Самозванец
1898
XXIV
Беглянка
Назначенный на другой день вечер у полковницы Усовой был чрезвычайно оживлен.
Вера Семеновна была в каком-то возбужденно веселом настроении и вызывала шепот восторга собравшихся ценителей женской красоты.
Капитолина Андреевна была довольна и вечером, и младшей дочерью.
У Екатерины Семеновны была на этот вечер тоже серьезная миссия, порученная ее матерью и графом Стоцким — серьезно увлечь Ивана Корнильевича Алфимова, которого граф Сигизмунд Владиславович всеми правдами и неправдами успел затащить на вечер к полковнице.
Он передал Капитолине Андреевне о попавшем в полное распоряжение молодого человека громадном капитале, а у ней уже текли слюнки в предвкушении знатной добычи.
Она рассыпалась перед графом Стоцким в благодарностях за рекомендацию клиентов и в особенности за дочь, которая, по ее мнению, была близка к осуществлению возлагаемых на нее любящею матерью надежд.
— Век не забуду вам этого, ваше сиятельство, — говорила полковница, — вы положительный волшебник, ведь как вдруг под вашим влиянием развернулась девчонка, любо-дорого глядеть.
Они стояли в глубине залы, из одного угла которой доносился до них громкий смех Веры Семеновны.
Для более наблюдательного и внимательного слушателя в этом смехе было что-то истерическое, но обрадованная поведением дочери мать не заметила этого.
— Погодите хвалить, захвалите. Конец венчает дело… — полушутя, полусерьезно отвечал граф Сигизмунд Владиславович.
— Нет, уж не говорите, вы молодец… Благодарю! Благодарю.
— И мой птенец, кажется, развернулся, — заметил граф Стоцкий, указывая глазами на проходившую парочку: Ивана Корнильевича и нежно опиравшуюся на его руку Екатерину Семеновну.
— Об этом не беспокойтесь… Катя маху не даст… Не таких к рукам прибирала и с руки на руку перебрасывала, — с материнской гордостью заметила Капитолина Андреевна и отошла от графа.
Он посмотрел на часы, затем оглянулся кругом.
Был двенадцатый час в начале, вечер был в полном разгаре.
— Пора! — шепнул он незаметно Вере Семеновне, проходя мимо нее, и отправился в гостиную, где снова уселся около полковницы и начал занимать ее разговором о способе поживиться на счет молодого Алфимова.
Та слушала с восторгом, и перспектива наживы в радужных красках витала перед ее глазами.
Вера Семеновна между тем незаметно вышла из залы, прошла через кухню в сени, где ожидала ее горничная, подкупленная графом Сигизмундом Владиславовичем, которая накинула ей на голову платок, а на плечи тальму и проводила по двору до ворот.
Выйдя из калитки, молодая девушка робко остановилась и огляделась кругом себя.
— Вера Семеновна… вы? — раздался над ее ухом голос.
— Я…
— Едемте…
Она подала Николаю Герасимовичу Савину — то был он — дрожащую руку, и он подвел ее к стоявшей у ворот карете, отпер дверцу, подсадил ее в экипаж, впрыгнул в него сам и крикнул кучеру:
— Пошел!
Карета покатилась.
— Ты со мной!.. Со мной!.. Моя… Навеки… Дорогая моя!.. — взял ее за руки Савин.
— Ты меня защитишь от них, от всех?.. — прошептала она, прижимаясь к нему.
— Тебя добудут они только через мой труп! — отвечал он, наклоняясь к ней ближе.
— Милый!..
— Божество мое!..
В карете раздался звук поцелуя.
— Куда мы едем?
— Ко мне…
— К тебе!..
Карета остановилась у подъезда «Европейской» гостиницы.
Лакей отпер и распахнул дверь занятого утром Николаем Герасимовичем нового помещения.
Оно было все освещено.
В первой же комнате был накрыт стол на два прибора, уставленный всевозможными закусками и деликатесами, в серебряных вазах стояли вина, дно серебряного кофейника лизало синеватое пламя спирта.
Лакей, сняв с прибывших верхнее платье, вышел.
— Ты живешь здесь?.. Как хорошо!.. — с наивным восторгом воскликнула молодая девушка.
— Мы будем жить здесь, — поправил он ее.
— Мы, — повторила она и вдруг обняла его за шею и крепко поцеловала.
Он было схватил ее в свои объятия, но она выскользнула из его рук и бегом побежала в другую комнату, то был ее будуар… Глаза у нее разбежались от туалетных принадлежностей, которые были установлены на изящный столик из перламутра с большим зеркалом в такой же раме; платяной шкаф был отворен, в нем висело несколько изящных платьев и среди них выдавался великолепный пеньюар.
— Это чьи же платья? — наивно спросила она.
— Твои.
— Мои?
— Да, они сделаны совершенно по мерке… Граф Сигизмунд Владиславович недаром спрашивал у тебя адрес твоей портнихи.
— А, помню, так вот для чего… Она стала рассматривать платья.
— А дальше еще комната?
— Да.
— Какая?
— Спальня.
— Спальня?
— Но пойдем, дорогая моя, чего-нибудь покушать, выпить…
— Я ничего не хочу…
— Ну, для меня…
— Для тебя, изволь…
Он снова повел ее в первую комнату, они сели рядом.
Через каких-нибудь пять минут, несмотря на то, что она заявила, что ничего не хочет, Вера Семеновна с аппетитом пробовала все поставленные блюда и пила второй бокал шампанского.
Николай Герасимович был на седьмом небе.
Все дороги ведут в Рим, и все подобные свиданья кончаются одинаково.
Вернемся в квартиру матери влюбленной беглянки.
Исчезновение молодой девушки очень скоро обратило на себя общее внимание.
— Куда скрылась божественная Вера Семеновна?
— Куда исчезла наша царица бала?
— Куда закатилось наше красное солнышко?
Эти сетования дошли до Капитолины Андреевны, занятой разговором с графом Сигизмундом Владиславовичем.
Окончив разговор, она встала и прошлась по залам и гостиным. Граф сопровождал ее.
— На самом деле, куда девалась Вера? — с недоумением сказала она, ни к кому собственно не обращаясь.
— Мы сами недоумеваем… — отвечали ей некоторые из мужчин.
— Вера Семеновна жаловалась мне на головную боль, — заметил граф Стоцкий, — быть может, она прошла к себе.
— Опять за свое принялась… — раздражительно сказала Капитолина Андреевна. — Дурь нашла… каприз… Погодите, я сейчас приведу ее к вам, господа…
Полковница быстро направилась во внутренние комнаты. Граф Стоцкий нагнал ее в коридоре.
— Капитолина Андреевна, на два слова.
— Что такое?
Она проходила мимо желтого кабинета, того самого, в котором граф Стоцкий имел неприятное первое свидание с Кирхофом, тогда еще бывшим Кировым.
— Зайдем сюда…
Капитолина Андреевна и граф Сигизмунд Владиславович вошли в кабинет.
Последний плотно притворил дверь и запер ее на ключ.
— Что такое? Что это значит? — воскликнула полковница.
— Садитесь и выслушайте.
Капитолина Андреевна села, с тревогой смотря на своего собеседника.
Сел и граф.
— Необходимо, чтобы вы вернулись в залу, не заходя к Вере Семеновне, и объявили гостям, что она внезапно заболела.
— Это почему? — воскликнула полковница. — Я ее, мерзкую, заставлю выйти.
— Это невозможно.
— Почему?
— Очень просто, потому что ее здесь нет.
— Как здесь нет? Где же она?
— Это я вам скажу тогда, когда вы дадите мне ее бумаги.
— Вы с ума сошли!
— Как хотите… Идите тогда, ищите ее по дому, объявляйте всем о бегстве вашей дочери… Заявляйте полиции… Впрочем, последнего, я вам делать не советую, для вас полиция нож обоюдоострый. А я, я уйду…
Он двинулся было к двери.
Она вскочила и загородила ему дорогу.
— Отдайте мне дочь! — крикнула она.
— Потише, потише, могут услышать… Меня вы не запугаете.
Он взял ее за руки и почти бросил обратно в кресло.
— Угодно меня слушать или я ухожу?.. — спросил он ее.
— Я слушаю… — покорно отвечала она.
— Ваша дочь, при моем содействии, бежала из дому с одним из моих друзей, в которого она влюблена.
— Это с Савиным!.. — взвизгнула Капитолина Андреевна.
— Хотя бы с Савиным… Это безразлично…
— Но он гол, как сокол… У него француженка содержанка!
— Гол не гол, а денег у него теперь осталось немного… Что касается француженки, то они разошлись, и она уехала вчера из Петербурга.
— Моя дочь ее заменила… Несчастная! — мелодраматично воскликнула полковница.
— Не увлекайтесь материнским чувством, — с иронической улыбкой заметил граф Стоцкий, — ведь вы же и готовили ее, чтобы она кого-нибудь при ком-нибудь заменила, так как ваши избранники все люди пожилые и, конечно, не живут без женшин… Дело только в том, что ее судьбой распорядились не вы, а я… Вы меня не раз называли другом.
— Хорош друг…
— Вы измените ваше мнение, когда дослушаете до конца. Савину она очень понравилась… По моим с ним отношениям я не мог отказать ему в содействии соединить их любящие сердца… Долго их связь не продолжится, а между тем он лучше всякого другого сделает из нее львицу полусвета, и я ручаюсь вам, что старик Алфимов убьет в нее все состояние, из которого, конечно, значительная толика перепадет и нам с вами… С финансовой точки зрения вы не в убытке. Зачем же поднимать скандал…
По мере того, как он говорил, лицо Капитолины Андреевны приобретало постепенно прежнее спокойное выражение, и наконец она даже сказала:
— Если бы это было так…
— Это так и будет… Мы не первый год работаем вместе, и, кажется, никогда мои советы не были вам в ущерб.
— Я и не говорю этого… С первого раза меня это поразило и взволновало… Если вы говорите, что этот ее роман долго не продолжится, то пусть ее позабавится, поиграет в любовь, я ничего не имею, но все же сделаю вид, что сержусь на нее… Когда она вернется, то будет послушнее.
— Умные речи приятно слушать… Значит, давайте мне бумаги и объявите гостям, что она нездорова.
— Ох, боюсь я, как бы она совсем не пропала для меня, ведь мать я, сколько заботы с нею было, расходов…
— Покроем сторицей, говорю вам.
— Я вам верю…
Граф отпер дверь. Они вышли.
Капитолина Андреевна прошла в спальню и через несколько минут вынесла дожидавшемуся ее в коридоре графу Сигизмунду Владиславовичу метрическое свидетельство Веры Семеновны.
— Извините мою девочку… Она и верно расхворалась… Жар, озноб… — объявила через минуту в зале и гостиной полковница.
Все выражали искреннее сожаление.
На другой день утром граф Стоцкий послал Николаю Герасимовичу метрическое свидетельство его новой подруги жизни.
В описываемое нами время метрическое свидетельство заменяло для несовершеннолетних девушек вид на жительство, и полиция свободно прописывала их.
Это только и было нужно Савину для избежания недоразумений с администрацией гостиницы.