Неточные совпадения
— Ты не то хотела спросить? Ты хотела спросить про ее имя?
Правда? Это мучает Алексея. У ней нет имени. То есть она Каренина, — сказала Анна, сощурив глаза так, что только видны были сошедшиеся ресницы. — Впрочем, — вдруг просветлев лицом, — об этом мы всё переговорим после. Пойдем, я тебе
покажу ее. Elle est très gentille. [Она очень мила.] Она ползает уже.
Но не ей, той, которая была влюблена в Вронского, не ей
показывать мне это, хотя это и
правда.
Правда, часто, разговаривая с мужиками и разъясняя им все выгоды предприятия, Левин чувствовал, что мужики слушают при этом только пение его голоса и знают твердо, что, что бы он ни говорил, они не дадутся ему в обман. В особенности чувствовал он это, когда говорил с самым умным из мужиков, Резуновым, и заметил ту игру в глазах Резунова, которая ясно
показывала и насмешку над Левиным и твердую уверенность, что если будет кто обманут, то уж никак не он, Резунов.
А тот… но после всё расскажем,
Не
правда ль? Всей ее родне
Мы Таню завтра же
покажем.
Жаль, разъезжать нет мочи мне:
Едва, едва таскаю ноги.
Но вы замучены с дороги;
Пойдемте вместе отдохнуть…
Ох, силы нет… устала грудь…
Мне тяжела теперь и радость,
Не только грусть… душа моя,
Уж никуда не годна я…
Под старость жизнь такая гадость…»
И тут, совсем утомлена,
В слезах раскашлялась она.
Я вас туда свезу, это
правда,
покажу невесту, но только не теперь, а теперь вам скоро будет пора.
— Как попали! Как попали? — вскричал Разумихин, — и неужели ты, доктор, ты, который прежде всего человека изучать обязан и имеешь случай, скорей всякого другого, натуру человеческую изучить, — неужели ты не видишь, по всем этим данным, что это за натура этот Николай? Неужели не видишь, с первого же разу, что все, что он
показал при допросах, святейшая
правда есть? Точнехонько так и попали в руки, как он
показал. Наступил на коробку и поднял!
— Вот неожиданно! Какими судьбами! — твердил он, суетясь по комнате, как человек, который и сам воображает и желает
показать, что радуется. — Ведь у нас все в доме благополучно, все здоровы, не
правда ли?
Нет, он, конечно, пойдет к Прейсу и
покажет там, что он уже перерос возраст ученика и у него есть своя
правда, —
правда человека, который хочет и может быть независимым.
— Может быть, но — все-таки! Между прочим, он сказал, что правительство, наверное, откажется от административных воздействий в пользу гласного суда над политическими. «Тогда, говорит, оно получит возможность
показать обществу, кто у нас играет роли мучеников за
правду. А то, говорит, у нас слишком любят арестантов, униженных, оскорбленных и прочих, которые теперь обучаются, как надобно оскорбить и унизить культурный мир».
— Нет, погоди: имеем две критики, одну — от тоски по
правде, другую — от честолюбия. Христос рожден тоской по
правде, а — Саваоф? А если в Гефсиманском-то саду чашу страданий не Саваоф Христу
показал, а — Сатана, чтобы посмеяться? Может, это и не чаша была, а — кукиш? Юноши, это вам надлежит решить…
— Что за дурак! разве это не
правда? — сказал Захар. — Вон я и кости, пожалуй,
покажу…
— Именно, — подхватил Пенкин. — У вас много такта, Илья Ильич, вам бы писать! А между тем мне удалось
показать и самоуправство городничего, и развращение нравов в простонародье; дурную организацию действий подчиненных чиновников и необходимость строгих, но законных мер… Не
правда ли, эта мысль… довольно новая?
Зато он чаще занимается с детьми хозяйки. Ваня такой понятливый мальчик, в три раза запомнил главные города в Европе, и Илья Ильич обещал, как только поедет на ту сторону, подарить ему маленький глобус; а Машенька обрубила ему три платка — плохо,
правда, но зато она так смешно трудится маленькими ручонками и все бегает
показать ему каждый обрубленный вершок.
Но ее Колумб, вместо живых и страстных идеалов
правды, добра, любви, человеческого развития и совершенствования,
показывает ей только ряд могил, готовых поглотить все, чем жило общество до сих пор.
«Переделать портрет, — думал он. — Прав ли Кирилов? Вся цель моя, задача, идея — красота! Я охвачен ею и хочу воплотить этот, овладевший мною, сияющий образ: если я поймал эту „
правду“ красоты — чего еще? Нет, Кирилов ищет красоту в небе, он аскет: я — на земле…
Покажу портрет Софье: что она скажет? А потом уже переделаю… только не в блудницу!»
Ну, беги… да постой, покажи-ка опять карман… да
правда ли,
правда ли?
И тот
показал всю
правду.
Да,
правда, на Смердякова
показывают лишь сам подсудимый, два брата его, Светлова, и только.
— Ах, да ведь это
правда, если б он убил! — воскликнула Грушенька. — Помешанный он был тогда, совсем помешанный, и это я, я, подлая, в том виновата! Только ведь он же не убил, не убил! И все-то на него, что он убил, весь город. Даже Феня и та так
показала, что выходит, будто он убил. А в лавке-то, а этот чиновник, а прежде в трактире слышали! Все, все против него, так и галдят.
А потому и опустим о том, как Николай Парфенович внушал каждому призываемому свидетелю, что тот должен
показывать по
правде и совести и что впоследствии должен будет повторить это показание свое под присягой.
— Ты, может быть, не ожидала меня, а?
правда, не ожидала? может быть, я помешал?.. — продолжал Чуб,
показав на лице своем веселую и значительную мину, которая заранее давала знать, что неповоротливая голова его трудилась и готовилась отпустить какую-нибудь колкую и затейливую шутку.
Через год она мне
показала единственное письмо от Коськи, где он сообщает — письмо писано под его диктовку, — что пришлось убежать от своих «ширмачей», «потому, что я их обманул и что
правду им сказать было нельзя… Убежал я в Ярославль, доехал под вагоном, а оттуда попал летом в Астрахань, где работаю на рыбных промыслах, а потом обещали меня взять на пароход. Я выучился читать».
Дело кончилось благополучно. Показания учеников были в мою пользу, но особенно поддержал меня сторож Савелий, философски, с колокольчиком подмышкой, наблюдавший всю сцену. Впрочем, он
показал только
правду: Дитяткевич первый обругал меня и рванул за шинель. Меня посадили в карцер, Дитяткевичу сделали замечание. Тогда еще ученик мог быть более правым, чем «начальство»…
Доктор
показал мне целую кипу бумаг, написанных им, как он говорил, в защиту
правды и из человеколюбия.
Ей хотелось
показать себя и всё свое пренебрежение к ним… ну, и ко мне; это
правда, я не отрицаю…
— Вы его под присягой спросите, господин следователь, — подговаривал Кишкин, осклабляясь. — Тогда он сущую
правду покажет насчет разреза в Выломках…
— Пожалеют балчуговские-то о Карачунском, — повторял секретарь. — И еще как пожалеют… В узде держал, а только с толком. Умный был человек… Надо
правду говорить. Оников-то
покажет себя…
— Вот видите что-с, — продолжал Вихров, снова начав рассматривать дело. — Крестьянская жена Елизавета Петрова
показывает, что она к вам в шайку ходила и знакомство с вами вела:
правда это или нет?
— Послушайте, братцы, — начал Вихров громко, — опекун
показывает на вас, что вы не платили оброков, потому что у вас были пожары, хлеб градом выбивало, холерой главные недоимщики померли. Вы не смотрите, что я у него остановился. Мне решительно все равно, он или вы; мне нужна только одна
правда, и потому говорите мне совершенно откровенно: справедливо ли то, что он пишет про вас, или нет?
— Вот вам, — сказала она, — мой милый Володя (она в первый раз так меня называла), товарищ. Его тоже зовут Володей. Пожалуйста, полюбите его; он еще дичок, но у него сердце доброе.
Покажите ему Нескучное, гуляйте с ним, возьмите его под свое покровительство. Не
правда ли, вы это сделаете? вы тоже такой добрый!
— Если вы, мамаша,
покажете им, что испугались, они подумают: значит, в этом доме что-то есть, коли она так дрожит. Вы ведь понимаете — дурного мы не хотим, на нашей стороне
правда, и всю жизнь мы будем работать для нее — вот вся наша вина! Чего же бояться?
— Ах, баронесса — ужас, как меня сегодня рассердила! Вообрази себе, я ждала вот графа обедать, — отвечала та,
показывая на старика, — она тоже хотела приехать; только четыре часа — нет, пятого половина — нет. Есть ужасно хочется; граф, наконец, приезжает; ему, конечно, сейчас же выговор — не
правда ли?
— Да, порядочно; сбываем больше во внутренние губернии на ярмарки. Последние два года — хоть куда! Если б еще этак лет пять, так и того… Один компанион,
правда, не очень надежен — все мотает, да я умею держать его в руках. Ну, до свидания. Ты теперь посмотри город, пофлянируй, пообедай где-нибудь, а вечером приходи ко мне пить чай, я дома буду, — тогда поговорим. Эй, Василий! ты
покажешь им комнату и поможешь там устроиться.
Пока Санин одевался, Эмиль заговорил было с ним,
правда, довольно нерешительно, о Джемме, об ее размолвке с г-м Клюбером; но Санин сурово промолчал ему в ответ, а Эмиль,
показав вид, что понимает, почему не следует слегка касаться этого важного пункта, уже не возвращался к нему — и только изредка принимал сосредоточенное и даже строгое выражение.
—
Правда, утонули сегодня днем. А ну-ка,
покажите заметку!
— Довольно, Кириллов, уверяю вас, что довольно! — почти умолял Петр Степанович, трепеща, чтоб он не разодрал бумагу. — Чтобы поверили, надо как можно темнее, именно так, именно одними намеками. Надо
правды только уголок
показать, ровно настолько, чтоб их раздразнить. Всегда сами себе налгут больше нашего и уж себе-то, конечно, поверят больше, чем нам, а ведь это всего лучше, всего лучше! Давайте; великолепно и так; давайте, давайте!
Когда все сии свидетели поставлены были на должные им места, в камеру вошел заштатный священник и отобрал от свидетелей клятвенное обещание, внушительно прочитав им слова, что они ни ради дружбы, ни свойства, ни ради каких-либо выгод не будут утаивать и
покажут сущую о всем
правду.
Ходят еще в народе предания о славе, роскоши и жестокости грозного царя, поются еще кое-где песни про осуждение на смерть царевича, про нашествия татар на Москву и про покорение Сибири Ермаком Тимофеевичем, которого изображения, вероятно, несходные, можно видеть доселе почти во всех избах сибирских; но в этих преданиях, песнях и рассказах —
правда мешается с вымыслом, и они дают действительным событиям колеблющиеся очертания,
показывая их как будто сквозь туман и дозволяя воображению восстановлять по произволу эти неясные образы.
— Боярин Дружина! — сказал торжественно Иоанн, вставая с своего места, — ты божьим судом очистился предо мною. Господь бог, чрез одоление врага твоего,
показал твою
правду, и я не оставлю тебя моею милостью. Не уезжай из Слободы до моего приказа. Но это, — продолжал мрачно Иоанн, — только половина дела. Еще самый суд впереди. Привести сюда Вяземского!
Но бог не захотел его погибели,
показал его
правду.
Это удивило меня своей
правдой, — я стал читать дальше, стоя у слухового окна, я читал, пока не озяб, а вечером, когда хозяева ушли ко всенощной, снес книгу в кухню и утонул в желтоватых, изношенных страницах, подобных осенним листьям; они легко уводили меня в иную жизнь, к новым именам и отношениям,
показывая мне добрых героев, мрачных злодеев, непохожих на людей, приглядевшихся мне.
Эту
правду, очень знакомую мне и надоевшую в жизни, книга
показывала в освещении совершенно новом — незлобивом, спокойном.
За тою же самою занавесью я услышал такие слова: „А ну, покажи-ка мне этого умного попа, который, я слышала, приобык
правду говорить?“ И с сим занавесь как бы мановением чародейским, на не видимых шнурах, распахнулась, и я увидал пред собою саму боярыню Плодомасову.
Но и сошествие святого духа надо было подтвердить для тех, которые не видали огненных языков (хотя и непонятно, почему огненный язык, зажегшийся над головой человека,
показывает, что то, что будет говорить этот человек, — несомненная
правда), и понадобились еще чудеса и исцеления, воскресения, умерщвления и все те соблазнительные чудеса, которыми наполнены Деяния и которые не только никогда не могут убедить в истинности христианского учения, но могут только оттолкнуть от него.
Ответ мне понравился. Я быстро подошел к Ежевикину и крепко пожал ему руку. По
правде, мне хотелось хоть чем-нибудь протестовать против всеобщего мнения,
показав открыто старику мое сочувствие. А может быть, кто знает! может быть, мне хотелось поднять себя в мнении Настасьи Евграфовны. Но из движения моего ровно ничего не вышло путного.
Но писать
правду было очень рискованно, о себе писать прямо-таки опасно, и я мои переживания изложил в форме беллетристики — «Обреченные», рассказ из жизни рабочих. Начал на пароходе, а кончил у себя в нумеришке, в Нижнем на ярмарке, и послал отцу с наказом никому его не
показывать. И понял отец, что Луговский — его «блудный сын», и написал он это мне. В 1882 году, прогостив рождественские праздники в родительском доме, я взял у него этот очерк и целиком напечатал его в «Русских ведомостях» в 1885 году.
— Ох вы, молокососы! — сказал седой старик, покачивая головою. — Не прежние мои годы, а то бы я
показал вам, как переходят по льдинам. У нас, бывало, это плевое дело!.. Да, правду-матку сказать, и народ-то не тот был.
Чекко спрятал в карман этот кусок бумаги, но он лег ему на сердце камнем и с каждым днем всё становился тяжелей. Не однажды он хотел
показать письмо священнику, но долгий опыт жизни убедил его, что люди справедливо говорят: «Может быть, поп и говорит богу
правду про людей, но людям
правду — никогда».
— Я думаю, что вздор! — подхватила княгиня. — Потому что, если б это
правда была, то это
показывало бы, что она какая-то страшная и ужасная женщина.
Правда, с тех пор француз и носу не смеет на улицу
показывать; а барыня стала такая ласковая с отцом Васильем: в неделю-то раз пять он обедает на господском дворе.