Неточные совпадения
Засим это странное явление, этот съежившийся старичишка
проводил его со двора, после чего велел ворота тот же час запереть, потом обошел кладовые, с тем чтобы осмотреть, на своих ли местах сторожа, которые стояли на всех углах, колотя деревянными лопатками
в пустой бочонок, наместо чугунной доски; после того заглянул
в кухню, где под видом того чтобы попробовать, хорошо ли едят люди, наелся препорядочно щей с кашею и, выбранивши всех до последнего за воровство и дурное поведение, возвратился
в свою комнату.
— Я давненько не вижу гостей, — сказал он, — да, признаться сказать,
в них мало вижу проку.
Завели пренеприличный обычай ездить друг к другу, а
в хозяйстве-то упущения… да и лошадей их корми сеном! Я давно уж отобедал, а
кухня у меня низкая, прескверная, и труба-то совсем развалилась: начнешь топить, еще пожару наделаешь.
Она убежала. Сомовы
отвели Клима
в кухню, чтобы смыть кровь с его разбитого лица; сердито сдвинув брови, вошла Вера Петровна, но тотчас же испуганно крикнула...
Но еще более неприятные полчаса
провел он с Макаровым. Этот явился рано утром, когда Самгин пил кофе, слушая умиленные рассказы Анфимьевны о защитниках баррикады: ночами они посменно грелись у нее
в кухне, старуха поила их чаем и вообще жила с ними
в дружбе.
А там старуха пронесет из амбара
в кухню чашку с мукой да кучу яиц; там повар вдруг выплеснет воду из окошка и обольет Арапку, которая целое утро, не
сводя глаз, смотрит
в окно, ласково виляя хвостом и облизываясь.
Водились за ним, правда, некоторые слабости: он, например, сватался за всех богатых невест
в губернии и, получив отказ от руки и от дому, с сокрушенным сердцем доверял свое горе всем друзьям и знакомым, а родителям невест продолжал посылать
в подарок кислые персики и другие сырые произведения своего сада; любил повторять один и тот же анекдот, который, несмотря на уважение г-на Полутыкина к его достоинствам, решительно никогда никого не смешил; хвалил сочинение Акима Нахимова и повесть Пинну;заикался; называл свою собаку Астрономом; вместо однакоговорил одначеи
завел у себя
в доме французскую
кухню, тайна которой, по понятиям его повара, состояла
в полном изменении естественного вкуса каждого кушанья: мясо у этого искусника отзывалось рыбой, рыба — грибами, макароны — порохом; зато ни одна морковка не попадала
в суп, не приняв вида ромба или трапеции.
Теперь, видите сами, часто должно пролетать время так, что Вера Павловна еще не успеет подняться, чтобы взять ванну (это устроено удобно, стоило порядочных хлопот: надобно было
провести в ее комнату кран от крана и от котла
в кухне; и правду сказать, довольно много дров выходит на эту роскошь, но что ж, это теперь можно было позволить себе? да, очень часто Вера Павловна успевает взять ванну и опять прилечь отдохнуть, понежиться после нее до появления Саши, а часто, даже не чаще ли, так задумывается и заполудремлется, что еще не соберется взять ванну, как Саша уж входит.
За работу Н. И. Струнникову Брокар денег не давал, а только платил за него пятьдесят рублей
в училище и содержал «на всем готовом». А содержал так:
отвел художнику
в сторожке койку пополам с рабочим, — так двое на одной кровати и спали, и кормил вместе со своей прислугой на
кухне. Проработал год Н. И. Струнников и пришел к Брокару...
Иногда бабушка, зазвав его
в кухню, поила чаем, кормила. Как-то раз он спросил: где я? Бабушка позвала меня, но я убежал и спрятался
в дровах. Не мог я подойти к нему, — было нестерпимо стыдно пред ним, и я знал, что бабушке — тоже стыдно. Только однажды говорили мы с нею о Григории:
проводив его за ворота, она шла тихонько по двору и плакала, опустив голову. Я подошел к ней, взял ее руку.
Нюрочке делалось совестно за свое любопытство, и она скрывалась, хотя ее так и тянуло
в кухню, к живым людям. Петр Елисеич половину дня
проводил на фабрике, и Нюрочка ужасно скучала
в это время, потому что оставалась
в доме одна, с глазу на глаз все с тою же Катрей. Сидор Карпыч окончательно переселился
в сарайную, а его комнату временно занимала Катря. Веселая хохлушка тоже заметно изменилась, и Нюрочка несколько раз заставала ее
в слезах.
Когда Катря спускалась
в кухню, Домнушка стороной непременно
сводила разговор на Аграфену Гущину, о которой доходили самые невероятные слухи.
Дело состояло
в том, что с задней стороны, из средины пригорка, бил родник; чувашенин подставил колоду, и как все надворные строения были ниже родника, то он
провел воду, во-первых,
в летнюю
кухню, во-вторых,
в огромное корыто, или выдолбленную колоду, для мытья белья, и в-третьих,
в хлевы, куда загонялся на ночь скот и лошади.
Выпив чаю, Сашенька молча пожала руку Егора, пошла
в кухню, а мать,
провожая ее, вышла за нею.
В кухне Сашенька сказала...
— Правда, что взамен этих неприятностей я пользуюсь и некоторыми удовольствиями, а именно: 1) имею бесплатный вход летом
в Демидов сад, а на масленице и на святой пользуюсь правом хоть целый день
проводить в балаганах Егарева и Малафеева; 2)
в семи трактирах,
в особенности рекомендуемых нашею газетой вниманию почтеннейшей публики, за несоблюдение
в кухнях чистоты и неимение на посуде полуды, я по очереди имею право однажды
в неделю (
в каждом) воспользоваться двумя рюмками водки и порцией селянки; 3) ежедневно имею возможность даром ночевать
в любом из съезжих домов и, наконец, 4) могу беспрепятственно присутствовать
в любой из камер мировых судей при судебном разбирательстве.
Шакир, пугливо оскалив чёрные зубы,
отводит хозяина
в угол
кухни и шепчет там...
Однажды он особенно ясно почувствовал её отдалённость от жизни, знакомой ему: сидел он
в кухне, писал письмо, Шакир
сводил счёт товара, Наталья шила, а Маркуша на полу, у печки, строгал свои палочки и рассказывал Борису о человечьих долях.
Он никогда не держал у себя ни
кухни, ни лошадей, потому что, как выражался, не любил «
заводить у себя нечистоту», и меня и Полю терпел
в своей квартире только по необходимости.
Кредиторы получили свои деньги, а Яков Львович
провел с собою растерявшуюся старушку через крестившуюся и благословлявшую их толпу народа и увез эту свою мать
в дом свой, где поместил ее с дочерью и внучатами и тем посылал блюда с своей
кухни, а самоё нареченную мать сажал с собою за стол
в почетном конце.
— Это, вероятно, зимняя ловушка для мух, — сообразила она, потирая обожженные лапки. — Нет, меня не
проведете… О, я отлично все понимаю!.. Вы хотите сжечь последнюю муху? А я этого совсем не желаю… Тоже вот и плита
в кухне — разве я не понимаю, что это тоже ловушка для мух!..
Как сказали, так и сделали. Настя
провела в сумасшедшем доме две недели, пока Крылушкин окольными дорогами добился до того, что губернатор, во внимание к ходатайству архиерея, велел отправить больную к ее родным. О возвращении ее к Крылушкину не было и речи; дом его был
в расстройстве; на
кухне сидел десятский, обязанный следить за Крылушкиным, а
в шкафе следственного пристава красовалось дело о шарлатанском лечении больных купцом Крылушкиным.
На двенадцатый день после этой ночи, на утренней заре, сыпучей, песчаной тропою, потемневшей от обильной росы, Никита Артамонов шагал с палкой
в руке, с кожаным мешком на горбу, шагал быстро, как бы торопясь поскорее уйти от воспоминаний о том, как родные
провожали его: все они, не проспавшись, собрались
в обеденной комнате, рядом с
кухней, сидели чинно, говорили сдержанно, и было так ясно, что ни у кого из них нет для него ни единого сердечного слова.
Я предложил поставить самовар, он согласно кивнул головой и, видимо, забыв, что полураздет, шлепая босыми ногами по мокрому полу,
отвел меня
в маленькую
кухню. Там, прислонясь спиной к печке, он повторил...
Отворил калитку перед ней и,
проводив глазами белую фигуру ее до поры, пока она не скрылась
в его комнатенке, рядом с
кухней, привратник громко хлопнул створом и, широко расставив ноги, долго смотрел
в землю, покачивая головой.
Яков. Что же, Федор Иваныч, это обида живая! Теперь меня расчесть хочет. Ты, говорит, все колотишь, Фифку забыл и против моего приказания мужиков
в кухню пустил. А вы сами знаете: я ничего знать не знаю! Только сказала мне Татьяна:
проведи в кухню, а я не знаю, по чьему приказу.
Таня. Да Семен писал отцу, а он, отец-то, нынче меня увидал, да сейчас и говорит: избаловался, — про сына-то. Федор Иваныч! (Кланяется.) Будьте мне заместо отца, поговорите с стариком, с Семеновым отцом. Я бы их
в кухню провела, а вы бы зашли, да и поговорили старику.
Барыня. На много ли?.. Федор Иваныч! Принять от него серебро! Вон сейчас! От него всё. Этот человек меня
в гроб
сведет. Вчера чуть-чуть не заморил собачку, которая ничего ему не сделала. Мало ему этого, он же зараженных мужиков вчера
в кухню завел, и опять они здесь. От него всё! Вон, сейчас вон! Расчет, расчет! (Семену.) А если ты себе вперед позволишь шуметь
в моем доме, я тебя, скверного мужика, выучу!
Остался он на станции. Помогал у начальника на
кухне, дрова рубил, двор, платформу мел. Через две недели приехала жена, и поехал Семен на ручной тележке
в свою будку. Будка новая, теплая, дров сколько хочешь; огород маленький от прежних сторожей остался, и земли с полдесятины пахотной по бокам полотна было. Обрадовался Семен; стал думать, как свое хозяйство
заведет, корову, лошадь купит.
Брат Ираклий,
проводив редкого гостя, не утерпел и прокрался через
кухню в странноприимницу, чтобы подсмотреть, что будет делать Половецкий.
В замочную скважину брат Ираклий увидел удивительную вещь. Половецкий распаковал свою котомку, достал куклу и долго ходил с ней по комнате.
Яков
проводил его до станции молча, потом вернулся домой и запряг лошадь, чтобы везти Матвея
в Лимарово. Он решил, что
свезет его
в Лимаровский лес и оставит там на дороге, а потом будет говорить всем, что Матвей ушел
в Веденяпино и не возвращался, и все тогда подумают, что его убили прохожие. Он знал, что этим никого не обманешь, но двигаться, делать что-нибудь, хлопотать было не так мучительно, как сидеть и ждать. Он кликнул Дашутку и вместе с ней повез Матвея. А Аглая осталась убирать
в кухне.
Ему
отвели над
кухней каморку; он устроил ее себе сам, по своему вкусу, соорудил
в ней кровать из дубовых досок на четырех чурбанах — истинно богатырскую кровать; сто пудов можно было положить на нее — не погнулась бы; под кроватью находился дюжий сундук;
в уголку стоял столик такого же крепкого свойства, а возле столика — стул на трех ножках, да такой прочный и приземистый, что сам Герасим бывало поднимет его, уронит и ухмыльнется.
— Об том-то я и говорю. А впрочем, коли ты за границу едешь, так меня держись. Если на себя надеяться будешь — одни извозчики с ума
сведут. А я тамошние порядки наизусть знаю. И что где спросить, и где что поесть, и где гривенничек сунуть — всё знаю. Я как приеду
в гостиницу — сейчас на
кухню и повару полтинничек. Всё покажет. Обер-кельнеру тоже сунуть надо — первому за табльдотом подавать будут.
Теперь все внимание главным образом уделяется шитью меченью, вышиванью, вязанью. Большую часть времени старшеотделенки
проводят в рабочей за белошвейной и портняжной работой;
в прачечной и гладильной — за уборкой белья,
в кухне, где под наблюдением опытной стряпухи пробуют свои силы
в кулинарном искусстве.
В кухне у нее тараканы, грязные мочалки, вонь, и кухарка, когда печет пирог, прежде чем посадить его
в печь, вынимает из своей головы гребенку и
проводит ею борозды на верхней корке; она же, делая пирожные, слюнит изюминки, чтобы они крепче сидели
в тесте.
Черная изба осталась почти такою, как была и десять лет назад; только
в ней понаделали вокруг стен таких столов, как
в кухнях.
В чистые две горницы хозяин не
водил его; сказал, что там он живет с сыном; работники летом спят
в сарае, а зимой
в избе. Теркин посовестился попросить
провести и туда.
В кухне прочистилось; чад унесло; из кухаркиной комнаты, озираясь, вышел робко лавочный мальчик; у него на голове опрокинута опорожненная корзина. Она закрывает ему все лицо, и
в этом для него, по-видимому, есть удобство. Кухарка его
провожает и удерживает еще на минуту у порога; она молча грозит ему пальцем, потом сыплет ему горсть сухого господского компота, и, наконец, приподнимает у него над головою корзинку, берет руками за алые щеки и целует
в губы. При этом оба целующиеся смеются.
После обеда Ваня и Нина слоняются по всем комнатам и томятся. Запрещение ходить
в кухню повергло их
в уныние. Они отказываются от сладостей, капризничают и грубят матери. Когда вечером приходит дядя Петруша, они
отводят его
в сторону и жалуются ему на отца, который хотел бросить котят
в помойку.
Весь вечер они ждут того времени, когда папа усядется играть
в винт и можно будет незаметно
провести Неро
в кухню… Вот, наконец, папа садится за карты, мама хлопочет за самоваром и не видит детей… Наступает счастливый момент.
Вера Семеновна между тем незаметно вышла из залы, прошла через
кухню в сени, где ожидала ее горничная, подкупленная графом Сигизмундом Владиславовичем, которая накинула ей на голову платок, а на плечи тальму и
проводила по двору до ворот.
Кстати, между прочим, нахожу небезынтересным сообщить, как
проводит день Наместник Дальнего Востока, адмирал Алексеев, живущий
в настоящее время
в особом поезде, состоящем из салон-вагона, вагона-кабинета. и спальни, вагона для прислуги и вагона-кухни.
Алексей Парфеныч сперва рвал и метал, но пробившись, как рыба об лед, года два
в Петербурге и потеряв за это время свою жену, он смирился и обратился снова к Синявину, совершившему с ним «коммерческий оборот». Тот милостиво
отвел ему место на
кухне, а сынишку его, Петра, взял мальчиком
в одну из лавок.
Вечером он ушел. Когда перед тем он заглянул
в кухню, тетка стояла на коленях и гладила сухой рукой шелковистую горячую голову. Вытянув ноги, как палки, собака лежала тяжелой и неподвижной, и только наклонившись к самой ее морде, можно было услышать тихие и частые стоны. Глаза ее, совсем посеревшие, устремились на вошедшего, и, когда он осторожно
провел по лбу, стоны сделались явственнее и жалобнее.