большую часть жалованья издерживать на пани Вибель, а не на домашний обиход, что ему в настоящее время удобно было сделать, ибо Миропа Дмитриевна накануне перед тем уехала в Малороссию, чтобы
продать тамошнее именьице
свое, а потом намеревалась проехать в Москву, чтобы и тут развязаться с
своим домишком, который год от году все более разваливался и не приносил ей
почти никакого дохода.
Приходо-расходчик принес жалованье, но — увы! — его не хватило бы на три волана к платью пани Вибель, так что Аггей Никитич предпринял другое решение: он вознамерился
продать свою пару лошадей. Тогда, конечно, ему не на чем будет ездить в уезд для производства дел. «Ну и черт их дери! — подумал
почти с ожесточением Аггей Никитич. — Стану командировать на эти дела заседателя».
Теперь во флигельке опять поселился Зотушка и занялся разным мастерством: стряпал пряники, клеил какие-то коробочки, делал ребятишкам свистульки — все это
продавал и деньги сполна отдавал матери. «Источник» пригодился семье в самую трудную минуту и
почти один прокармливал семью
своими художествами, потому что Михалко и Архип проживались в Белоглинском без всякого дела и вдобавок пьянствовали.
«На чем же, говорю, он мог прогореть?» — «У него, говорит, более половины состояния в делах Хмурина лопнуло, а потом он и
свое большое колесо не на чистые деньги вел… всему
почесть Сибирю должен: мелким капиталистам — кому тысячу, кому три, кому десять!» — «Вы, говорю, тоже кредитор его?» — «Да-с, говорит, и нам бы очень желалось эти маленькие взыскания наши
продать кому-нибудь в одни руки».
1 Старуха. Говорят, что покойник — прости его господи —
почти всё
свое имение
продал и побочным детям отдал деньги. Есть же люди! И говорят также, будто бы в духовной он написал, чтоб его похороны не стоили больше 100 рублей.
И дома, и в поле, и в сарае я думал о ней, я старался понять тайну молодой, красивой, умной женщины, которая выходит за неинтересного человека,
почти за старика (мужу было больше сорока лет), имеет от него детей, — понять тайну этого неинтересного человека, добряка, простяка, который рассуждает с таким скучным здравомыслием, на балах и вечеринках держится около солидных людей, вялый, ненужный, с покорным, безучастным выражением, точно его привели сюда
продавать, который верит, однако, в
свое право быть счастливым, иметь от нее детей; и я все старался понять, почему она встретилась именно ему, а не мне, и для чего это нужно было, чтобы в нашей жизни произошла такая ужасная ошибка.
Как бы я ни был голоден и оборван, но
чести своей я
продать не могу и всякую попытку купить ее считаю оскорблением моей личности.
Уж он
продал почти все
свои товары и приехал с остальными в Халаф.
Этим же кошкодралам бабы и девки тогда
продавали «
свою девичью красу», то есть
свои волосы, и весьма часто
свою женскую
честь, цена на которую, за обилием предложения, пала до того, что женщины и девочки, иногда самые молоденькие, предлагали себя сами, без особой приплаты, «в придачу к кошке».
Вообще, эти «злющие» бульдоги на своре, этот заряженный револьвер, и ружья, и кинжал, и сабли ясно доказывали, что все эти господа действительно
почитали себя в самой серьезнейшей блокаде и намеревались недешево
продать русским мужикам
свое драгоценное существование, если бы те задумали брать приступом господскую твердыню.
Вот уже около восьми лет, как Тургенев перебрался из Баден-Бадена, где он
продал свою виллу, в Париж. Живет он все там же, где и поселился первоначально, по соседству с Золя, в улице, имеющей
почти такую же внешность, такую же тихую и порядочную, в rue de Douai. Вы подходите к воротам с решеткой. Перед вами двор; налево, весь крытый стеклом, подъезд отеля. Направо павильон привратницы. Двор небольшой, прекрасно вымощенный. Видны и деревья садика. Когда вы спросите у привратницы...
Он знал, что есть такие безнравственные женщины, которые под давлением роковых обстоятельств — среды, дурного воспитания, нужды и т. п. вынуждены бывают
продавать за деньги
свою честь.
— Оговорка эта лишняя, пан, в обществе людей с истинным гонором, — отозвался с заметным неудовольствием Пржшедиловский. — Кто приглашен сюда, конечно, неспособен на роль низкого предателя: он может не соглашаться и не принимать на себя никаких обязательств, противных его убеждениям; но тайну, ему вверенную, не
продаст ценою
своей чести.
Русские войска явились в Германию уже во время войны за австрийское наследство. Испуганный Фридрих поспешил заключить мир с Марией-Терезией до столкновения с ними. Когда, несколько лет спустя, Фридрих начал новую Семилетнюю войну с Австрией и против него вооружилась
почти вся Европа, за исключением Англии, Елизавета Петровна стала во главе союзников. Она говорила, что «
продаст половину
своего платья и бриллианты» для уничтожения
своего заклятого врага.
—
Честь… — повторил он даже вслух, с горькой усмешкой. — Да есть ли у него этот товар…
честь… Конечно, нет, да этот товар и не продается… Они покупают у него не
честь, а бесчестие… Разве самое его рождение не положило на него печать отверженца… Да и нужно ли ему дорожить
честью своего имени, когда самое имя это не его, а куплено за деньги… Самое его имя товар, а если оно товар, то его можно и
продать… И вот находятся покупатели…
Полный брюнет был богатый помещик одной из приволжских губерний, первый раз приехавший в Петербург Петр Александрович Колзаков, а изящный блондин — отставной корнет Аркадий Осипович Хмыров, проживший на
своем веку не одно состояние, и теперь, в ожидании наследства, живущий в кредит, открытый, впрочем, ему
почти везде в широком размере. Сосед Колзакова, по бывшему
своему именью, Хмыров, был с ним приятелем, но несколько лет уже как совершенно потерял его из виду,
продавши имение.