Неточные совпадения
Идти
под руку с ней было неудобно: трудно соразмерять свои шаги
с ее, она толкала бедром.
Мужчины оглядывались на нее, это раздражало Самгина. Он, вспомнив волнение, испытанное им вчера, когда он читал ее письмо, подумал...
Приятно было идти
под руку с женщиной, на которую все
мужчины смотрели
с восхищением, а женщины — враждебно.
Он видел, что толпа, стискиваясь, выдавливает
под ноги себе
мужчин, женщин; они приседали, падали, ползли, какой-то подросток быстро,
с воем катился к фронту, упираясь в землю одной ногой и
руками; видел, как люди умирали, не веря, не понимая, что их убивают.
За нею, наклоня голову, сгорбясь, шел Поярков, рядом
с ним, размахивая шляпой, пел и дирижировал Алексей Гогин;
под руку с каким-то задумчивым блондином прошел Петр Усов, оба они в полушубках овчинных; мелькнуло красное, всегда веселое лицо эсдека Рожкова рядом
с бородатым лицом Кутузова; эти — не пели, а, очевидно, спорили, судя по тому, как размахивал
руками Рожков; следом за Кутузовым шла Любаша Сомова
с Гогиной; шли еще какие-то безымянные, но знакомые Самгину
мужчины, женщины.
В день похорон
с утра подул сильный ветер и как раз на восток, в направлении кладбища. Он толкал людей в спины, мешал шагать женщинам, поддувая юбки, путал прически
мужчин, забрасывая волосы
с затылков на лбы и щеки. Пение хора он относил вперед процессии, и Самгин, ведя Варвару
под руку, шагая сзади Спивак и матери, слышал только приглушенный крик...
Остальное помещение клуба состояло из шести довольно больших комнат, отличавшихся большей роскошью сравнительно
с обстановкой нижнего этажа и танцевального зала; в средней
руки столичных трактирах можно встретить такую же вычурную мебель, такие же трюмо
под орех, выцветшие драпировки на окнах и дверях. Одна комната была отделана в красный цвет, другая — в голубой, третья — в зеленый и т. д. На диванчиках сидели дамы и
мужчины, провожавшие Привалова любопытными взглядами.
Она привела его в свою комнату, убранную со всей кокетливостью спальни публичного дома средней
руки: комод, покрытый вязаной — скатертью, и на нем зеркало, букет бумажных цветов, несколько пустых бонбоньерок, пудреница, выцветшая фотографическая карточка белобрысого молодого человека
с гордо-изумленным лицом, несколько визитных карточек; над кроватью, покрытой пикейным розовым одеялом, вдоль стены прибит ковер
с изображением турецкого султана, нежащегося в своем гареме,
с кальяном во рту; на стенах еще несколько фотографий франтоватых
мужчин лакейского и актерского типа; розовый фонарь, свешивающийся на цепочках
с потолка; круглый стол
под ковровой скатертью, три венских стула, эмалированный таз и такой же кувшин в углу на табуретке, за кроватью.
Я сказала сейчас, что женщины любят то, что в порядочном обществе известно
под именем causerie. [легкой беседы (франц.)] Наедине
с женщиной
мужчина еще может, a la rigueur, [в крайнем случае (франц.)] ограничиться вращением зрачков, но в обществе он непременнодолжен уметь говорить или, точнее, — занимать. Поэтому ему необходимо всегдаиметь
под руками приличный сюжет для разговора, чтобы не показаться ничтожным в глазах любимой женщины. Ты понимаешь, надеюсь, к чему я веду свою речь?
Старик вынул из бумажника фотографию. В кресле сидит
мужчина средних лет, гладко причесанный, елейного вида,
с правильными чертами лица, окаймленного расчесанной волосок к волоску не широкой и не узкой бородой. Левая
рука его покоится на двух книгах, на маленьком столике, правая держится за шейную часовую цепочку, сбегающую по бархатному жилету
под черным сюртуком.
И при этом они пожали друг другу
руки и не так, как обыкновенно пожимаются
руки между
мужчинами, а как-то очень уж отделив большой палец от других пальцев, причем хозяин чуть-чуть произнес: «А… Е…», на что Марфин слегка как бы шикнул: «Ши!». На указательных пальцах у того и у другого тоже были довольно оригинальные и совершенно одинакие чугунные перстни, на печатках которых была вырезана Адамова голова
с лежащими
под ней берцовыми костями и надписью наверху: «Sic eris». [«Таким будешь» (лат.).]
Несколько
мужчин, женщин и девушек, в странных костюмах,
с обнаженными
руками и ногами до колен, появились из маленьких деревянных будок, построенных на берегу, и, взявшись за
руки, кинулись со смехом в волны, расплескивая воду, которая брызгала у них из-под ног тяжелыми каплями, точно расплавленное золото.
Лаптев сам побежал в столовую, взял в буфете, что первое попалось ему
под руки, — это была высокая пивная кружка, — налил воды и принес брату. Федор стал жадно пить, но вдруг укусил кружку, послышался скрежет, потом рыдание. Вода полилась на шубу, на сюртук. И Лаптев, никогда раньше не видавший плачущих
мужчин, в смущении и испуге стоял и не знал, что делать. Он растерянно смотрел, как Юлия и горничная сняли
с Федора шубу и повели его обратно в комнаты, и сам пошел за ними, чувствуя себя виноватым.
В дверях главной залы появился новый субъект, красивый, щегольски одетый
мужчина средних лет,
с ловко расчесанной на обе стороны бородкой. На
руках его горели дорогие бриллиантовые перстни, а из-под темной визитки сбегала по жилету толстая, изящная золотая цепь, увешанная брелоками.
Маша часто уходила на мельницу и брала
с собою сестру, и обе, смеясь, говорили, что они идут посмотреть на Степана, какой он красивый. Степан, как оказалось, был медлителен и неразговорчив только
с мужчинами, в женском же обществе держал себя развязно и говорил без умолку. Раз, придя на реку купаться, я невольно подслушал разговор. Маша и Клеопатра, обе в белых платьях, сидели на берегу
под ивой, в широкой тени, а Степан стоял возле, заложив
руки назад, и говорил...
Мужчина могучий,
с большою, колечками, бородой, сильно тронутой проседью, в плотной шапке черноватых, по-цыгански курчавых волос, носище крупный, из-под бугристых, густых бровей дерзко смотрят серые,
с голубинкой, глаза, и было отмечено, что когда он опускал
руки, широкие ладони его касались колен.
Новые знакомцы вышли
под руку в залу, но Масуров скоро юркнул от Бахтиарова; он был в зале собрания как у себя дома, даже свободнее, чем ловкий и светский Бахтиаров: всем почти
мужчинам подавал
руку, дамам кланялся, иным даже что-то шептал на ухо; и Бахтиаров только чрез четверть часа заметил его усевшимся
с дамою во ожидании мазурки.
Ераст. Позвольте-с! Ежели бы был такой закон, чтоб совсем даже не прикасаться до
мужчины ни
под каким видом, а кто прикоснется, так это грех и стыд. И вот, если
мужчина на ваших глазах тонет, а вам только
руку протянуть, и он спасен. Ведь вы
руки не протянете, потому это стыдно; пущай он тонет.
Тогда еще
мужчины не стыдились говорить о чувствах высокого и прекрасного, а женщины любили идеальных героев, слушали соловьев, свиставших в густых кустах цветущей сирени, и всласть заслушивались турухтанов, таскавших их
под руку по темным аллеям и разрешавших
с ними мудрые задачи святой любви.
На Ключарной улице мы вошли в убогий, покосившийся домик. В комнате тускло горела керосинка. Молодая женщина
с красивым, испуганным лицом, держа на
руках ребенка, подкладывала у печки щепки
под таганок, на котором кипел большой жестяной чайник. В углу, за печкой, лежал на дощатой кровати крепкий
мужчина лет тридцати, — бледный,
с полузакрытыми глазами; закинув
руки под голову, он слабо стонал.
— Ручную гранату
под голову, дернуть капсюль и трах!.. Это у нас называется смерть
под музыку. Чтоб живым не попасться в их
руки… Рассеялись мы во все стороны. Едет в тачанке
мужчина мещанистого вида. Револьвер ему ко лбу, снял
с него пиджак, брюки, переоделся и побежал балкою.
Их остановил у выхода в коридор совсем не „академического“ вида
мужчина лет
под пятьдесят, седой, стриженый,
с плохо бритыми щеками, в вицмундире, смахивающий на приказного старых времен. Он держал в
руке стакан вина и совал его в
руки Палтусова.
Плотный, красивый и высокий
мужчина с черными английскими бакенбардами, в черной шляпе и
с пледом на
руке, в которой он держал богатую трость, лениво, самоуверенно шел
под руку с дамой в диком шелковом платье, в чепце
с блестящими лентами и прелестнейших кружевах.
— Новенькая, новенькая… — пронесся по залу шепот, а Матильда Карловна, слегка подтолкнув
под локоть Клодину, втолкнула ее в оживленную особенно группу девушек и
мужчин, а сама удалилась в маленькую гостиную, смежную
с залой, и важно уселась в кресло
с каким-то вязаньем в
руках.
— Для того, чтобы быть матерью, я должна была скрываться, скрывать твое существование, скрывать, что я мать тебе. Другая мать, встретившая дочь
под руку с таким человеком,
с бриллиантами на шее и оскорблением на лбу, вызвала бы сочувствие и негодование целого света. Все —
мужчины и женщины — плакали бы вместе
с ней, все поняли бы ее горе…