Неточные совпадения
Из Питера, расслабленный,
Шальной,
почти без
памяти,
Я на машину сел.
— Я не знаю-с. Это только она сегодня-с так… это раз в жизни… ей уж очень хотелось помянуть,
честь оказать,
память… а она очень умная-с. А впрочем, как вам угодно-с, и я очень, очень, очень буду… они все будут вам… и вас бог-с… и сироты-с…
Со всех сторон полетели восклицания. Раскольников молчал, не спуская глаз с Сони, изредка, но быстро переводя их на Лужина. Соня стояла на том же месте, как без
памяти: она
почти даже не была и удивлена. Вдруг краска залила ей все лицо; она вскрикнула и закрылась руками.
Может быть, Катерина Ивановна считала себя обязанною перед покойником
почтить его
память «как следует», чтобы знали все жильцы и Амалия Ивановна в особенности, что он был «не только их совсем не хуже, а, может быть, еще и гораздо получше-с» и что никто из них не имеет права перед ним «свой нос задирать».
Забыв поблагодарить, Самгин поднял свои чемоданы, вступил в дождь и через час, взяв ванну, выпив кофе, сидел у окна маленькой комнатки, восстановляя в
памяти сцену своего знакомства с хозяйкой пансиона. Толстая,
почти шарообразная, в темно-рыжем платье и сером переднике, в очках на носу, стиснутом подушечками красных щек, она прежде всего спросила...
— Молчун схватил. Павла, — помнишь? — горничная, которая обокрала нас и бесследно исчезла? Она рассказывала мне, что есть такое существо — Молчун. Я понимаю — я
почти вижу его — облаком, туманом. Он обнимет, проникнет в человека и опустошит его. Это — холодок такой. В нем исчезает все, все мысли, слова,
память, разум — все! Остается в человеке только одно — страх перед собою. Ты понимаешь?
Он поехал по Саймскому каналу, побывал в Котке, Гельсингфорсе, Або и
почти месяц приятно плутал «туда-сюда» по удивительной стране, до этого знакомой ему лишь из гимназического учебника географии да по какой-то книжке, из которой в
памяти уцелела фраза...
Но, когда он видел ее пред собою не в
памяти, а во плоти, в нем возникал
почти враждебный интерес к ней; хотелось следить за каждым ее шагом, знать, что она думает, о чем говорит с Алиной, с отцом, хотелось уличить ее в чем-то.
Самгин прошел мимо его молча. Он шагал, как во сне,
почти без сознания, чувствуя только одно: он никогда не забудет того, что видел, а жить с этим в
памяти — невозможно. Невозможно.
Вообще эпизод этот потерял для Самгина свою остроту и скоро
почти совершенно исчез из его
памяти, вытесненный другим эпизодом.
К бабушке он питал какую-то почтительную,
почти благоговейную дружбу, но пропитанную такой теплотой, что по тому только, как он входил к ней, садился, смотрел на нее, можно было заключить, что он любил ее без
памяти. Никогда, ни в отношении к ней, ни при ней, он не обнаружил, по своему обыкновению, признака короткости, хотя был ежедневным ее гостем.
Зато какие награды! Дальнее плавание населит
память, воображение прекрасными картинами, занимательными эпизодами, обогатит ум наглядным знанием всего того, что знаешь по слуху, — и, кроме того, введет плавателя в тесное,
почти семейное сближение с целым кругом моряков, отличных, своебразных людей и товарищей.
Спросонья она вскочила и
почти без
памяти бросилась в каморку к Смердякову.
Когда Алеша с тревогой и с болью в сердце вошел в келью старца, то остановился
почти в изумлении: вместо отходящего больного, может быть уже без
памяти, каким боялся найти его, он вдруг его увидал сидящим в кресле, хотя с изможженным от слабости, но с бодрым и веселым лицом, окруженного гостями и ведущего с ними тихую и светлую беседу.
Он был в полной
памяти; лицо же его было хотя и весьма утомленное, но ясное,
почти радостное, а взгляд веселый, приветливый, зовущий.
Пусть я не верю в порядок вещей, но дороги мне клейкие, распускающиеся весной листочки, дорого голубое небо, дорог иной человек, которого иной раз, поверишь ли, не знаешь за что и любишь, дорог иной подвиг человеческий, в который давно уже, может быть, перестал и верить, а все-таки по старой
памяти чтишь его сердцем.
Чувствую я, что больная моя себя губит; вижу, что не совсем она в
памяти; понимаю также и то, что не
почитай она себя при смерти, — не подумала бы она обо мне; а то ведь, как хотите, жутко умирать в двадцать пять лет, никого не любивши: ведь вот что ее мучило, вот отчего она, с отчаянья, хоть за меня ухватилась, — понимаете теперь?
Между тем лошади пришли, и смотритель приказал, чтоб тотчас, не кормя, запрягали их в кибитку проезжего; но, возвратись, нашел он молодого человека
почти без
памяти лежащего на лавке: ему сделалось дурно, голова разболелась, невозможно было ехать…
Судьи, надеявшиеся на его благодарность, не удостоились получить от него ни единого приветливого слова. Он в тот же день отправился в Покровское. Дубровский между тем лежал в постеле; уездный лекарь, по счастию не совершенный невежда, успел пустить ему кровь, приставить пиявки и шпанские мухи. К вечеру ему стало легче, больной пришел в
память. На другой день повезли его в Кистеневку,
почти уже ему не принадлежащую.
В полку они привыкли к некоторым замашкам откровенности, затвердили разные сентенции о неприкосновенности
чести, о благородстве, язвительные насмешки над писарями. Младшие из них читали Марлинского и Загоскина, знают на
память начало «Кавказского пленника», «Войнаровского» и часто повторяют затверженные стихи. Например, иные говорят всякий раз, заставая человека курящим...
Это были люди умные, образованные, честные, состарившиеся и выслужившиеся «арзамасские гуси»; они умели писать по-русски, были патриоты и так усердно занимались отечественной историей, что не имели досуга заняться серьезно современностью Все они
чтили незабвенную
память Н. М. Карамзина, любили Жуковского, знали на
память Крылова и ездили в Москве беседовать к И. И. Дмитриеву, в его дом на Садовой, куда и я езживал к нему студентом, вооруженный романтическими предрассудками, личным знакомством с Н. Полевым и затаенным чувством неудовольствия, что Дмитриев, будучи поэтом, — был министром юстиции.
Оставя жандармов внизу, молодой человек второй раз пошел на чердак; осматривая внимательно, он увидел небольшую дверь, которая вела к чулану или к какой-нибудь каморке; дверь была заперта изнутри, он толкнул ее ногой, она отворилась — и высокая женщина, красивая собой, стояла перед ней; она молча указывала ему на мужчину, державшего в своих руках девочку лет двенадцати,
почти без
памяти.
Но, как назло княгине, у меня
память была хороша. Переписка со мной, долго скрываемая от княгини, была наконец открыта, и она строжайше запретила людям и горничным доставлять письма молодой девушке или отправлять ее письма на
почту. Года через два стали поговаривать о моем возвращении. «Эдак, пожалуй, каким-нибудь добрым утром несчастный сын брата отворит дверь и взойдет, чего тут долго думать да откладывать, — мы ее выдадим замуж и спасем от государственного преступника, человека без религии и правил».
— По
чести скажу вам: я до сих пор без
памяти от вашего «Бригадира». Вы удивительно хорошо читаете! Однако ж, — продолжала государыня, обращаясь снова к запорожцам, — я слышала, что на Сечи у вас никогда не женятся.
Инцидент был исчерпан. В первый еще раз такое столкновение разрешилось таким образом. «Новый учитель» выдержал испытание. Мы были довольны и им, и —
почти бессознательно — собою, потому что также в первый раз не воспользовались слабостью этого юноши, как воспользовались бы слабостью кого-нибудь из «старых». Самый эпизод скоро изгладился из
памяти, но какая-то ниточка своеобразной симпатии, завязавшейся между новым учителем и классом, осталась.
Из казаков особенно выделяется в
памяти кудрявый брюнет, урядник. Лицо его было изрыто оспой, но это не мешало ему слыть настоящим красавцем. Для нас было истинным наслаждением смотреть, как он
почти волшебством, без приготовлений, взлетал на лошадь. По временам он напивался и тогда, сверкая глазами, кричал на весь двор...
На третьем или четвертом году после свадьбы отец уехал по службе в уезд и ночевал в угарной избе. Наутро его вынесли без
памяти в одном белье и положили на снег. Он очнулся, но половина его тела оказалась парализованной. К матери его доставили
почти без движения, и, несмотря на все меры, он остался на всю жизнь калекой…
Весь этот вечер проходил оживленно и весело, а для меня в нем осталось несколько мелких,
почти ничтожных эпизодов, значение которых выделилось даже не сразу, но которые остались в
памяти навсегда. Так, когда играли в прятки, я наткнулся на кого-то из прятавшихся за дверью в темноватом углу отцовского кабинета. Когда я приоткрыл дверь, — передо мной на полу сидела небольшая фигурка, отвернувшая голову. Нужно было еще угадать, кто это.
Церквей было не особенно много — зеленый собор в
честь сибирского святого Прокопия,
память которого празднуется всею Сибирью 8 июля, затем еще три церкви, и только.
Нынешний, настоящий герой не имеет даже имени, история не занесет его в свои скрижали, благодарное потомство не будет
чтить его
памяти…
Но я подозревал, что он и сам любит побасенки больше Псалтыря; он знал его
почти весь на
память, прочитывая, по обету, каждый вечер, перед сном, кафизму вслух и так, как дьячки в церкви читают часослов.
Интересно, что на Сахалине дают названия селениям в
честь сибирских губернаторов, смотрителей тюрем и даже фельдшеров, но совершенно забывают об исследователях, как Невельской, моряк Корсаков, Бошняк, Поляков и многие другие,
память которых, полагаю, заслуживает большего уважения и внимания, чем какого-нибудь смотрителя Дербина, убитого за жестокость.
Притом я, по имени оных бедных, имею
честь выразить вам, милостивый государь, весьма искреннюю признательность о ваших сочувствии и пожертвовании дружественной вашей соседней нации вещами, которые здесь для них столь важны, об этом я вполне уверен, что всегда остаются в них доброй
памяти.
Привел на
память все случаи, когда востревоженная чувствами душа гонялася за их услаждением,
почитая мздоимную участницу любовныя утехи истинным предметом горячности.
Я ведь хотел же до господина Бурдовского эти десять тысяч на школу употребить, в
память Павлищева, но ведь теперь это всё равно будет, что на школу, что господину Бурдовскому, потому что господин Бурдовский, если и не «сын Павлищева», то ведь
почти как «сын Павлищева»: потому что ведь его самого так злобно обманули; он сам искренно считал себя сыном Павлищева!
Уйди, Рогожин, тебя не нужно! — кричала она
почти без
памяти, с усилием выпуская слова из груди, с исказившимся лицом и с запекшимися губами, очевидно, сама не веря ни на каплю своей фанфаронаде, но в то же время хоть секунду еще желая продлить мгновение и обмануть себя.
Он вспомнил уже потом, чрез несколько дней, что в эти лихорадочные часы
почти всё время представлялись ему ее глаза, ее взгляд, слышались ее слова — странные какие-то слова, хоть и немного потом осталось у него в
памяти после этих лихорадочных и тоскливых часов.
Рогожин стремглав бросился вниз, обежал лежавшего и
почти без
памяти выбежал из гостиницы.
К особенностям Груздева принадлежала феноменальная
память. На трех заводах он
почти каждого знал в лицо и мог назвать по имени и отчеству, а в своих десяти кабаках вел счеты на
память, без всяких книг. Так было и теперь. Присел к стойке, взял счеты в руки и пошел пощелкивать, а Рачителиха тоже на
память отсчитывалась за две недели своей торговли. Разница вышла в двух полуштофах.
Для него собственно этот день связан с незабвенными воспоминаниями; он его
чтит ежегодно
памятью о всех старых товарищах, старается, сколько возможно, живее представить себе быт и круг действия каждого из них.
Но Вы можете сделать, в ее
память одно очень серьезное дело, которое Вас
почти совсем не затруднит.
Мне становилось час от часу лучше, и через несколько месяцев я был уже
почти здоров: но все это время, от кормежки на лесной поляне до настоящего выздоровления,
почти совершенно изгладилось из моей
памяти.
— Первая из них, — начал он всхлипывающим голосом и утирая кулаком будто бы слезы, — посвящена
памяти моего благодетеля Ивана Алексеевича Мохова; вот нарисована его могила, а рядом с ней и могила madame Пиколовой. Петька Пиколов, супруг ее (он теперь, каналья, без просыпу день и ночь пьет), стоит над этими могилами пьяный, плачет и говорит к могиле жены: «Ты для меня трудилась на поле
чести!..» — «А ты, — к могиле Ивана Алексеевича, — на поле труда и пота!»
Вихров вошел в этот загородок и поцеловал крест, стоящий на могиле отца; и опять затянулась: вечная
память, и опять мужики и бабы начали плакать
почти навзрыд. Наконец, и лития была отслужена.
Анна Андреевна пришла в ужас, но надо было помогать старику, и она, сама чуть не без
памяти, весь этот день и
почти всю ночь ухаживала за ним, примачивала ему голову уксусом, обкладывала льдом.
И он принялся быстро перебирать в
памяти все впечатления дня в обратном порядке. Магазин Свидерского; духи; нанял извозчика Лейбу — он чудесно ездит; справляется на
почте, который час; великолепное утро; Степан… Разве в самом деле Степан? Но нет — для Степана лежит отдельно в кармане приготовленный рубль. Что же это такое? Что?
Это частое перекочевывание дало ему массу знакомств, которые он тщательно поддерживал, не теряя из вида даже тех товарищей, которые мелькнули мимо него
почти на мгновение. Острая
память помогала ему припоминать, а чрезвычайная повадливость давала возможность возобновлять такие знакомства, которых начало, так сказать, терялось во мраке времен. Достаточно было одной черты, одного смутного воспоминания ("а помните, как мы в форточку курили?"), чтобы восстановить целую картину прошлого.
Вспомнила, что у нее в саквояже лежит перстенек с бирюзой, который когда-то носил на указательном пальце ее покойный муж, вынула, немножко всплакнула (надо же
память покойного «друга»
почтить!) и… отдала.
Панталеоне тоже собирался в Америку, но умер перед самым отъездом из Франкфурта. «А Эмилио, наш милый, несравненный Эмилио — погиб славной смертью за свободу родины, в Сицилии, куда он отправился в числе тех „Тысячи“, которыми предводительствовал великий Гарибальди; мы все горячо оплакали кончину нашего бесценного брата, но, и проливая слезы, мы гордились им — и вечно будем им гордиться и свято
чтить его
память!
Здесь практически проверялась
память: кому и как надо отдавать
честь. Всем господам обер — и штаб-офицерам чужой части надлежит простое прикладывание руки к головному убору. Всем генералам русской армии, начальнику училища, командиру батальона и своему ротному командиру
честь отдается, становясь во фронт.