Неточные совпадения
«Ах да!» Он опустил голову, и красивое лицо его приняло тоскливое выражение. «Пойти или не пойти?» говорил он себе. И внутренний голос говорил ему, что ходить не надобно, что кроме фальши тут ничего быть не может, что
поправить, починить их отношения невозможно, потому что невозможно сделать ее опять привлекательною и возбуждающею
любовь или его сделать стариком, неспособным любить. Кроме фальши и лжи, ничего не могло выйти теперь; а фальшь и ложь были противны его натуре.
— Охладили уже. Любила одного, а живу — с третьим. Вот вы сказали — «
Любовь и голод
правят миром», нет, голод и
любовью правит. Всякие романы есть, а о нищих романа не написано…
— «
Любовь и голод
правят миром», — напомнил Самгин.
— Он — из тех, которые думают, что миром
правит только голод, что над нами властвует лишь закон борьбы за кусок хлеба и нет места
любви. Материалистам непонятна красота бескорыстного подвига, им смешно святое безумство Дон-Кихота, смешна Прометеева дерзость, украшающая мир.
— Загадочных людей — нет, — их выдумывают писатели для того, чтоб позабавить вас. «
Любовь и голод
правят миром», и мы все выполняем повеления этих двух основных сил. Искусство пытается прикрасить зоологические требования инстинкта пола, наука помогает удовлетворять запросы желудка, вот и — все.
— Я хочу вашей
любви и отдаю вам свою, вот одно «
правило» в
любви —
правило свободного размена, указанное природой.
— Вот где мертвечина и есть, что из природного влечения делают
правила и сковывают себя по рукам и ногам.
Любовь — счастье, данное человеку природой… Это мое мнение…
— Опять «жизни»: вы только и твердите это слово, как будто я мертвая! Я предвижу, что будет дальше, — сказала она, засмеявшись, так что показались прекрасные зубы. — Сейчас дойдем до
правил и потом… до
любви.
— А там совершается торжество этой тряпичной страсти — да, да, эта темная ночь скрыла поэму
любви! — Он презрительно засмеялся. —
Любви! — повторил он. — Марк! блудящий огонь, буян, трактирный либерал! Ах! сестрица, сестрица! уж лучше бы вы придержались одного своего поклонника, — ядовито шептал он, — рослого и красивого Тушина! У того — и леса, и земли, и воды, и лошадьми
правит, как на Олимпийских играх! А этот!
— Это выдумка, сочинение, Вера, поймите хаос ваших «
правил» и «понятий»! Забудьте эти «долги» и согласитесь, что
любовь прежде всего — влечение… иногда неодолимое…
В душе Нехлюдова в этот последний проведенный у тетушек день, когда свежо было воспоминание ночи, поднимались и боролись между собой два чувства: одно — жгучие, чувственные воспоминания животной
любви, хотя и далеко не давшей того, что она обещала, и некоторого самодовольства достигнутой цели; другое — сознание того, что им сделано что-то очень дурное, и что это дурное нужно
поправить, и
поправить не для нее, а для себя.
— Меня?!. Ха-ха!.. Привела меня сюда… ну, одним словом, я прилетел сюда на крыльях
любви, а выражаясь прозой, приехал с Иваном Яковличем. Да-с. Папахен здесь и сразу курсы
поправил. Третью ночь играет и на второй десяток тысяч перевалило.
Говоря о
любви, естественно бы было говорить и о супружестве, о сем священном союзе общества, коего
правила не природа в сердце начертала, но святость коего из начального обществ положения проистекает.
Как-то само собою случилось, что на развалинах тех старинных, насиженных гнезд, где раньше румяные разбитные солдатки и чернобровые сдобные ямские вдовы тайно торговали водкой и свободной
любовью, постепенно стали вырастать открытые публичные дома, разрешенные начальством, руководимые официальным надзором и подчиненные нарочитым суровым
правилам.
Словом, Вихров, я теперь навсегда разочаровалась в ней; не помню, говорила ли я вам, что мои нравственные
правила таковы: любить один раз женщине даже преступной
любовью можно, потому что она неопытна и ее могут обмануть.
Она была совершенный ребенок, но какой-то странный, убежденныйребенок, с твердыми
правилами и с страстной, врожденной
любовью к добру и к справедливости.
Недаром
любовь правит миром, chere maman! [дорогая маменька! (франц.)]
И вот им мое отцовское
правило: на богатой девушке и по
любви должны жениться, хоть теперь же, несмотря на то, что оба еще прапорщики, потому что это своего рода шаг в жизни; на богатой и без
любви, если хотят, пускай женятся, но на бедной и по
любви — никогда!
Петр Иваныч был добр; и если не по
любви к жене, то по чувству справедливости он дал бы бог знает что, чтоб
поправить зло; но как
поправить?
Письмо содержит в себе пылкое признание в
любви, написанное вопреки всем
правилам орфографии.
Такое опасение Катрин, кажется, было по меньшей мере преждевременно, ибо Ченцов пока еще совершенно был поглощен пылкою
любовью своей супруги и потом искренно развлекался забавами Немврода: он охотился с псовой охотой, в которой иногда участвовала очень бойко и смело ездившая верхом Катрин, одетая в амазонку, в круглую мужскую шляпу и с нагайкой в руке; катались также молодые супруги в кабриолете на рысистом бегуне, причем Катрин всегда желала сама
править, и Ченцов, передав ей вожжи, наблюдал только, чтобы лошадь не зарвалась очень; но Катрин управляла ею сильно и умело.
Вместо всяких
правил прежних исповеданий, учение это выставляло только образец внутреннего совершенства, истины и
любви в лице Христа и последствия этого внутреннего совершенства, достигаемого людьми, — внешнего совершенства, предсказанного пророками, — царства божия, при котором все люди разучатся враждовать, будут все научены богом и соединены
любовью и лев будет лежать с ягненком.
Давно собирался я оставить ваш дом, но моя слабость мешала мне, — мешала мне
любовь к вашему сыну; если б я не бежал теперь, я никогда бы не сумел исполнить этот долг, возлагаемый на меня честью. Вы знаете мои
правила: я не мог уж и потому остаться, что считаю унизительным даром есть чужой хлеб и, не трудясь, брать ваши деньги на удовлетворение своих нужд. Итак, вы видите, что мне следовало оставить ваш дом. Расстанемся друзьями и не будем более говорить об этом.
Скажу вкратце, что после опыта
любви, на который потратилось много жизни, и после нескольких векселей, на которые потратилось довольно много состояния, он уехал в чужие края — искать рассеянья, искать впечатлений, занятий и проч., а его мать, слабая и состарившаяся не по летам, поехала в Белое Поле
поправлять бреши, сделанные векселями, да уплачивать годовыми заботами своими минутные увлечения сына, да копить новые деньги, чтоб Володя на чужой стороне ни в чем не нуждался.
— Нет, — повторил он. — Я, Полина, если хотите знать, очень несчастлив. Что делать? Сделал глупость, теперь уже не
поправишь. Надо философски относиться. Она вышла без
любви, глупо, быть может, и по расчету, но не рассуждая, и теперь, очевидно, сознает свою ошибку и страдает. Я вижу. Ночью мы спим, но днем она боится остаться со мной наедине хотя бы пять минут и ищет развлечений, общества. Ей со мной стыдно и страшно.
Кроме того, в пьесе Островского замечаем ошибку против первых и основных
правил всякого поэтического произведения, непростительную даже начинающему автору. Эта ошибка специально называется в драме — «двойственностью интриги»: здесь мы видим не одну
любовь, а две —
любовь Катерины к Борису и
любовь Варвары к Кудряшу. Это хорошо только в легких французских водевилях, а не в серьезной драме, где внимание зрителей никак не должно быть развлекаемо по сторонам.
О вольтерианцах бабушка не полагала никакого своего мнения, потому что неверующие, по ее понятиям, были люди, «у которых смысл жизни потерян», но и масонов она не жаловала, с той точки зрения, чего-де они всё секретничают? Если они
любовь к ближнему имеют, так это дело не запретное: вынь из кармана, подай да иди с богом своею дорогой — вот было ее нехитрое
правило.
— Характер — это самое главное, — говорила она, — а женщина, которая привыкла всем сама
править, от этих мужских занятий становится к
любви неловкая: от домашних счетов да споров в нас чувства грубеют и много мужчинского в характере делается.
Бакин. Вы уж очень разборчивы; чего вы дожидаетесь, какой благодати? Перед вами человек образованный, обеспеченный… Что я не ухаживаю за вами, не говорю нежностей, не объясняюсь в
любви, так это не в моих
правилах. Мы не дети, зачем нам притворяться! Будем говорить как совершеннолетние.
Телятев. Совершенная правда, что не стою; но разве любят только тех, которые стоят? Что ж бы я был за дурак, если бы стал отказываться от вашей
любви и читать вам мораль? Извините, учить вас морали я никак не возьмусь, это мне и не по способностям, и совсем не в моих
правилах. По-моему, чем в женщине меньше нравственности, тем лучше.
Лидия. Довольно бранить. За что? За то, что вы меня любите? За
любовь разве можно бранить? За то, что вы не женились на мне, любя меня? Так ведь это прошло. Этой беды вам
поправить нельзя.
Мать моя вела с ним самую живую переписку, и он должен был оценить ее ум, необыкновенную материнскую
любовь и постоянную к нему дружбу, основанную на уважении к его строгим нравственным
правилам.
Кто ошибается любя, тот всех способней с
любовью ж
поправлять сам ошибки.
— Беатриче, Фиаметта, Лаура, Нинон, — шептал он имена, незнакомые мне, и рассказывал о каких-то влюбленных королях, поэтах, читал французские стихи, отсекая ритмы тонкой, голой до локтя рукою. —
Любовь и голод
правят миром, — слышал я горячий шепот и вспоминал, что эти слова напечатаны под заголовком революционной брошюры «Царь-Голод», это придавало им в моих мыслях особенно веское значение. — Люди ищут забвения, утешения, а не — знания.
Пульхерия Ивановна протянула руку, чтобы погладить ее, но неблагодарная, видно, уже слишком свыклась с хищными котами или набралась романических
правил, что бедность при
любви лучше палат, а коты были голы как соколы; как бы то ни было, она выпрыгнула в окошко, и никто из дворовых не мог поймать ее.
Екатерина преломила обвитый молниями жезл страха, взяла масличную ветвь
любви и не только объявила торжественно, что Владыки земные должны властвовать для блага народного, но всем своим долголетним царствованием утвердила сию вечную истину, которая отныне будет
правилом Российского Трона: ибо Екатерина научила нас рассуждать и любить в порфире добродетель.
Сия утешительная истина в устах Монарших пленяет сердце — и неизмеримая Империя, под скипетром Венценосца, следующего
правилам Екатерины, кажется мне счастливым семейством, управляемым единою волею отца, по непременным законам
любви его.
Где ни раскройте сатирические журналы, везде вам попадется — то насмешка над глупою спесью, то обличение бесчеловечных поступков, то злая выходка против эгоистических расчетов, то внушение
правил человеколюбия, снисходительности к низшим, правдивости перед высшими, честности,
любви к отечеству и пр.
Не знаю, кто из всех, так различно умствующих, был прав, и что еще о
любви скажут вперед; но я, живший в век домине Галушкинского и им руководимый, я любил сходно
правилам и чувствам сего великого педагога.
Нынешнее — или теперешнее, не знаю, как правильнее сказать поколение, уже внуки мои, имея своих Галушкинских в другом формате, то есть костюме, с другими выражениями о тех же понятиях, с другими поступками по прежним
правилам, от них-то, новых реверендиссимов наслушавшись, говорят уже, что
любовь есть приятное занятие, что для него можно пожертвовать свободным получасом; часто необходимость при заботах тяжелых для головы, стакан лимонаду жаждущему, а не в спокойном состоянии находящемуся, недостойная малейшего размышления, не только позволения владеть душою, недостойная и не могущая причинять человеку малейшей досады и тем менее горести.
До сих пор, любезные читатели, вы видели, что
любовь моих героев не выходила из общих
правил всех романов и всякой начинающейся
любви. Но зато впоследствии… о! впоследствии вы увидите и услышите чудные вещи.
Нет, этого нельзя,
Нельзя терпеть! Хоть я не царь Иван,
Но и не Федор также. Против воли
Пришлось быть строгим. Человек не властен
Идти всегда избранным им путем.
Не можем мы предвидеть, что с дороги
Отклонит нас. Решился твердо я
Одной
любовью править; но когда
Держать людей мне невозможно ею —
Им гнев явить и кару я сумею!
«Мой долг, — продолжал он, — предупредить Марью Сергеевну. Но как? Какое право имею я вмешиваться в чужие дела, в чужую
любовь? Почему я знаю, какого рода эта
любовь? Может быть, и в самом Лучкове…» — Нет! нет! — говорил он вслух, с досадой, почти со слезами,
поправляя подушки, — этот человек камень…
Таким образом, Леонид раскрыл предо мною всю семейную драму. Мы долго еще с ним толковали, придумывали различные способы, как бы
поправить дело, и ничего не придумали. Он ушел. Я остался в грустном раздумье. Начинавшаяся в сердце моем
любовь к Лидии Николаевне была сильно поражена мыслию, что она должна выйти замуж, и выйти скоро. Мне сделалось грустно и досадно на Лиду.
Городищев (между тем несколько успокаиваясь). Непростительно, Клементьев, извините, — вы глупец, каких мало. Впрочем это понятно. Искренняя
любовь нерасчетлива, а минуты ожидания кажутся целыми годами, годами пытки. Идите в сад, оставьте меня одного с Агнесою Ростиславовною (тихо), может быть и удастся
поправить вашу ошибку. Не ручаюсь. Дело плохо. Но может быть. — Сидор Иваныч, уведите его.
Рославлев-старший(отнимает у нее колясочку). Нет, уж это мое дело; покуда мы вместе, я буду возить больного;
любовь села на козлы и
правит.
Там хотя и сказано, что не подобает неиспытанному в вере учителем других быть, однако ж прибавлено: «Разве токмо по благодати Божией сие устроится…» А благодать, матушка, по сто двадцать пятому
правилу Карфагенского, не токмо подает знание, что подобает творити, но и
любовь в человека вдыхает да возможет исполнити то, что познает.
До тех пор, пока я не увижу того, чтобы соблюдалось важнейшее
правило Христа —
любовь к врагам, до тех пор я не поверю в то, что те, кто называют себя христианами, действительно христиане.
— Не пойдут, — отвечала Варвара Петровна. — Матери у нее нет, только отец. Сама-то я его не знаю, а сестрица Марьюшка довольно знает — прежде он был ихним алымовским крепостным. Старовер. Да это бы ничего — мало ль староверов на праведном пути пребывает, — человек-от не такой, чтобы к Божьим людям подходил. Ему Бог — карман, вера в наживе. Стропотен и к тому же и лют. Страхом и бичом подвластными
правит. И ни к кому, опричь дочери,
любви нет у него.
— Дай мне докончить. Ты всегда подавляешь меня высотой твоих чувств. Ты и она, — Серафима показала на дверь, — вы оба точно спелись. Она уже успела там, на балконе, начать проповедь: «Вот, Симочка, сам Господь вразумляет тебя…
Любовь свою ты можешь очистить. В благородные
правила Василия Иваныча я верю, он не захочет продолжать жить с тобою… так». И какое ей дело!.. С какого права?..