Неточные совпадения
На другой день, 8-го числа, явились опять, попробовали,
по обыкновению, настоять на угощении завтраком, также на том, чтоб ехать на их шлюпках, но напрасно. Им очень хотелось настоять на этом, конечно затем, чтоб показать
народу, что мы не едем сами, а нас везут, словом, что чужие в Японии
воли не имеют.
Я уверен, что подобная черта страдания перед призванием была и на лице девы Орлеанской, и на лице Иоанна Лейденского, — они принадлежали
народу, стихийные чувства, или, лучше, предчувствия, заморенные в нас, сильнее в
народе. В их вере был фатализм, а фатализм сам
по себе бесконечно грустен. «Да свершится
воля твоя», — говорит всеми чертами лица Сикстинская мадонна. «Да свершится
воля твоя», — говорит ее сын-плебей и спаситель, грустно молясь на Масличной горе.
Еще в прошлом году, когда собирался я вместе с ляхами на крымцев (тогда еще я держал руку этого неверного
народа), мне говорил игумен Братского монастыря, — он, жена, святой человек, — что антихрист имеет власть вызывать душу каждого человека; а душа гуляет
по своей
воле, когда заснет он, и летает вместе с архангелами около Божией светлицы.
— Пусть попробует он, окаянный антихрист, прийти сюда; отведает, бывает ли сила в руках старого козака. Бог видит, — говорил он, подымая кверху прозорливые очи, — не летел ли я подать руку брату Данилу? Его святая
воля! застал уже на холодной постеле, на которой много, много улеглось козацкого
народа. Зато разве не пышна была тризна
по нем? выпустили ли хоть одного ляха живого? Успокойся же, мое дитя! никто не посмеет тебя обидеть, разве ни меня не будет, ни моего сына.
День клонится к вечеру. Уже солнце село. Уже и нет его. Уже и вечер: свежо; где-то мычит
вол; откуда-то навеваются звуки, — верно, где-нибудь
народ идет с работы и веселится;
по Днепру мелькает лодка… кому нужда до колодника! Блеснул на небе серебряный серп. Вот кто-то идет с противной стороны
по дороге. Трудно разглядеть в темноте. Это возвращается Катерина.
— И лесами подобрались — дрова в цене стали. И вино — статья полезная, потому —
воля. Я нынче фабрику миткалевую завел: очень уж здесь
народ дешев, а провоз-то
по чугунке не бог знает чего стоит! Да что! Я хочу тебя спросить: пошли нынче акции, и мне тоже предлагали, да я не взял!
Дорога уже испортилась; черная, исковерканная полоса ее безобразным горбом выступает из осевшего
по сторонам снега; лошади беспрестанно преступаются, и потому вы волею-неволею должны ехать шагом; сверх того, местами попадаются так называемые зажоры, которые могут заставить вас простоять на месте часов шесть и более, покуда собьют окольный
народ, и с помощью его ваша кибитка будет перевезена или, правильнее, перенесена на руках
по ту сторону колодца, образовавшегося посреди дороги.
Не будь этих людей, готовых
по воле начальства истязать и убивать всякого, кого велят, не могло бы никогда прийти в голову помещику отнять у мужиков лес, ими выращенный, и чиновникам считать законным получение своих жалований, собираемых с голодного
народа за то, что они угнетают его, не говоря уже о том, чтобы казнить, или запирать, или изгонять людей за то, что они опровергают ложь и проповедуют истину.
— Но разве это может быть, чтобы в тебя заложено было с такой силой отвращение к страданиям людей, к истязаниям, к убийству их, чтобы в тебя вложена была такая потребность любви к людям и еще более сильная потребность любви от них, чтобы ты ясно видел, что только при признании равенства всех людей, при служении их друг другу возможно осуществление наибольшего блага, доступного людям, чтобы то же самое говорили тебе твое сердце, твой разум, исповедуемая тобой вера, чтобы это самое говорила наука и чтобы, несмотря на это, ты бы был
по каким-то очень туманным, сложным рассуждениям принужден делать всё прямо противоположное этому; чтобы ты, будучи землевладельцем или капиталистом, должен был на угнетении
народа строить всю свою жизнь, или чтобы, будучи императором или президентом, был принужден командовать войсками, т. е. быть начальником и руководителем убийц, или чтобы, будучи правительственным чиновником, был принужден насильно отнимать у бедных людей их кровные деньги для того, чтобы пользоваться ими и раздавать их богатым, или, будучи судьей, присяжным, был бы принужден приговаривать заблудших людей к истязаниям и к смерти за то, что им не открыли истины, или — главное, на чем зиждется всё зло мира, — чтобы ты, всякий молодой мужчина, должен был идти в военные и, отрекаясь от своей
воли и от всех человеческих чувств, обещаться
по воле чуждых тебе людей убивать всех тех, кого они тебе прикажут?
— Вы, Матвей Савельич, видно, не замечаете, что всегда говорите одно и то же, и все в пользу своего сословия, а ведь не оно страждет больше всех, но
по его
воле страждет весь
народ.
Вот смотрите — хотят отнять у царя его божественную силу и
волю править страною
по указанию свыше, хотят выборы устроить в
народе, чтобы
народ послал к царю своих людей и чтобы эти люди законы издавали, сокращая власть царёву.
Теперь они выпустили манифест, в котором будто бы
по воле царя и с его согласия извещали
народ о том, что ему скоро будет дана свобода собираться в толпы, где он хочет, говорить о том, что его интересует, писать и печатать в газетах всё, что ему нужно, и даже будет дана свобода не верить в бога.
— Революционеров… А — какие же теперь революционеры, если
по указу государя императора революция кончилась? Они говорят, чтобы собирать на улицах
народ, ходить с флагами и «Боже царя храни» петь. Почему же не петь, если дана свобода? Но они говорят, чтобы при этом кричать — долой конституцию! Позвольте… я не понимаю… ведь так мы, значит, против манифеста и
воли государя?
Как человек, осуществивший в своей
воле потребности и стремления
народа, Петр инстинктивно имел тот такт, который отличает подобных ему исторических деятелей от непризванных фанатиков, часто принимающих мечты своего расстроенного воображения за истинные потребности века и
народа, принимающихся за бесплодное дело не
по своим силам.
—
Народы и ныне идут с врагами своими против друзей,
народы не
по своей
воле идут, их гонят, насилуют. Что мне ваш Флавий?
— Видишь ли, — спрашивает, — что сделано
народом и как измывались над ним до поры, пока ты не явился обругать его глупыми словами? Это я сказывал больше о том, что он
по чужой
воле делал, а отдохну — расскажу, чем душа его жила, как он бога искал!
— В третьем году, — говорит он, — у нас в Майкопе бунт был
по случаю чумы на скоте. Вызваны были драгуны против нас, и христиане убивали христиан. Из-за скота! Много
народу погублено было. Задумался я — какой же веры мы, русские, если из-за
волов смерти друг друга предаём, когда богом нашим сказано: «не убий»?
… И —
по сём возвращаюсь туда, где люди освобождают души ближних своих из плена тьмы и суеверий, собирают
народ воедино, освещают пред ним тайное лицо его, помогают ему осознать силу
воли своей, указывают людям единый и верный путь ко всеобщему слиянию ради великого дела — всемирного богостроительства ради!
Торговля, отрасль государственного благосостояния, была особенным предметом Ее внимания. Она даровала ей все способы цвести и распространяться: Она даровала ей свободу. Гавани открылись для вывоза богатых произведений России, богатых своею необходимостию для других
народов. Обрадованное купечество могло уже
по воле меняться товарами с Китаем, с Востоком и с Европою [Указ 1762 г., Августа 10.].
И когда все
народы земли будут завидовать вашей доле; когда имя Россиянина будет именем счастливейшего гражданина в мире — тогда исполнятся тайные обеты Моего сердца; тогда вы узнаете, что Я хотела, но чего не могла сделать; и признательность ваша почтит равно и дела Мои, и Мою
волю: единая награда, к которой добрые Монархи могут быть чувствительны и
по смерти своей!»
Царица и сестра!
По твоему, ты знаешь, настоянью,
Не без борьбы душевной, я решился
Исполнить
волю земскую и царский
Приять венец. Но, раз его прияв,
Почуял я, помазанный от Бога,
Что от него ж и сила мне дана
Владыкой быть и что восторг
народаВокруг себя недаром слышу я.
Надеждой сердце полнится мое,
Спокойное доверие и бодрость
Вошли в него — и ими поделиться
Оно с тобою хочет!
Служил бы правде, силы не хватает,
Последнюю на службе истерял.
Работал много, наработал мало!
Хлопот
по горло, дела на алтын!
Любовью начали — свели на ссору!
Хотели
волей собирать подмогу,
Теперь хоть силой отымай, так впору.
Что было силы, послужил
народу —
Уж не взыщите, утрудился больно.
Когда вспыхнула в Варшаве революция 1830 года, русский
народ не обнаружил ни малейшей вражды против ослушников
воли царской. Молодежь всем сердцем сочувствовала полякам. Я помню, с каким нетерпением ждали мы известия из Варшавы; мы плакали, как дети, при вести о поминках, справленных в столице Польши
по нашим петербургским мученикам. Сочувствие к полякам подвергало нас жестоким наказаниям; поневоле надобно было скрывать его в сердце и молчать.
— Так и есть, — подхватил Колышкин. — Жил в Сибири, да выехал в Россию «земляным маслом» торговать… Знаю этих проходимцев!.. Немало
народу по миру они пустили, немало и в острог да в ссылку упрятали… Нет, крестный,
воля твоя — это дело надо бросить.
«Если я отнимаю у людей собственность, хватаю их от семьи, запираю, ссылаю, казню, если я убиваю людей чужого
народа, разоряю их, стреляю в города
по женщинам и детям, то я делаю это не потому, что хочу этого, а только потому, что исполняю
волю власти, которой я обещал повиноваться для блага общего», — говорят подвластные.
По учению мира, властители управляют
народами и, чтобы управлять ими, заставляют одних людей убивать, казнить, наказывать других людей, заставляют их клясться в том, что они во всем будут исполнять
волю начальствующих, заставляют их воевать с другими
народами.
Народ видел эту скорбь, видел эти слезы. Быть может, никогда еще не был он так близок
народу, так высоко популярен, как в эти тяжкие минуты всенародной беды. Не было такой непереходной преграды, которая бы не преодолелась, не было такой великой жертвы, которая не принеслась бы
народом, с восторгом несокрушимой силы и любви, с охотой доброй
воли,
по единому его слову.
Иные после доброго торгу кто в кабаке, кто в трактире сидел, распивая магарычи с покупателями, но больше
народа на
воле по селу толпилось.
С другой стороны, матушка, презирая ничтожный польский характер, отразившийся между прочим в поступках старого Пенькновского, всегда считала обязанностью относиться к полякам с бесконечною снисходительностию, «как к жалкому
народу, потерявшему национальную самостоятельность», что,
по ее мнению, влекло за собою и потерю лучших духовных доблестей; но чуть только Альтанский, питавший те же самые чувства, но скрывавший их, дал
волю своему великодушию и с состраданием пожал руку молодому Пенькновскому, который кичился позором своего отца, — матери это стало противно, и она не могла скрывать своего презрения к молодому Кошуту.
Король Дуль-Дуль в сопровождении многочисленной свиты находился на площади. Сюда привели и трепещущего от страха черного Аго, закованного
по рукам и ногам. Громадный котел стоял посреди площади, обдавая близстоящих густыми клубами пара. Вода зловеще шипела и клокотала в нем. Королевские слуги — герольды — ездили
по площади и объявляли
народу, что сейчас совершится казнь двух самых злых преступников, которые осмеливались ослушаться
воли короля.
Что англичане убили еще тысячу китайцев за то, что китайцы ничего не покупают на деньги, а их край поглощает звонкую монету, что французы убили еще тысячу кабилов за то, что хлеб хорошо родится в Африке и что постоянная война полезна для формирования войск, что турецкий посланник в Неаполе не может быть жид и что император Наполеон гуляет пешком в Plombières и печатно уверяет
народ, что он царствует только
по воле всего
народа, — это всё слова, скрывающие или показывающий давно известное; но событие, происшедшее в Люцерне 7 июля, мне кажется совершенно ново, странно и относится не к вечным дурным сторонам человеческой природы, но к известной эпохе развития общества.
Таким со своей внешней стороны и
по своей внутренней жизни являлся Петербург в тот год, когда в великосветских его залах и гостиных должна была появиться из глубины тамбовского наместничества княжна Людмила Васильевна Полторацкая, появиться, но вместе с тем,
волею судеб, не вращаться только исключительно среди придворной знати, к которой принадлежала
по своему рождению, а близко соприкасаться и с «подлым
народом», как называли тогда простолюдинов, и даже с самыми низменными, упомянутыми нами, его подонками.
Чело надменное вознесши,
Прияв железный скипетр, царь,
На громном троне властно севши,
В
народе зрит лишь подлу тварь.
Живот и смерть в руке имея:
„
По воле, — рекл, — щажу злодея;
„Я властию могу дарить;
„Где я смеюсь, там все смеется;
„Нахмурюсь грозно, все смятется;
„Живешь тогда, велю коль жить...
«Государыня! я, малороссийский дворянин Горденко, живой заморожен за то, что осмелился говорить правду; тысячи, подобно мне, за нее измучены, и все
по воле Бирона.
Народ твой страдает. Допроси обо всем кабинет-министра Волынского и облегчи тяжкую участь твоей России, удалив от себя злодея и лицемера, всем ненавистного».
По приказанию его императорского величества, барон Каульбарс должен был отправиться в Болгарию и объявить всему болгарскому
народу чувство искреннего доброжелательства его величества и дать совет для выхода из ее затруднительного положения, но, вместе с тем, категорически объявить высочайшую
волю, что ни Баттенберг, ни кто-либо из его братьев не должен возвратиться в Болгарию.
Христос в противоположность жизни временной, частной, личной учит той вечной жизни, которую
по Второзаконию бог обещал израилю, но только с той разницею, что,
по понятию евреев, жизнь вечная продолжалась только в избранном
народе израильском и для приобретения этой жизни нужно было соблюдать исключительные законы бога для израиля, а
по учению Христа жизнь вечная продолжается в сыне человеческом, и для сохранения ее нужно соблюдать законы Христа, выражающие
волю бога для всего человечества.
На вопросы о том: каким образом единичные люди заставляли действовать
народы по своей
воле и чем управлялась сама
воля этих людей, историки отвечали, на первый вопрос признанием
воли Божества, подчинявшей
народы воле одного избранного человека и на второй вопрос — признанием того же Божества, направлявшего эту
волю избранного к предназначенной цели.
Народ в состоянии здоровья и вменяемости должен решать судьбу России не
по произволу своей
воли, отдавшейся во власть мгновенных настроений, а
по согласию своей
воли с историческим существованием в великом прошлом и великом будущем.
Кроме того, нет ни одного большого христианского государства, которое,
по каким-то никому ненужным патриотическим преданиям, не держало бы, против их
воли, в своей власти один или несколько небольших
народов, принуждаемых к участию в жизни ненавидимого ими большого
народа: Австрия, Пруссия, Англия, Россия, Франция с своими покоренными
народами: Польшей, Ирландией, Индией, Финляндией, Кавказом, Алжиром и др.