Неточные совпадения
Пользуясь восторженным полетом молодой мечты, он в чтение
поэтов вставлял другие цели, кроме наслаждения, строже указывал в дали пути своей и его жизни и увлекал в будущее. Оба волновались,
плакали, давали друг другу торжественные обещания идти разумною и светлою дорогою.
И пошел одиноко
поэт по бульвару… А вернувшись в свою пустую комнату, пишет 27 августа 1833 года жене: «Скажи Вяземскому, что умер тезка его, князь Петр Долгоруков, получив какое-то наследство и не успев промотать его в Английском клубе, о чем здешнее общество весьма жалеет. В клубе не был, чуть ли я не исключен, ибо позабыл возобновить свой билет, надобно будет
заплатить штраф триста рублей, а я бы весь Английский клуб готов продать за двести рублей».
И свищет, и
плачет, и словно зовет
К забытому другу
поэта!
В конце концов Н.И. Пастухов смягчался, начинал говорить уже не вы, а ты и давал пятьдесят рублей. Но крупных гонораров
платить не любил и признавал пятак за прозу и гривенник за стихи. Тогда в Москве жизнь дешевая была. Как-то во время его обычного обеда в трактире Тестова, где за его столом всегда собирались сотрудники, ему показали сидевшего за другим столом
поэта Бальмонта.
Когда он издавал свой журнал «Гусляр», то А.П. Полонскому и А.Н. Майкову он
платил по 100 рублей за стихотворение, крупно также
платил известному тогда
поэту Л.Н. Граве, переводчику Леопарди.
Давно замечено
поэтами, что природа до отвратительной степени равнодушна к тому, что делают люди на ее спине, не
плачет над стихами и не хохочет над прозой, а делает свое дело по крайнему разумению.
Я
заплатил за столом деньги за себя и за
поэта — и ушел. Это, кстати, был последний день моего пребывания в Петербурге.
Я
заплатил деньги и бросился с книжкою домой, где целый вечер мы с Аполлоном с упоением завывали при ее чтении. Но, поддаваясь байроновскофранцузскому романтизму Григорьева, я вносил в нашу среду не только поэта-мыслителя Шиллера, но, главное,
поэта объективной правды Гете.
— Так они кончили-таки, наконец, брудершафтом! — ха-ха! Обнялись и
заплакали! Ах вы, Шиллеры-поэты!
Поэты,
размокшие в
плаче и всхлипе,
бросились от улицы, ероша космы:
«Как двумя такими выпеть
и барышню,
и любовь,
и цветочек под росами...
Тихо
плачет.
Поэт поднимается на мост из аллеи.
И мое напоэтизированное воображение не хотело мешать себе мыслью о зиме и хлебе, этих двух печалях, загоняющих
поэтов в холодный, прозаический Петербург и в нечистоплотную Москву, где
платят гонорар за стихи, но не дают вдохновения.
Национальная самовлюбленность французов достигла тогда"белого каления". Даже эмиграция, в лице"поэта-солнца" — Виктора Гюго, воспела величие Парижа. В его статье (за которую ему
заплатил десять тысяч франков издатель выставочного"Путеводителя") Париж назван был ни больше ни меньше как"город-свет"–"ville-lumiere".
Лемм чувствовал, что он не
поэт, и Лаврецкий то же самое чувствовал. Но я — я вдруг почувствовал, что я
поэт! Помню, солнце садилось, над серебристыми тополями горели золотые облака, в саду, под окнами моей комнаты, цвели жасмин и шиповник. Душа дрожала и сладко
плакала, светлые слезы подступали к глазам. И я выводил пером...
— Вот это дело. Теперь, когда она знает, что я ее не держу, она с места не двинется. Ведь вот какое дурачье эти
поэты, сочиняют стихи,
плачут, стонут, молят, точно этим проймешь женщин, — добавил он наставительно. — Они любят того, кто вовремя их колотит. Их мараскином не прельстишь, им надо чего-нибудь покрепче… Вот теперь я себя славно устроил.