Неточные совпадения
Лизавета Прокофьевна! — заключил раскрасневшийся
генерал, — если хочешь идти, то
простимся с нашим добрым князем и…
Генерал еще пошутил
с Розановым и
простился с ним и Нестеровым у конца бульвара.
Один начальник как приехал, так первым делом приступил к сломке пола в губернаторском кабинете — и что же? сломать-то сломал, а нового на его место построить не успел! «Много, — говорил он потом, когда
прощался с нами, — много намеревался я для пользы сделать, да, видно, Богу, друзья мои, не угодно!» И действительно, приехал на место его новый
генерал и тотчас же рассудил, что пол надо было ломать не в кабинете, а в гостиной, и соответственно
с этим сделал надлежащее распоряжение.
Часа через три он возвратился
с сильной головной болью, приметно расстроенный и утомленный, спросил мятной воды и примочил голову одеколоном; одеколон и мятная вода привели немного в порядок его мысли, и он один, лежа на диване, то морщился, то чуть не хохотал, — у него в голове шла репетиция всего виденного, от передней начальника губернии, где он очень приятно провел несколько минут
с жандармом, двумя купцами первой гильдии и двумя лакеями, которые здоровались и
прощались со всеми входящими и выходящими весьма оригинальными приветствиями, говоря: «
С прошедшим праздничком», причем они, как гордые британцы, протягивали руку, ту руку, которая имела счастие ежедневно подсаживать
генерала в карету, — до гостиной губернского предводителя, в которой почтенный представитель блестящего NN-ского дворянства уверял, что нельзя нигде так научиться гражданской форме, как в военной службе, что она дает человеку главное; конечно, имея главное, остальное приобрести ничего не значит; потом он признался Бельтову, что он истинный патриот, строит у себя в деревне каменную церковь и терпеть не может эдаких дворян, которые, вместо того чтоб служить в кавалерии и заниматься устройством имения, играют в карты, держат француженок и ездят в Париж, — все это вместе должно было представить нечто вроде колкости Бельтову.
Когда они подошли к Лангфуртскому предместью, то господин Дольчини, в виду ваших казаков,
распрощавшись очень вежливо
с Рено, сказал ему: «Поблагодарите
генерала Раппа за его ласку и доверенность; да не забудьте ему сказать, что я не итальянский купец Дольчини, а русской партизан…» Тут назвал он себя по имени, которое я никак не могу выговорить, хотя и тысячу раз его слышал.
Генерал, при котором служил Рославлев, перейдя за границу, присоединился
с своей дивизиею к войскам, назначенным для осады Данцига, а полк Зарецкого остался по-прежнему в авангарде русской большой армии.
С большим горем
простились наши друзья.
— Для чего ж я ему стану говорить! — произнес
генерал, уже слегка позевнув от беседы
с кузиной, и затем,
распрощавшись с ней, возвратился к Бегушеву. Там он нашел бутылку шампанского и вазу
с грушами дюшес: Бегушев знал, чем угощать кузена!
— Au revoir!.. [До свиданья!.. (франц.).] —
простился с ним
генерал, приветливо кивнув головою.
В московском вокзале Татьяну Васильевну встретили: грязный монах
с трясущейся головой, к которому она подошла к благословению и потом поцеловала его руку, квартальный надзиратель, почтительно приложивший руку к фуражке, и толстый мужик — вероятно деревенский староста; все они сообща ее и
генерала усадили в карету.
С кузеном своим Татьяна Васильевна даже не
простилась — до того она рассердилась на него за быстро прерванный им накануне разговор.
В свою очередь обиженный
генерал поднялся
с места и, не
простившись с хозяином, уехал домой.
Проводив Горданова, Висленев возвратился назад в дом, насвистывая оперетку, и застал здесь уже все общество наготове разойтись: Подозеров,
генерал и Филетер Иванович держали в руках фуражки, Александра Ивановна
прощалась с Ларисой, а Катерина Астафьевна повязывалась пред зеркалом башлыком.
— Садитесь, — произнес он в ответ на приветствие гостя и на его вопрос о здоровье, — Мать, дай нам чаю, — обратился он к жене и сейчас же добавил, — рад-с, весьма рад-с, что вы пришли. Хотел посылать, да послов не нашел. А видеть вас рад, может скоро умру, надо
с друзьями
проститься. Впрочем, у меня-с друзей нет… кроме ее, — добавил
генерал, кивнув по направлению, куда вышла жена.
Генерал и наставник,
простившись в Москве
с Филаретом, выехали из первопрестольной 29-го сентября по дороге в Чернигов, где поблизости было имение тещи Копцевича, — дамы знатной, гордой, своенравной и очень ловкой, которая самого
генерала держала, что называется, в ежовых рукавицах.