Неточные совпадения
Анна Андреевна. Послушай: беги к купцу Абдулину… постой, я дам
тебе записочку (садится к столу, пишет записку и между тем говорит):эту записку
ты отдай кучеру Сидору, чтоб он побежал с нею к купцу Абдулину и принес оттуда вина. А сам
поди сейчас прибери хорошенько эту комнату для гостя. Там поставить кровать, рукомойник и прочее.
Хлестаков. На что ж хозяина?
Ты поди сам скажи.
«Скажи, служивый, рано ли
Начальник просыпается?»
— Не знаю.
Ты иди!
Нам говорить не велено! —
(Дала ему двугривенный).
На то у губернатора
Особый есть швейцар. —
«А где он? как назвать его?»
— Макаром Федосеичем…
На лестницу
поди! —
Пошла, да двери заперты.
Присела я, задумалась,
Уж начало светать.
Пришел фонарщик с лестницей,
Два тусклые фонарика
На площади задул.
Г-жа Простакова.
Ты же еще, старая ведьма, и разревелась.
Поди, накорми их с собою, а после обеда тотчас опять сюда. (К Митрофану.) Пойдем со мною, Митрофанушка. Я
тебя из глаз теперь не выпущу. Как скажу я
тебе нещечко, так пожить на свете слюбится. Не век
тебе, моему другу, не век
тебе учиться.
Ты, благодаря Бога, столько уже смыслишь, что и сам взведешь деточек. (К Еремеевне.) С братцем переведаюсь не по-твоему. Пусть же все добрые люди увидят, что мама и что мать родная. (Отходит с Митрофаном.)
Стародум(встает и все встают).
Поди, мой друг; однако я с
тобою не прощаюсь.
Стародум(приметя всех смятение). Что это значит? (К Софье.) Софьюшка, друг мой, и
ты мне кажешься в смущении? Неужель мое намерение
тебя огорчило? Я заступаю место отца твоего. Поверь мне, что я знаю его права. Они нейдут далее, как отвращать несчастную склонность дочери, а выбор достойного человека зависит совершенно от ее сердца. Будь спокойна, друг мой! Твой муж,
тебя достойный, кто б он ни был, будет иметь во мне истинного друга.
Поди за кого хочешь.
—
Ты думаешь как? — ободряли третьи, —
ты думаешь, начальство-то спит? Нет, брат, оно одним глазком дремлет, а другим
поди уж где видит!
—
Поди. Разве я
тебе запрещаю? — сказала мать.
—
Ты поди, душенька, к ним, — обратилась Кити к сестре, — и займи их. Они видели Стиву на станции, он здоров. А я побегу к Мите. Как на беду, не кормила уж с самого чая. Он теперь проснулся и, верно, кричит. — И она, чувствуя прилив молока, скорым шагом пошла в детскую.
— А
ты знаешь, Весловский был у Анны. И он опять к ним едет. Ведь они всего в семидесяти верстах от вас. И я тоже непременно съезжу. Весловский,
поди сюда!
— Ну вот и прекрасно, — сказала Долли, —
ты поди распоряжайся, а я пойду с Гришей повторю его урок. А то он нынче ничего не делал.
—
Поди прочь, безумный мальчишка! Где
тебе ездить на моем коне? На первых трех шагах он
тебя сбросит, и
ты разобьешь себе затылок об камни.
— Ну, что ж
ты расходилась так? Экая занозистая! Ей скажи только одно слово, а она уж в ответ десяток! Поди-ка принеси огоньку запечатать письмо. Да стой,
ты схватишь сальную свечу, сало дело топкое: сгорит — да и нет, только убыток, а
ты принеси-ка мне лучинку!
— Вставай, чего спишь! — закричала она над ним, — десятый час. Я
тебе чай принесла: хошь чайку-то?
Поди отощал?
«Мария же, пришедши туда, где был Иисус, и увидев его, пала к ногам его; и сказала ему: господи! если бы
ты был здесь, не умер бы брат мой. Иисус, когда увидел ее плачущую и пришедших с нею иудеев плачущих, сам восскорбел духом и возмутился. И сказал: где вы положили его? Говорят ему: господи!
поди и посмотри. Иисус прослезился. Тогда иудеи говорили: смотри, как он любил его. А некоторые из них сказали: не мог ли сей, отверзший очи слепому, сделать, чтоб и этот не умер?»
Поди сейчас, сию же минуту, стань на перекрестке, поклонись, поцелуй сначала землю, которую
ты осквернил, а потом поклонись всему свету, на все четыре стороны, и скажи всем, вслух: «Я убил!» Тогда бог опять
тебе жизни пошлет.
Он вдруг вспомнил слова Сони: «
Поди на перекресток, поклонись народу, поцелуй землю, потому что
ты и пред ней согрешил, и скажи всему миру вслух: „Я убийца!“ Он весь задрожал, припомнив это.
Катерина.
Поди от меня!
Поди прочь, окаянный человек!
Ты знаешь ли: ведь мне не замолить этого греха, не замолить никогда! Ведь он камнем ляжет на душу, камнем.
Кабанов. Поди-ка поговори с маменькой, что она
тебе на это скажет. Так, братец, Кулигин, все наше семейство теперь врозь расшиблось. Не то что родные, а точно вороги друг другу. Варвару маменька точила-точила; а та не стерпела, да и была такова — взяла да и ушла.
Кабанов. Я в Москву ездил,
ты знаешь? На дорогу-то маменька читала, читала мне наставления-то, а я как выехал, так загулял. Уж очень рад, что на волю-то вырвался. И всю дорогу пил, и в Москве все пил, так это кучу, что нб-поди! Так, чтобы уж на целый год отгуляться. Ни разу про дом-то и не вспомнил. Да хоть бы и вспомнил-то, так мне бы и в ум не пришло, что тут делается. Слышал?
Дико́й. Найдешь дело, как захочешь. Раз
тебе сказал, два
тебе сказал: «Не смей мне навстречу попадаться»;
тебе все неймется! Мало
тебе места-то? Куда ни
поди, тут
ты и есть! Тьфу
ты, проклятый! Что
ты, как столб стоишь-то!
Тебе говорят аль нет?
Поди ж, приятель, убирайся,
Да берегись: вперёд
ты мне не попадайся».
—
«
Ты всё пела? это дело:
Так
поди же, попляши...
Паратов (подходя к кофейной). Робинзон,
поди сыщи мою коляску! Она тут у бульвара.
Ты свезешь Ларису Дмитриевну домой.
Так бог ему судил; а впрочем,
Полечат, вылечат авось;
А
ты, мой батюшка, неисцелим, хоть брось.
Изволил вовремя явиться! —
Молчалин, вон чуланчик твой,
Не нужны проводы,
поди, господь с
тобой.
Ну, Сонюшка,
тебе покой я дам:
Бывают странны сны, а наяву страннее;
Искала
ты себе травы,
На друга набрела скорее;
Повыкинь вздор из головы;
Где чудеса, там мало складу. —
Поди-ка, ляг, усни опять.
— Сила-то, сила, — промолвил он, — вся еще тут, а надо умирать!.. Старик, тот, по крайней мере, успел отвыкнуть от жизни, а я… Да,
поди попробуй отрицать смерть. Она
тебя отрицает, и баста! Кто там плачет? — прибавил он погодя немного. — Мать? Бедная! Кого-то она будет кормить теперь своим удивительным борщом? А
ты, Василий Иваныч, тоже, кажется, нюнишь? Ну, коли христианство не помогает, будь философом, стоиком, что ли! Ведь
ты хвастался, что
ты философ?
— Ну, извините, это до другого раза, — отвечал Базаров и обхватил Павла Петровича, который начинал бледнеть. — Теперь я уже не дуэлист, а доктор и прежде всего должен осмотреть вашу рану. Петр!
поди сюда, Петр! куда
ты спрятался?
— Как
ты торжественно отвечаешь! Я думала найти его здесь и предложить ему пойти гулять со мною. Он сам меня все просит об этом.
Тебе из города привезли ботинки,
поди примерь их: я уже вчера заметила, что твои прежние совсем износились. Вообще
ты не довольно этим занимаешься, а у
тебя еще такие прелестные ножки! И руки твои хороши… только велики; так надо ножками брать. Но
ты у меня не кокетка.
— Это — кто?
Ты?
Поди прочь!
— Никого не поймали.
Ты, Клим Иванович, поди-ко к себе в гостиницу, покажись там…
— А
ты уступи, Клим Иванович! У меня вот в печенке — камни, в почках — песок, меня скоро черти возьмут в кухарки себе, так я у них похлопочу за
тебя, ей-ей! А? Ну, куда
тебе, козел в очках, деньги? Вот, гляди, я свои грешные капиталы семнадцать лет все на девушек трачу, скольких в люди вывела, а
ты — что, а?
Ты, поди-ка, и на бульвар ни одной не вывел, праведник! Ни одной девицы не совратил, чай?
Красавина. Так вот и не счесть. Посчитают-посчитают, да и бросят.
Ты думаешь, считать-то легко? Это, матушка, всем вам кажется, у кого денег нет. А поди-ка попробуй! Нет, матушка, счет мудреное дело. И чиновники-то, которые при этом приставлены, и те, кто до сколька умеет, до столька и считает: потому у них и чины разные. Твой Михайло до сколька умеет?
—
Поди с ним! — говорил Тарантьев, отирая пот с лица. — Теперь лето: ведь это все равно что дача. Что
ты гниешь здесь летом-то, в Гороховой?.. Там Безбородкин сад, Охта под боком, Нева в двух шагах, свой огород — ни пыли, ни духоты! Нечего и думать: я сейчас же до обеда слетаю к ней —
ты дай мне на извозчика, — и завтра же переезжать…
— Ну,
поди погуляй часа два: видишь, рожа-то у
тебя какая заспанная — проветрись!
— Да вот случай: спроси любого, за рубль серебром он
тебе продаст всю свою историю, а
ты запиши и перепродай с барышом. Вот старик, тип нищего, кажется, самый нормальный. Эй, старик!
Поди сюда!
— Ну, пожалуйста,
поди погуляй,
тебя просят! На вот двугривенный: выпей пива с приятелем.
— Немного погожу еще, — отвечал Обломов, — а
ты поди себе.
— Да, в самом деле пора, — очнулся Илья Ильич. — Сейчас:
ты поди. Я подумаю.
— Шампанское за отыскание квартиры: ведь я
тебя облагодетельствовал, а
ты не чувствуешь этого, споришь еще;
ты неблагодарен! Поди-ка сыщи сам квартиру! Да что квартира? Главное, спокойствие-то какое
тебе будет: все равно как у родной сестры. Двое ребятишек, холостой брат, я всякий день буду заходить…
— Нет, нет, Боже сохрани! Все испортишь, кум: скажет, что принудили, пожалуй, упомянет про побои, уголовное дело. Нет, это не годится! А вот что можно; предварительно закусить с ним и выпить; он смородиновку-то любит. Как в голове зашумит,
ты и мигни мне: я и войду с письмецом-то. Он и не посмотрит сумму, подпишет, как тогда контракт, а после
поди, как у маклера будет засвидетельствовано, допрашивайся! Совестно будет этакому барину сознаваться, что подписал в нетрезвом виде; законное дело!
— Законное дело! — опять передразнил его Мухояров. — Поди-ко скажи там: язык прильпнет к гортани.
Ты знаешь, что генерал спросил меня?
— Что ж
ты не скажешь, что готово? Я бы уж и встал давно.
Поди же, я сейчас иду вслед за
тобою. Мне надо заниматься, я сяду писать.
— Вот еще выдумал что — уйти! Поди-ка
ты лучше к себе.
— Послушай, — сказала она, — тут есть какая-то ложь, что-то не то…
Поди сюда и скажи все, что у
тебя на душе.
Ты мог не быть день, два — пожалуй, неделю, из предосторожности, но все бы
ты предупредил меня, написал.
Ты знаешь, я уж не дитя и меня не так легко смутить вздором. Что это все значит?
— Барское дело, — заметила сметливая Анисья, —
ты поди к Артемью, графскому кучеру, напой его чаем: он все поит
тебя, а я побегу на рынок.
— Ну,
ты никогда этак не кончишь, — сказал Илья Ильич, — поди-ка к себе, а счеты подай мне завтра, да позаботься о бумаге и чернилах… Этакая куча денег! Говорил, чтоб понемножку платить, — нет, норовит все вдруг… народец!
—
Поди же, повеселись, не упрямься, когда барин делает милость, отпускает
тебя… ступай к приятелям!
— Ах! — с сильной досадой произнес Обломов, подняв кулаки к вискам. —
Поди вон! — прибавил он грозно. — Если
ты когда-нибудь осмелишься рассказывать про меня такие глупости, посмотри, что я с
тобой сделаю! Какой яд — этот человек!