Неточные совпадения
― Что ж, батюшка, слышали?.
Подал отдельное мнение, ― сказал Катавасов,
в другой
комнате надевавший фрак.
Засим вошли они
в комнату. Порфирий
подал свечи, и Чичиков заметил
в руках хозяина неизвестно откуда взявшуюся колоду карт.
Все эти факты и сведения
подали Петру Петровичу некоторую мысль, и он прошел
в свою
комнату, то есть
в комнату Андрея Семеновича Лебезятникова,
в некоторой задумчивости.
Клим Самгин решил не выходить из
комнаты, но горничная,
подав кофе, сказала, что сейчас придут полотеры. Он взял книгу и перешел
в комнату брата. Дмитрия не было, у окна стоял Туробоев
в студенческом сюртуке; барабаня пальцами по стеклу, он смотрел, как лениво вползает
в небо мохнатая туча дыма.
— Меня? Разве я за настроения моего поверенного ответственна? Я говорю
в твоих интересах. И — вот что, — сказала она, натягивая перчатку на пальцы левой руки, — ты возьми-ка себе Мишку, он тебе и
комнаты приберет и книги будет
в порядке держать, — не хочешь обедать с Валентином — обед
подаст. Да заставил бы его и бумаги переписывать, — почерк у него — хороший. А мальчишка он — скромный, мечтатель только.
Он после обеда охотно оставался и курил трубку
в ее
комнате, смотрел, как она укладывала
в буфет серебро, посуду, как вынимала чашки, наливала кофе, как, особенно тщательно вымыв и обтерев одну чашку, наливала прежде всех,
подавала ему и смотрела, доволен ли он.
Она пришла
в экстаз, не знала, где его посадить, велела
подать прекрасный завтрак, холодного шампанского, чокалась с ним и сама цедила по капле
в рот вино, вздыхала, отдувалась, обмахивалась веером. Потом позвала горничную и хвастливо сказала, что она никого не принимает; вошел человек
в комнату, она повторила то же и велела опустить шторы даже
в зале.
В один из туманных, осенних дней, когда Вера, после завтрака, сидела
в своей
комнате, за работой, прилежно собирая иглой складки кисейной шемизетки, Яков
подал ей еще письмо на синей бумаге, принесенное «парнишкой», и сказал, что приказано ждать ответа.
Обязанность ее, когда Татьяна Марковна сидела
в своей
комнате, стоять, плотно прижавшись
в уголке у двери, и вязать чулок, держа клубок под мышкой, но стоять смирно, не шевелясь, чуть дыша и по возможности не спуская с барыни глаз, чтоб тотчас броситься, если барыня укажет ей пальцем,
подать платок, затворить или отворить дверь, или велит позвать кого-нибудь.
Я еще раз прошу вспомнить, что у меня несколько звенело
в голове; если б не это, я бы говорил и поступал иначе.
В этой лавке,
в задней
комнате, действительно можно было есть устрицы, и мы уселись за накрытый скверной, грязной скатертью столик. Ламберт приказал
подать шампанского; бокал с холодным золотого цвета вином очутился предо мною и соблазнительно глядел на меня; но мне было досадно.
Я обыкновенно входил молча и угрюмо, смотря куда-нибудь
в угол, а иногда входя не здоровался. Возвращался же всегда ранее этого раза, и мне
подавали обедать наверх. Войдя теперь, я вдруг сказал: «Здравствуйте, мама», чего никогда прежде не делывал, хотя как-то все-таки, от стыдливости, не мог и
в этот раз заставить себя посмотреть на нее, и уселся
в противоположном конце
комнаты. Я очень устал, но о том не думал.
В закрытой от жара
комнате нам
подали на завтрак, он же и обед, вкусной, нежной рыбы и жесткой ветчины, до которой, однако, мы не дотрогивались.
Наталья Ивановна ничего не сказала. Аграфена Петровна вопросительно глядела на Наталью Ивановну и покачивала головой.
В это время из дамской
комнаты вышло опять шествие. Тот же красавец-лакей Филипп и швейцар несли княгиню. Она остановила носильщиков, подманила к себе Нехлюдова и, жалостно изнывая,
подала ему белую
в перстнях руку, с ужасом ожидая твердого пожатия.
— Я устала… — слабым голосом прошептала девушка,
подавая Лоскутову свою руку. — Ведите меня
в мою
комнату… Вот сейчас направо, через голубую гостиную. Если бы вы знали, как я устала.
— Сюда, эконом, сюда, не сердись, — потащил его Митя
в заднюю
комнату лавки. — Вот здесь нам бутылку сейчас
подадут, мы и хлебнем. Эх, Петр Ильич, поедем вместе, потому что ты человек милый, таких люблю.
Он замолчал.
Подали чай. Татьяна Ильинична встала с своего места и села поближе к нам.
В течение вечера она несколько раз без шума выходила и так же тихо возвращалась.
В комнате воцарилось молчание. Овсяников важно и медленно выпивал чашку за чашкой.
Через два дня учитель пришел на урок.
Подали самовар, — это всегда приходилось во время урока. Марья Алексевна вышла
в комнату, где учитель занимался с Федею; прежде звала Федю Матрена: учитель хотел остаться на своем месте, потому что ведь он не пьет чаю, и просмотрит
в это время федину тетрадь, но Марья Алексевна просила его пожаловать посидеть с ними, ей нужно поговорить с ним. Он пошел, сел за чайный стол.
Но это были только мимолетные отголоски, да и то лишь сначала. А вообще, вечер шел весело, через полчаса уж и вовсе весело. Болтали, играли, пели. Она спит крепко, уверяет Мосолов, и
подает пример. Да и нельзя помешать,
в самом деле:
комната,
в которой она улеглась, очень далеко от зала, через три
комнаты, коридор, лестницу и потом опять
комнату, на совершенно другой половине квартиры.
Однажды, пришед
в залу, где ожидал ее учитель, Марья Кириловна с изумлением заметила смущение на бледном его лице. Она открыла фортепьяно, пропела несколько нот, но Дубровский под предлогом головной боли извинился, прервал урок и, закрывая ноты,
подал ей украдкою записку. Марья Кириловна, не успев одуматься, приняла ее и раскаялась
в ту же минуту, но Дубровского не было уже
в зале. Марья Кириловна пошла
в свою
комнату, развернула записку и прочла следующее...
Но дедушка был утомлен; он грузно вылез из экипажа, наскоро поздоровался с отцом, на ходу
подал матушке и внучатам руку для целования и молча прошел
в отведенную ему
комнату, откуда и не выходил до утра следующего дня.
Ровно
в девять часов
в той же гостиной
подают завтрак. Нынче завтрак обязателен и представляет подобие обеда, а во время оно завтракать давали почти исключительно при гостях, причем ограничивались тем, что ставили на стол поднос, уставленный закусками и эфемерной едой, вроде сочней, печенки и т. п. Матушка усердно потчует деда и ревниво смотрит, чтоб дети не помногу брали.
В то время она накладывает на тарелку целую гору всякой всячины и исчезает с нею из
комнаты.
Наговорившись досыта и проектировавши завтрашний рабочий день (всегда надвое: на случай вёдра и на случай дождя), матушка приказывала
подать Федоту рюмку водки и спокойная уходила
в свою
комнату.
Когда Галактион вошел
в комнату, его встретила невеста и
подала первая сухую и костлявую руку.
В первой же
комнате ждала и Настасья Филипповна, тоже одетая весьма просто и вся
в черном; она встала навстречу, но не улыбнулась и даже князю не
подала руки.
Варя воротилась
в комнату и молча
подала матери портрет Настасьи Филипповны. Нина Александровна вздрогнула и сначала как бы с испугом, а потом с подавляющим горьким ощущением рассматривала его некоторое время. Наконец вопросительно поглядела на Варю.
Вся рогожинская ватага с шумом, с громом, с криками пронеслась по
комнатам к выходу, вслед за Рогожиным и Настасьей Филипповной.
В зале девушки
подали ей шубу; кухарка Марфа прибежала из кухни. Настасья Филипповна всех их перецеловала.
Она и самовары
подавала, и
в погреб бегала, и
комнаты прибирала, и господам услуживала.
Нюрочке это не понравилось. Что он хотел сказать этим? Наконец, она совсем не
подавала ни малейшего повода для этого фамильярного тона. Она молча ушла к себе
в комнату и не показывалась к ужину. Катря довершила остальное. Она пришла
в комнату Нюрочки, присела на кровать и, мотнув головой
в сторону столовой, проговорила...
— Я буду спать
в кабинете… Да. А топить целую анфиладу не нужных никому
комнат очень дорого… Завтра утром
в шесть часов
подашь мне самовар.
Красин заломил угол страницы и
подал книгу Агате; та повернулась и пошла
в свою
комнату.
В комнату снова вошел Рациборский и, подойдя к Арапову,
подал ему сложенную бумажку.
Последние из
комнаты Сержа Богатырева ушли Розанов и Райнер. Для них еще
подали закусить, и они ушли уж
в третьем часу утра.
Гловацкая,
подав Лизе сухари, исправлявшие должность бисквитов, принесла шоколату себе и Помаде.
В комнате началась беседа сперва о том, о сем и ни о чем, а потом о докторе. Но лишь только Женни успела сказать Лизе: «да, это очень гадкая история!» —
в комнату вбежал Петр Лукич, по-прежнему держа
в одной руке шпагу, а
в другой шляпу.
— Бахарева может наливать чай, — говорил он, сделав это предложение
в обыкновенном заседании и стараясь, таким образом, упрочить самую легкую обязанность за Лизою, которой он стал не
в шутку бояться. — Я буду месть
комнаты, накрывать на стол, а
подавать блюда будет Бертольди, или нет, лучше эту обязанность взять Прорвичу. Бертольди нет нужды часто ходить из дому — она пусть возьмет на себя отпирать двери.
Гаша подошла к шифоньерке, выдвинула ящик и так сильно хлопнула им, что стекла задрожали
в комнате. Бабушка грозно оглянулась на всех нас и продолжала пристально следить за всеми движениями горничной. Когда она
подала ей, как мне показалось, тот же самый платок, бабушка сказала...
Герой мой тоже возвратился
в свою
комнату и, томимый различными мыслями, велел себе
подать бумаги и чернильницу и стал писать письмо к Мари, — обычный способ его, которым он облегчал себя, когда у него очень уж много чего-нибудь горького накоплялось на душе.
— Батюшка, вы подарили мне эти деньги, и я их мог профрантить, прокутить, а я хочу их издержать таким образом, и вы, я полагаю,
в этом случае не имеете уж права останавливать меня! Вот вам деньги-с! — прибавил он и, проворно сходя
в свою
комнату, принес оттуда двести пятьдесят рублей и
подал было их отцу. — Прошу вас, сейчас же на них распорядиться, как я вас просил!
Там на крыльце ожидали их Михайло Поликарпыч и Анна Гавриловна. Та сейчас же, как вошли они
в комнаты,
подала мороженого; потом садовник, из собственной оранжереи Еспера Иваныча, принес фруктов, из которых Еспер Иваныч отобрал самые лучшие и
подал Павлу. Полковник при этом немного нахмурился. Он не любил, когда Еспер Иваныч очень уж ласкал его сына.
— Помилуйте, ваше превосходительство! даже осчастливите-с! Авдотья Григорьевна! — крикнул он, приотворив дверь
в соседнюю
комнату, — чайку-то! да сами-с! сами
подайте! Большого гостя принимаем! Такого гостя! такого гостя, что, кажется, и не чаяли себе никогда такой чести! — продолжал он, уже обращаясь к Петеньке.
Было без 5 минут 5 часов. Он думал, что сейчас же
подадут обедать, но обед не был еще готов. Федор Михайлович хлопнул дверью и ушел
в свою
комнату.
В дверь постучался кто-то. «Кой чорт еще там», подумал он и крикнул...
Музыканты генеральши
в это время
подали в зале сигнал к танцам, и все общество возвратилось
в комнаты. Князь, Четвериков и предводитель составили
в гостиной довольно серьезную партию
в преферанс, а судья, исправник и винный пристав
в дешевенькую.
Стол был отодвинут от стены и грязной скатертью накрыт
в той самой
комнате,
в которой вчера Володя являлся полковнику. Батарейный командир нынче
подал ему руку и расспрашивал про Петербург и про дорогу.
Перед самым концом обеда старичок, батарейный писарь, вошел
в комнату с 3-мя запечатанными конвертами и
подал их батарейному командиру.
Для тех же, которые непременно всегда и везде ощущают голод и, главное, жажду, — можно открыть
в конце анфилады
комнат особый буфет, которым и займется Прохорыч (главный клубный повар), и — впрочем, под строжайшим надзором комитета — будет
подавать, что угодно, но за особую плату, а для того нарочно объявить
в дверях залы надписью, что буфет — вне программы.
— Очень хорошо помню, и вот этот долг! — сказал Феодосий Гаврилыч и, вынув из бокового кармана своего чепана заранее приготовленную тысячу,
подал ее Янгуржееву, который после того, поклонившись всем общим поклоном и проговорив на французском языке вроде того, что он желает всем счастья
в любви и картах, пошел из
комнаты.
На этой мысли он вошел с Мартыном Степанычем
в дом, и они снова увидали отца Василия, который, несколько важно раскланиваясь с встречавшеюся ему прислугою, прошел
в комнату Егора Егорыча, куда войдя, поздравил именинника со днем ангела и,
подав ему заздравную просфору, благословил его, причем Егор Егорыч поцеловал у отца Василия руку и сказал ему своей обычной скороговоркой...
Прокурор (встает, чтобы напомнить о существовании совещательной
комнаты для постановления решений; но
в эту минуту судебный следователь
подает ему телеграмму. Читает)."От казанского прокурора кашинскому.
В реке Казанке поймана шайка кашинских пискарей. По-видимому, бунтовщики. Подробности почтой".
И Туберозов сходил
в комнаты и, вынеся оттуда свои чубуки с трубками, бисерный кисет с табаком и жестянку,
в которую выковыривал пепел,
подал все это цыганке и сказал...
Они вставали утром, умывались
в ванной
комнате, мало разговаривали, пили
в соседней
комнате кофе, которое
подавали им Роза с Анной, и потом уходили на работу или на поиски работы.
На зов отца девушка вбежала
в комнату и
подала ему на руки воду.