Неточные совпадения
В сущности, понимавшие, по мнению Вронского, «как должно» никак не
понимали этого, а держали себя вообще, как держат себя благовоспитанные люди относительно всех сложных и неразрешимых вопросов, со всех сторон
окружающих жизнь, — держали себя прилично, избегая намеков и неприятных вопросов. Они делали вид, что вполне
понимают значение и смысл положения, признают и даже одобряют его, но считают неуместным и лишним объяснять всё это.
Она сообщала, между прочим, что, несмотря на то, что он, по-видимому, так углублен в самого себя и ото всех как бы заперся, — к новой жизни своей он отнесся очень прямо и просто, что он ясно
понимает свое положение, не ожидает вблизи ничего лучшего, не имеет никаких легкомысленных надежд (что так свойственно в его положении) и ничему почти не удивляется среди новой
окружающей его обстановки, так мало похожей на что-нибудь прежнее.
Ее поведение на этих вечерах было поведением иностранки, которая, плохо
понимая язык
окружающих, напряженно слушает спутанные речи и, распутывая их, не имеет времени говорить сама.
Тоска сжимает сердце, когда проезжаешь эти немые пустыни. Спросил бы стоящие по сторонам горы, когда они и все
окружающее их увидело свет; спросил бы что-нибудь, кого-нибудь, поговорил хоть бы с нашим проводником, якутом; сделаешь заученный по-якутски вопрос: «Кась бироста ям?» («Сколько верст до станции?»). Он и скажет, да не
поймешь, или «гра-гра» ответит («далеко»), или «чугес» («скоро, тотчас»), и опять едешь целые часы молча.
При всей своей доброте и уме, Русаков как самодур не может решиться на существенные изменения в своих отношениях к
окружающим и даже не может
понять необходимости такого изменения.
Авдотья Максимовна, в пору зрелости оставшаяся ребенком в своем развитии, не умеющая
понимать — ни себя самое, ни свое положение, ни
окружающих людей, увлекается наущениями Арины Федотовны и пленяется Вихоревым…
И каждый
понимает… каждый человек… каждый такой зараженный
понимает, что, если он ест, пьет, целуется, просто даже дышит, — он не может быть уверенным, что не заразит сейчас кого-нибудь из
окружающих, самых близких сестру, жену, сына…
Я начинал уже считать себя выходящим из ребячьего возраста: чтение книг, разговоры с матерью о предметах недетских, ее доверенность ко мне, ее слова, питавшие мое самолюбие: «Ты уже не маленький, ты все
понимаешь; как ты об этом думаешь, друг мой?» — и тому подобные выражения, которыми мать, в порывах нежности, уравнивала наши возрасты, обманывая самое себя, — эти слова возгордили меня, и я начинал свысока посматривать на
окружающих меня людей.
Молодой человек, напротив того, начинает уже смутно
понимать, что вокруг его есть что-то неладное, разрозненное, неклеящееся; он видит себя в странном противоречии со всем
окружающим, он хочет протестовать против этого, но, не обладая никакими живыми началами, необходимыми для примирения [59], остается при одном зубоскальстве или псевдотрагическом негодовании.
Лябьев снова усмехнулся горькой усмешкой и ушел вслед за Углаковым. Аграфена же Васильевна, оставшись одна, качала, как бы в раздумье, несколько времени головой. Она от природы была очень умная и хорошая женщина и насквозь
понимала все
окружающее ее общество.
В первый раз в жизни Иудушка серьезно и искренно возроптал на свое одиночество, в первый раз смутно
понял, что
окружающие люди — не просто пешки, годные только на то, чтоб морочить их.
Но того, что мне надо было узнать, — сообщить не мог и даже не
понимал, к чему я так особенно интересуюсь характерами
окружающих нас и ближайших к нам каторжных, и слушал меня даже с какой-то хитренькой улыбочкой, очень мне памятной.
Платон Иваныч сгоряча ничего не
понял и с чувством пожал протянутую ему Козелковым руку.
Окружающие, большею частью, были умилены, но некоторых уже нечто кольнуло. Сказавши свою речь, Козелков рысцой поспешил оставить клуб.
Уже пять месяцев Софья Николавна была невестой Алексея Степаныча, и во всё это время, верная своему намерению перевоспитать своего жениха — невеста не теряла ни одной удобной минуты и старалась своими разговорами сообщать ему те нравственные понятия, которых у него недоставало, уяснять и развивать то, что он чувствовал и
понимал темно, бессознательно, и уничтожать такие мысли, которые забрались ему в голову от
окружающих его людей; она даже заставляла его читать книги и, потом разговаривая с ним о прочитанном, с большим искусством объясняла всё смутно или превратно понятое, утверждая всё шаткое и применяя вымышленное к действительной жизни.
Да тут нельзя слышать и
понять, что услышишь, — и Алексей Степаныч решительно не слыхал и не
понял, что говорила его молодая жена; ему было так хорошо, так сладко, что одно только забвение всего
окружающего и молчание могло служить полным выражением его упоительного блаженства.
С двенадцати лет эта головка, покрытая темными кудрями, стала работать; круг вопросов, возбужденных в ней, был не велик, совершенно личен, тем более она могла сосредоточиваться на них; ничто внешнее,
окружающее не занимало ее; она думала и мечтала, мечтала для того, чтоб облегчить свою душу, и думала для того, чтоб
понять свои мечты.
Теперь
понял он причину своей скуки —
понял, чего ему хотелось, и потому возненавидел всем сердцем все, что мало-мальски относилось к жизни, его
окружающей.
Случай с лоцманом и машинистом направил внимание мальчика на
окружающее; глаза Фомы стали зорче: в них явилась сознательная пытливость, и в его вопросах отцу зазвучало стремление
понять, — какие нити и пружины управляют действиями людей?
Сначала Григорий Иваныч не мог без смеха смотреть на мою жалкую фигуру и лицо, но когда, развернув какую-то французскую книгу и начав ее переводить, я стал путаться в словах, не
понимая от рассеянности того, что я читал, ибо перед моими глазами летали утки и кулики, а в ушах звенели их голоса, — воспитатель мой наморщил брови, взял у меня книгу из рук и, ходя из угла в угол по комнате, целый час читал мне наставления, убеждая меня, чтобы я победил в себе вредное свойство увлекаться до безумия, до забвения всего меня
окружающего…
Мать моя постоянно была чем-то озабочена и даже иногда расстроена; она несколько менее занималась мною, и я, более преданный спокойному размышлению, потрясенный в моей детской беспечности жизнью в гимназии, не забывший новых впечатлений и по возвращении к деревенской жизни, — я уже не находил в себе прежней беззаботности, прежнего увлечения в своих охотах и с большим вниманием стал вглядываться во все меня
окружающее, стал
понимать кое-что, до тех пор не замечаемое мною… и не так светлы и радостны показались мне некоторые предметы.
Пугало его то, что Жегулев совсем как будто не видел и не
понимал перемен в
окружающем; а перемены были так широки и ощутительны, что и ненаблюдательный Андрей Иваныч не мог не заметить их и не встревожиться. В чем дело, трудно было сказать, но словно переменился сам воздух, которым дышит грудь.
Старательно и добросовестно вслушиваясь, весьма плохо слышал он голоса
окружающего мира и с радостью
понимал только одно: конец приближается, смерть идет большими и звонкими шагами, весь золотистый лес осени звенит ее призывными голосами. Радовался же Сашка Жегулев потому, что имел свой план, некую блаженную мечту, скудную, как сама безнадежность, радостную, как сон: в тот день, когда не останется сомнений в близости смерти и у самого уха прозвучит ее зов — пойти в город и проститься со своими.
Это
понимали и
окружающие его, не только он сам.
В настоящие минуты он не внимал ничему
окружающему, не
понимал ничего, что вокруг него делается, и смотрел так, как будто бы для него не существовало на самом деле ни неприятностей ненастной ночи, ни долгого пути, ни дождя, ни снега, ни ветра, ни всей крутой непогоды.
Я уже научился мечтать о необыкновенных приключениях и великих подвигах. Это очень помогало мне в трудные дни жизни, а так как дней этих было много, — я все более изощрялся в мечтаниях. Я не ждал помощи извне и не надеялся на счастливый случай, но во мне постепенно развивалось волевое упрямство, и чем труднее слагались условия жизни — тем крепче и даже умнее я чувствовал себя. Я очень рано
понял, что человека создает его сопротивление
окружающей среде.
Он не хотел отстать от явления, на которое однажды бросил свой взгляд, не проследивши его до конца, не отыскавши его причин, не
понявши связи его со всеми
окружающими явлениями.
Да все оттого, что Обломов как барин не хочет и не умеет работать и не
понимает настоящих отношений своих ко всему
окружающему.
Страшный, ужасный акт его умирания, он видел, всеми
окружающими его был низведен на степень случайной неприятности, отчасти неприличия (в роде того, как обходятся с человеком, который, войдя в гостиную, распространяет от себя дурной запах), тем самым «приличием», которому он служил всю свою жизнь; он видел, что никто не пожалеет его, потому что никто не хочет даже
понимать его положения.
И он один знал про это, все же
окружающие не
понимали или не хотели
понимать и думали, что всё на свете идет попрежнему.
Когда человек до того развился, что не может
понять своего личного блага вне блага общего; когда он при этом ясно
понимает свое место в обществе, свою связь с ним и отношения ко всему
окружающему, тогда только можно признать в нем действительную, серьезную, а не реторическую любовь к общему благу.
При всем том
окружающие Кольцова так мало
понимали его, что он ни в ком не находил сочувствия.
В пьесе открывают, что воровка не она, а сорока, — и вот Анету несут назад в торжестве, но Анета лучше автора
поняла смысл события; измученная грудь ее не нашла радостного звука; бледная, усталая, Анета смотрела с тупым удивлением на
окружающее ликование, со стороною упований и надежд, кажется, она не была знакома.
Я не знаю,
понимает ли Прокоп, какое действие производят плечи его жены на
окружающих, но думаю, что он, делая вид, что не
понимает, все-таки пользуется этим действием, как одним из средств внутренней залупской политики.
Граф однако скоро победил это предубеждение своею любезностью, внимательностью и прекрасной, веселой наружностью, так что чрез пять минут выражение лица предводительши уже говорило всем
окружающим: «я знаю, как вести этих господ: он сейчас
понял, с кем говорит.
Тогда всматривался я в
окружающие меня лица, вслушивался в разговор, в котором часто не
понимал ни слова, и вот в это-то время тихие взгляды, кроткая улыбка и прекрасное лицо M-me M* (потому что это была она), бог знает почему, уловлялись моим зачарованным вниманием, и уж не изглаживалось это странное, неопределенное, но непостижимо сладкое впечатление мое.
Это значит, что врачи не нужны, а их наука никуда не годится? Но ведь есть многое другое, что науке уже понятно и доступно, во многом врач может оказать существенную помощь. Во многом он и бессилен, но в чем именно он бессилен, может определить только сам врач, а не больной; даже и в этих случаях врач незаменим, хотя бы по одному тому, что он
понимает всю сложность происходящего перед ним болезненного процесса, а больной и его
окружающие не
понимают.
Обыкновенно думают, что жизнь старых стариков не важна, что они только доживают век. Это неправда: в глубокой старости идет самая драгоценная, нужная жизнь и для себя и для других. Ценность жизни обратно пропорциональна квадратам расстояния от смерти. Хорошо бы было, если бы это
понимали и сами старики и
окружающие их. Особенно же ценна последняя минута умирания.
Все ей мерещится, что все
окружающие поняли, откуда она пришла и какой проступок совершила там, в пустой рабочей комнате у горящей печи.
При этих словах все поднялось, взмешалось, и кто бежал к двери, кто бросался к окнам; а в окна чрез двойные рамы врывался сплошной гул, и во тьме,
окружающей дом, плыло большое огненное пятно, от которого то в ту, то в другую сторону отделялись светлые точки. Невозможно было
понять, что это такое. Но вот все это приближается и становится кучей народа с фонарями и пылающими головнями и сучьями в руках.
На этот счет я не ошибся, но что касается самого характера
окружающего меня безмолвия, то я не разгадал его: это не была мертвая тишина, а, напротив, это было безмолвие глубокого чувства и живой грусти, которых я, однако, не мог
понять, хотя и видел их в образе очень грациозной и одухотворенной группы.
Ещё может быть важнее
понять, откуда я получил первоначальные толчки в моём отношении к
окружающей социальной действительности, в моих моральных оценках
окружающего мира.
Трудно
понять и принять психологию благочестивых христиан, которые спокойно мирятся с тем, что
окружающие их люди, иногда даже близкие им люди, будут в аду.
Девочка только теперь
поняла, как не права она была и дома, и в пансионе, сколько горя причиняла она
окружающим, каким она была злым, нехорошим ребенком.
Русские гегелианцы 40-х годов сначала
поняли Гегеля консервативно и истолковали мысль о «разумности действительности» в том смысле, что нужно примириться с
окружающей действительностью, действительностью Николаевской эпохи и увидеть в ней разум.
В это время маленький человечек кончил первую песню, бойко перевернул гитару и сказал что-то про себя на своем немецком patois [местном, провинциальном наречии (франц.).], чего я не мог
понять, но что произвело хохот в
окружающей толпе.
Подобного смельчака, впрочем, и не было: как кремль, так и местность, его
окружающая, известная под именем Китай-города, были совершенно пустынны, и на первый взгляд можно было подумать, что находишься в совершенно безлюдном месте, и лишь слышавшийся отдаленный или, быть может, разносимый ветром лай собак давал
понять, что кругом есть жилища живых, но спящих или притаившихся обывателей.
Иван Павлович следил за ней тревожным взглядом. Он один из
окружающих ее
понимал страшную опасность, в которой она находится, видел быстрое развитие ее внутренних, нравственных страданий, в таких резких формах отражающихся на ее и без того слабом организме. Он чуял приближающуюся беду и оставался бессильным, немым зрителем угасающей юной, дорогой для него жизни.
У самых ворот, где стоял экипаж, «мать» как бы что-то
поняла из
окружающего: она обернулась и хотела сказать «благодарю», но пошатнулась на ногах. Ее поддержала стоявшая возле «змея» и… поцеловала ее руку.
Шевельнулось ли в сердце этого распущенного человека сознание, что такому чистому ангелу не место в этой смрадной среде?
Понял ли он, что было бы преступлением осквернить этот чистый цветок плотскими взорами
окружающих?
Обе они
поняли ту беззаветную, горячую любовь, которую питал бедный юноша к своей бежавшей с другим кузине, и сила этой любви усугублялась в их глазах силой непроницаемой тайны, в которую облек свое чувство юноша не только для
окружающих, но и для самого предмета этой безграничной, почти неземной привязанности, той высшей любви, из-за которой душу свою полагают за друга.