Неточные совпадения
Вспомнились слова Марины: «Мир ограничивает человека, если человек не имеет опоры в
духе». Нечто подобное же утверждал Томилин, когда говорил о
познании как инстинкте.
Объективное
познание знает только царство Кесаря и не знает царство
Духа.
Духовное
познание есть богочеловеческое
познание,
познание не разумом и не чувством, а целостным
Духом.
Не только рассудок, но и разум не мог бы открыть возможность
познания истины, это делает исключительно
дух.
Когда в прошлом философы говорили о врожденных идеях, то, благодаря статическому характеру их мышления, они плохо выражали истину об активном
духе в человеке и человеческом
познании.
Оценка есть путь
познания так называемых наук о
духе, но эта оценка отражается на
дух, а не на сферу объективации, которая существует не только в явлениях природы, но и в явлениях психических и социальных.
Но
познание существования вне объективизации возможно через
Дух, возможно духовное
познание, которое на вершинах всегда существовало, оно было еще в древней Индии.
Познание Истины, к которому стремится философия, невозможно через отвлеченный разум, оперирующий понятиями, оно возможно только через духовно целостный разум, через
дух и духовный опыт.
Но главное в книге не это, главное — самопознание,
познание собственного
духа и духовных исканий.
Источник философского
познания — целостная жизнь
духа, духовный опыт.
Я готов себя сознать романтиком вот по каким чертам: примат субъекта над объектом, противление детерминизму конечного и устремление к бесконечному, неверие в достижение совершенства в конечном, интуиция против дискурсии, антиинтеллектуализм и понимание
познания как акта целостного
духа, экзальтация творчества в человеческой жизни, вражда к нормативизму и законничеству, противоположение личного, индивидуального власти общего.
В этом проблематика Достоевского, Ибсена была моей нравственной проблематикой, как и пережитое Белинским восстание против гегелевского мирового
духа, как некоторые мотивы Кирхегардта, которого я, впрочем, очень поздно узнал и не особенно люблю, как и борьба Л. Шестова против необходимых законов логики и этики, хотя и при ином отношении к
познанию.
Но я не мог смирить своих исканий нового
духа, своего
познания, своего свободолюбия.
Русская религиозная философия особенно настаивает на том, что философское
познание есть
познание целостным
духом, в котором разум соединяется с волей и чувством и в котором нет рационалистической рассеченности.
Зачем заботиться о приобретении
познаний, когда наша жизнь и общество в противоборстве со всеми великими идеями и истинами, когда всякое покушение осуществить какую-нибудь мысль о справедливости, о добре, о пользе общей клеймится и преследуется, как преступление?» «Везде насилия и насилия, стеснения и ограничения, — нигде простора бедному русскому
духу.
Гносеологический гамлетизм с самого начала предполагает
познание отсеченным от цельной жизни
духа, субъект оторванным от объекта и ему противоположным, мышление выделенным из бытия и где-то вне его помещенным.
Истина стяжается жизнью и подвигом, усилием воли и целостным
духом, а не одним
познанием.
Только гносеология не человеческого происхождения, только гносеология, открывающая действие
Духа Божьего в философском
познании, только такая соборная, церковная гносеология, исходящая от изначальной данности Божественного Логоса в нас, может возвыситься над антропологическим и психологическим релятивизмом.
Разум должен прекратить свое изолированное, отсеченное существование и органически воссоединиться с цельной жизнью
духа, тогда только возможно в высшем смысле разумное
познание.
Жизнь
духа, само бытие, во всех смыслах предшествует всякой науке, всякому
познанию, всякому мышлению, всякой категории, всякому суждению, всякому гносеологическому субъекту.
Полнота же и цельность жизни
духа заключает в себе
познание, это не риккертовское «переживание».
Новая теория восприятия и суждения, новое истолкование механизма
познания в
духе мистического эмпиризма представляют старое знание в новом освещении.
Высшей судебной инстанцией в делах
познания не может и не должна быть инстанция рационалистическая и интеллектуалистическая, а лишь полная и целостная жизнь
духа.
Но истину нужно заслужить, и потому
познание истины есть подвиг цельной жизни
духа, есть творческое совершенствование бытия.
— Еще бы! Бог есть
Дух, невидимый… — спешит блеснуть своими
познаниями Аннинька.
Если ты хочешь достигнуть
познания всеобъемлющего я,то ты должен прежде всего узнать самого себя. Для того же, чтобы познать самого себя, ты должен пожертвовать своим я всемирному я. Жертвуй своей жизнью, если ты хочешь жить в
духе. Удаляй свои мысли от внешних вещей и всего, что представляется извне. Старайся удалять от себя возникающие образы, с тем чтобы они не кидали темной тени на твою душу.
Ибо хотя мы и не усматриваем никакого времени ни раньше их, ни в них самих, потому что они всегда наслаждаются лицезрением Твоим и никогда не уклоняются от Тебя, так что они не подвергаются никакому изменению, однако им присуща изменчивость (inest ipsa mutabilitas), вследствие которой они могли бы и омрачаться в
познании Тебя и охладевать в любви к Тебе, если бы они не освещались светом Твоим» («Исповедь», кн. XII, гл. XV); цит. по изд. Киевской
Дух.
Но в этом смысле в психологизме могут считаться повинны решительно все деятельности
духа: разве
познание не есть также факт душевной жизни, разве мораль не имеет своей психологии (более придирчивые критики и рассматривают мораль лишь как психологический факт)?
Бог постижим только в силу и меру своего откровения о Себе: «Видел
дух мой с радостным ужасом, что вне пределов сего вечного округа (шара Вечности) ничего не было, как только бесконечное непостижимое Божество, без цели и пределов, и что вне сего шара Вечности ничего не можно было о самом Боге ни видеть, ни познавать, кроме только отрицательного
познания, то есть что Он не есть» (гл. V, § 6).
Это свидетельствует о развитии
духа научности вообще, а вместе с тем и о творческом упадке религии, при котором коллекционирование чужих сокровищ заставляет забывать о своей собственной бедности [Такое значение развития науки о религии отметил еще Гегель: «Если
познание религии понимается лишь исторически, то мы должны рассматривать теологов, дошедших до такого понимания, как конторщиков торгового дома, которые ведут бухгалтерию только относительно чужого богатства, работают лишь для других, не приобретая собственного имущества; хотя они получают плату, но их заслуга только в обслуживании и регистрировании того, что составляет имущество других…
«Самая сущность никому неудобозрима, кроме Единородного и
Духа Св., а мы, возводимые делами Божиими и из творений уразумевая Творца, приобретаем
познание о Его благости и сущности» [Там же, 31, 34,35.].
Кант закрыл путь
познания подлинного мира существования, отличного от мира явлений, в его философии почти совершенно отсутствует категория
духа.
Наоборот,
познание в науках исторических и социальных и в науках о
духе и о ценностях, т. е. в философии, носит менее общеобязательный характер именно потому, что предполагает большую духовную общность людей.
Обращаясь к самопознанию, которое есть одно из главных источников философского
познания, я открываю в себе изначальное, исходное: противление мировой данности, неприятие всякой объектности, как рабства человека, противоположение свободы
духа необходимости мира, насилию и конформизму.
Вот я и спрашиваю, в чем благодатное, просветляющее действие трансцендентального сознания гносеологического субъекта или мирового
духа на человека, на живую, конкретную личность, как раскрывается сила и прочность
познания в человеке, и притом в данном человеке, а не в сфере внечеловеческой.
Теория
познания, идущая от Канта, подменяет проблему человека и его силы познавать бытие проблемой трансцендентального сознания, гносеологического субъекта или мирового
духа, божественного разума.
Добрые дела есть ведь также охлаждение творческого огня любви в человеческом сердце, как философская книга есть охлаждение творческого огня
познания в человеческом
духе.
Основной вопрос
познания вовсе не есть
познание идей о Боге, а
познание Самого Бога, т. е.
познание в
духе и самого
духа.
Философия есть часть жизни и опыт жизни, опыт жизни
духа лежит в основании философского
познания.
Основной признак философии
духа тот, что в ней нет объекта
познания.
Это совершенно ясно в так называемых «науках о
духе», где объективирование всегда есть смерть истинного
познания.
Дух революционен в отношении к миру, и на земле он выразим не в объективных структурах, а в свободе, справедливости, любви, творчестве, в интуитивном
познании, не в объективности, а в экзистенциальной субъективности.
Идеал совершенной объективации
духа в культуре, в
познании научном и философском, в искусстве, в нравственном и социальном порядке есть идеал классический.
Нельзя переносить на
дух признаков, извлеченных из
познания объективированной природы.
Но именно поэтому
Дух менее всего может быть предметом рационального и объективированного
познания.
Дух есть космический элемент — последствие понимания его как воздуха, и
дух есть
познание, мудрость, идея — наследие греческой философии.
Но
дух не может быть прикрепляем к преходящим формам
познания, как и к преходящим формам общества.
Это пленение объективацией происходит в исторической Церкви как социальном институте у книжников и фарисеев, в застывших ортодоксиях, в государстве, организующем
дух, в законническом морализме, в формальном искусстве, претендующем на классицизм, в
духе академичности, организующей и нормирующей
познание, в законнической семье, подавляющей любовь, и т. п.
Чтобы хотя несколько удовлетворительно отвечать на вопрос, сделанный нам в начале главы, скажем о Фрице, что, несмотря на простоту его наружности и жеманство его движений, он был лукав, как
дух, прельстивший нашу прабабушку в раю [Имеется в виду библейское предание о злом
духе, давшем вкусить первой женщине Еве яблоко с древа
познания добра и зла.].
Для
познания Достоевского в познающем должно быть родство с предметом, с самим Достоевским, что-то от его
духа.