Неточные совпадения
Пора и
в путь!
пора и
в путь!
— Вы вступаете
в пору жизни, — продолжал священник, — когда надо избрать
путь и держаться его. Молитесь Богу, чтоб он по своей благости помог вам и помиловал, — заключил он. «Господь и Бог наш Иисус Христос, благодатию и щедротами своего человеколюбия, да простит ти чадо»… И, окончив разрешительную молитву, священник благословил и отпустил его.
Татьяна долго
в келье модной
Как очарована стоит.
Но поздно. Ветер встал холодный.
Темно
в долине. Роща спит
Над отуманенной рекою;
Луна сокрылась за горою,
И пилигримке молодой
Пора, давно
пора домой.
И Таня, скрыв свое волненье,
Не без того, чтоб не вздохнуть,
Пускается
в обратный
путь.
Но прежде просит позволенья
Пустынный замок навещать,
Чтоб книжки здесь одной читать.
Она ушла. Стоит Евгений,
Как будто громом поражен.
В какую бурю ощущений
Теперь он сердцем погружен!
Но шпор незапный звон раздался,
И муж Татьянин показался,
И здесь героя моего,
В минуту, злую для него,
Читатель, мы теперь оставим,
Надолго… навсегда. За ним
Довольно мы
путем одним
Бродили по свету. Поздравим
Друг друга с берегом. Ура!
Давно б (не правда ли?)
пора!
Действия этой женщины не интересовали его, ее похвалы Харламову не возбуждали ревности. Он был озабочен решением вопроса: какие перспективы и
пути открывает пред ним война? Она поставила под ружье такое количество людей, что, конечно, продлится недолго, — не хватит средств воевать года. Разумеется, Антанта победит австро-германцев. Россия получит выход
в Средиземное море, укрепится на Балканах. Все это — так, а — что выиграет он? Твердо, насколько мог, он решил: поставить себя на видное место. Давно
пора.
Одна Вера ничего этого не знала, не подозревала и продолжала видеть
в Тушине прежнего друга, оценив его еще больше с тех
пор, как он явился во весь рост над обрывом и мужественно перенес свое горе, с прежним уважением и симпатией протянул ей руку, показавшись
в один и тот же момент и добрым, и справедливым, и великодушным — по своей природе, чего брат Райский, более его развитой и образованный, достигал таким мучительным
путем.
Провиант и прочее доставлялось до сих
пор на место военных действий сухим
путем, и плата за один только провоз составляла около 170 000 фунт. ст.
в год, между тем как все припасы могли быть доставляемы морем до самого устья Буйволовой реки, что наконец и приведено
в исполнение, и Берклей у этого устья расположил свою главную квартиру.
Я хотел было напомнить детскую басню о лгуне; но как я солгал первый, то мораль была мне не к лицу. Однако ж
пора было вернуться к деревне. Мы шли с час все прямо, и хотя шли
в тени леса, все
в белом с ног до головы и легком платье, но было жарко. На обратном
пути встретили несколько малайцев, мужчин и женщин. Вдруг до нас донеслись знакомые голоса. Мы взяли направо
в лес, прямо на голоса, и вышли на широкую поляну.
Но довольно. Как ни хорошо отдохнуть
в Якутске от трудного
пути, как ни любезны его жители, но пробыть два месяца здесь — утомительно. Боже сохрани от лютости скуки и сорокаградусных морозов!
Пора,
пора, морозы уже трещат: 32, 35 и 37˚; скоро дышать будет тяжело.
В прошедшем году мороз здесь достигал, говорят, до 48˚.
Утром 4 августа мы стали собираться
в путь. Китайцы не отпустили нас до тех
пор, пока не накормили как следует. Мало того, они щедро снабдили нас на дорогу продовольствием. Я хотел было рассчитаться с ними, но они наотрез отказались от денег. Тогда я положил им деньги на стол. Они тихонько передали их стрелкам. Я тоже тихонько положил деньги под посуду. Китайцы заметили это и, когда мы выходили из фанзы, побросали их под ноги мулам. Пришлось уступить и взять деньги обратно.
Если это не удастся, она берет кабаргу измором, для чего преследует ее до тех
пор, пока та от усталости не упадет; при этом, если на
пути она увидит другую кабаргу, то не бросается за нею, а будет продолжать преследование первой, хотя бы эта последняя и не находилась у нее
в поле зрения.
Лошади были давно готовы, а мне все не хотелось расстаться с смотрителем и его дочкой. Наконец я с ними простился; отец пожелал мне доброго
пути, а дочь проводила до телеги.
В сенях я остановился и просил у ней позволения ее поцеловать; Дуня согласилась… Много могу я насчитать поцелуев, [с тех
пор, как этим занимаюсь,] но ни один не оставил во мне столь долгого, столь приятного воспоминания.
Не дурно ты попировал,
пора бы
И
в путь тебе, на север.
…Последнее пламя потухавшей любви осветило на минуту тюремный свод, согрело грудь прежними мечтами, и каждый пошел своим
путем. Она уехала
в Украину, я собирался
в ссылку. С тех
пор не было вести об ней.
В прежнее время медведь не обижал людей и домашних животных и считался смирным, но с тех
пор, как ссыльные стали селиться по верховьям рек и вырубать тут леса и преградили ему
путь к рыбе, которая составляла его главную пищу,
в сахалинских метрических книгах и
в «ведомости происшествий» стала появляться новая причина смерти — «задран медведем», и
в настоящее время медведь уже третируется, как грозное явление природы, с которым приходится бороться не на шутку.
Не могу тебе дать отчета
в моих новых ощущениях: большой беспорядок
в мыслях до сих
пор и жизнь кочевая. На днях я переехал к ксендзу Шейдевичу; от него, оставив вещи, отправлюсь
в Урик пожить и полечиться; там пробуду дней десять и к 1 сентябрю отправлюсь
в дальний
путь; даст бог доберусь до места
в месяц, а что дальше — не знаю.
Из 7-го номера пишу тебе два слова, добрый, сердечный друг. Вчера утром сюда приехал и сегодня отправляюсь
в дальнейший
путь. Эта даль должна, наконец, меня с тобой сблизить. До сих
пор благополучно с Ваней путешествуем. Менее двух суток досюда спутник мой не скучает и на станциях не болтает с бабами. Они его называют: говорок — и меня преследуют вопросами об нем…
…Я дожидался все отъезда нашего бедного Ивана Дмитриевича, чтобы отвечать вам, но, как видно из хода его болезни, он еще не так скоро
в состоянии будет пуститься
в путь, хотя бы ему и сделалось лучше, чего до сих
пор, однако, незаметно.
— Да, — продолжал Абреев, — но я вынужден был это сделать: он до того
в делах моих зафантазировался, что я сам мог из-за него подпасть серьезной ответственности, а потому я позвал его к себе и говорю: «Николай Васильич, мы на стольких пунктах расходимся
в наших убеждениях, что я решительно нахожу невозможным продолжать нашу совместную службу!» — «И я, говорит, тоже!» — «Но, — я говорю, — так как я сдвинул вас из Петербурга, с вашего пепелища, где бы вы, вероятно,
в это время нашли более приличное вашим способностям занятие, а потому позвольте вам окупить ваш обратный
путь в Петербург и предложить вам получать лично от меня то содержание, которое получали вы на службе, до тех
пор, пока вы не найдете себе нового места!» Он поблагодарил меня за это, взял жалованье за два года даже вперед и уехал…
Я, когда вышел из университета, то много занимался русской историей, и меня всегда и больше всего поражала эпоха междуцарствия: страшная
пора — Москва без царя, неприятель и неприятель всякий, — поляки, украинцы и даже черкесы, —
в самом центре государства; Москва приказывает, грозит, молит к Казани, к Вологде, к Новгороду, — отовсюду молчание, и потом вдруг, как бы мгновенно, пробудилось сознание опасности; все разом встало, сплотилось,
в год какой-нибудь вышвырнули неприятеля; и покуда, заметьте, шла вся эта неурядица, самым правильным образом происходил суд, собирались подати, формировались новые рати, и вряд ли это не народная наша черта: мы не любим приказаний; нам не по сердцу чересчур бдительная опека правительства; отпусти нас посвободнее, может быть, мы и сами пойдем по тому же
пути, который нам указывают; но если же заставят нас идти, то непременно возопием; оттуда же, мне кажется, происходит и ненависть ко всякого рода воеводам.
А мне
в ту
пору, как я на форейторскую подседельную сел, было еще всего одиннадцать лет, и голос у меня был настоящий такой, как по тогдашнему приличию для дворянских форейторов требовалось: самый пронзительный, звонкий и до того продолжительный, что я мог это «ддди-ди-и-и-ттт-ы-о-о» завести и полчаса этак звенеть; но
в теле своем силами я еще не могуч был, так что дальние
пути не мог свободно верхом переносить, и меня еще приседлывали к лошади, то есть к седлу и к подпругам, ко всему ремнями умотают и сделают так, что упасть нельзя.
Происходило ли это оттого, что прозаические воспоминания детства — линейка, простыня, капризничанье — были еще слишком свежи
в памяти, или от отвращения, которое имеют очень молодые люди ко всему домашнему, или от общей людской слабости, встречая на первом
пути хорошее и прекрасное, обходить его, говоря себе: «Э! еще такого я много встречу
в жизни», — но только Володя еще до сих
пор не смотрел на Катеньку, как на женщину.
Застенчивый Александров с той
поры, идя
в отпуск, избегал проходить Ильинской улицей, чтобы не встретиться случайно глазами с глазами книжного купца и не сгореть от стыда. Он предпочитал вдвое более длинный
путь: через Мясницкую, Кузнецкий мост и Тверскую.
Нас мгла и тревоги встречали,
Порой заграждая нам
путь.
Хотелось нередко
в печали
Свободною грудью вздохнуть,
Но дни проходили чредою,
Все мрак и все злоба вокруг —
Не падали духом с тобою
Мы, горем исполненный друг!
И крепла лишь мысль и стремилась
К рассвету, к свободе вперед —
Туда, где любовь сохранилась,
Где солнце надежды взойдет!
Минуя разговоры — потому что не тридцать же лет опять болтать, как болтали до сих
пор тридцать лет, — я вас спрашиваю, что вам милее: медленный ли
путь, состоящий
в сочинении социальных романов и
в канцелярском предрешении судеб человеческих на тысячи лет вперед на бумаге, тогда как деспотизм тем временем будет глотать жареные куски, которые вам сами
в рот летят и которые вы мимо рта пропускаете, или вы держитесь решения скорого,
в чем бы оно ни состояло, но которое наконец развяжет руки и даст человечеству на просторе самому социально устроиться, и уже на деле, а не на бумаге?
Я сидел, углубившись
в чтение календаря, как вдруг передо мной, словно из-под земли, вырос неизвестный мужчина (надо сказать, что с тех
пор, как произошло мое вступление на
путь благонамеренности, я держу двери своей квартиры открытыми, чтоб"гость"прямо мог войти
в мой кабинет и убедиться
в моей невинности).
— Еще, слушай, Трифон, я еду
в далекий
путь. Может, не скоро вернусь. Так, коли тебе не
в труд, наведывайся от
поры до
поры к матери, да говори ей каждый раз: я-де, говори, слышал от людей, что сын твой, помощию божией, здоров, а ты-де о нем не кручинься! А буде матушка спросит: от каких людей слышал? и ты ей говори: слышал-де от московских людей, а им-де другие люди сказывали, а какие люди, того не говори, чтоб и концов не нашли, а только бы ведала матушка, что я здравствую.
— Постой, Федор Алексеич! — сказал он, вставая, — это Максимов Буян, не тронь его. Он зовет меня на могилу моего названого брата; не
в меру я с тобой загулялся; прости,
пора мне
в путь!
Рыбак и витязь на брегах
До темной ночи просидели
С душой и сердцем на устах —
Часы невидимо летели.
Чернеет лес, темна гора;
Встает луна — все тихо стало;
Герою
в путь давно
пора.
Накинув тихо покрывало
На деву спящую, Руслан
Идет и на коня садится;
Задумчиво безмолвный хан
Душой вослед ему стремится,
Руслану счастия, побед,
И славы, и любви желает…
И думы гордых, юных лет
Невольной грустью оживляет…
Вопрос этот для людей
в их общественной жизни с тех
пор, как проповедано христианское учение, есть то же, что для путешественника вопрос о том, по какой из двух дорог идти, когда он приходит к разветвлению того
пути, по которому шел.
Пепел. Мой
путь — обозначен мне! Родитель всю жизнь
в тюрьмах сидел и мне тоже заказал… Я когда маленький был, так уж
в ту
пору меня звали вор, воров сын…
Благодаря силе, сноровке молодцов, а также хорошему устройству посудинки им не предстояло большой опасности; но все-таки не мешало держать ухо востро. Брызги воды и пены ослепляли их поминутно и часто мешали действовать веслами. Но, несмотря на темноту, несмотря на суровые
порывы ветра, которые кидали челнок из стороны
в сторону, они не могли сбиться с
пути. Костер служил им надежным маяком. Захар, сидевший на руле и управлявший посудиной, не отрывал глаз от огня, который заметно уже приближался.
"Бредни"теперь все походя ругают, да ведь, по правде-то сказать, и похвалить их нельзя. Даже и вы, я полагаю, как с урядником разговариваете… ах, тетенька! Кабы не было у вас
в ту
пору этих прошивочек, давно бы я вас на
путь истинный обратил. А я вот заглядывался, глазами косил, да и довел дело до того, что пришлось вам
в деревне спасаться! Бросьте, голубушка! Подумайте: раз бог спасет,
в другой — спасет, а
в третий, пожалуй, и не помилует.
— Будет молиться, Ульянушка;
пора тебе собираться
в путь, — сказал Ульяне Петровне заставший ее на вечерней молитве старец.
„Новоявленный публицист, кн.
В. Мещерский, говорит справедливо: реформы необходимы, но не менее того необходимы и знаки препинания. Или, говоря иными словами: выпустил реформу — довольно, ставь точку; потом, спустя время, опять выпустил реформу и опять точку ставь. И так далее, до тех
пор, пока не исполнятся неисповедимые божий
пути.
Летнюю вакацию я прожил
в деревне так же приятно, как и прошлого года, но на возвратном
пути случилось со мной происшествие, которое произвело на меня сильное впечатление и следы которого не изгладились до сих
пор; я стал гораздо более бояться и теперь боюсь переправляться через большие реки.
По самому последнему зимнему
пути поехали мы
в Аксаково, где ждала меня весна, охота, природа, проснувшаяся к жизни, и прилет птицы; я не знал его прежде и только тогда увидел и почувствовал
в первый раз — и вылетели из головы моей на ту
пору война с Наполеоном и университет с товарищами.
И неизвестная рука, неизвестный голос подал знак, не условный, но понятный всем, но для всех повелительный; это был бедный ребенок одиннадцати лет не более, который, заграждая
путь какой-то толстой барыне, получил от нее удар
в затылок и, громко заплакав, упал на землю… этого было довольно: толпа зашевелилась, зажужжала, двинулась — как будто она до сих
пор ожидала только эту причину, этот незначущий предлог, чтобы наложить руки на свои жертвы, чтоб совершенно обнаружить свою ненависть!
Нежное и восприимчивое дитя, дойдя
путем своих размышлений до такого решения, нашло
в своем детском сердце для людей, создавших такое положение другим людям, место непримиримой вражде, и с тех
пор в ребенке росли все необходимые задатки для того, чтобы из него под известными влияниями со временем мог создаться настоящий, искренний и ревностный демократ и социалист.
Затем предстали пред царем три человека. Ведя общее торговое дело, нажили они много денег. И вот, когда пришла им
пора ехать
в Иерусалим, то зашили они золото
в кожаный пояс и пустились
в путь. Дорогою заночевали они
в лесу, а пояс для сохранности зарыли
в землю. Когда же они проснулись наутро, то не нашли пояса
в том месте, куда его положили.
Сенька Броненосный! Ты, который выдумал это слово, ты не понимал и сам, какие новые
пути оно открывает твоим добрым товарищам! Ты произнес его бессознательно,
в порыве отчаяния, но услуга, которую оказала твоя бессознательность, останется навсегда незабвенною. Покуда я размышлял и соображал, товарищи шумели и спорили; слово «Ташкент» было у всех на языке.
До сей
поры казалось мне, что хотя и медленно, но иду я
в гору; не однажды слова его касались души моей огненным перстом и чувствовал я жгучие, но целебные ожоги и уколы, а теперь вдруг отяжелело сердце, и остановился я на
пути, горько удивлённый. Горят
в груди моей разные огни — тоскливо мне и непонятно радостно, боюсь обмана и смущён.
Пора! — Яснеет уж восток,
Черкес проснулся,
в путь готовый.
На пепелище огонек
Еще синел. Старик суровый
Его раздул, пшено сварил,
Сказал, где лучшая дорога,
И сам до ветхого порога
Радушно гостя проводил.
И странник медленно выходит,
Печалью тайной угнетен;
О юной деве мыслит он…
И кто ж коня ему подводит?
Но Буран ходил осунувшийся, угрюмый и опустившийся. Он ни с кем не говорил и только что-то бормотал про себя. С каждым днем, казалось, старый бродяга, очутившийся
в третий раз на старом месте, «ослабевал» все больше и больше. Между тем Василий успел подобрать еще десять охотников, молодец к молодцу, и все приставал к Бурану, стараясь расшевелить его и вызвать к деятельности.
Порой это удавалось, но даже и тогда старик всегда сводил речь на трудность
пути и дурные предзнаменования.
—
В самом деле
пора. Мальчишка набегался за день, поневоле спать захочет. Ну, Бесприютный, прощай. Спокойной ночи, ребята, счастливый
путь!
«Ну, — говорит старик, — это уж мое дело. Молился я о тебе: дано мне извести из темницы душу твою… Обещаешь ли меня слушаться — укажу тебе
путь к покаянию». — «Обещаюсь, говорю». — «И клянешься?» — «И клянусь…» Поклялся я клятвой, потому что
в ту
пору совсем он завладел мною:
в огонь прикажи —
в огонь пойду, а
в воду — так
в воду.
Молодой сон был нашим спасеньем
в этом долгом
пути. Убаюкиваемые неровной дорогой, ленивой трусцой лошадей, позваниваньем бубенцов и однообразием картин, мы проводили большую часть времени
в полузабытьи. Засыпая иной раз при свете тусклой вечерней зари и просыпаясь темною ночью под шипенье легкой метели, я часто терял границу между сном и действительностью. Сны
порой бывали теплые и яркие, как действительность, холодная действительность походила на кошмарный сон.
И пусть они блестят до той
поры,
Как ангелов вечерние лампады.
Придет конец воздушной их игры,
Печальная разгадка сей шарады…
Любил я с колокольни иль с горы,
Когда земля молчит и небо чисто,
Теряться взором
в их цепи огнистой, —
И мнится, что меж ними и землей
Есть
путь, давно измеренный душой, —
И мнится, будто на главу поэта
Стремятся вместе все лучи их света.
И с этими-то несчастными людьми мы, хитростью нашего лукавого врага, были поставлены
в положение взаимной борьбы… И теперь еще я не могу вспомнить без некоторого замирания сердца о тоске этого долгого
пути и этих бесконечных споров с людьми,
порой так глубоко несчастными и имевшими полное основание подозревать с нашей стороны посягательство на их даровой труд… Да, это была настоящая пытка…
Сидишь ли ты
в кругу своих друзей,
Чужих небес любовник беспокойный?
Иль снова ты проходишь тропик знойный
И вечный лед полунощных морей?
Счастливый
путь!.. С лицейского порога
Ты на корабль перешагнул шутя,
И с той
поры в морях твоя дорога,
О волн и бурь любимое дитя!