Неточные совпадения
— Eh, ma bonne amie, [Э, мой
добрый друг (фр.).] — сказал князь с упреком, — я вижу, вы нисколько не стали благоразумнее — вечно сокрушаетесь и
плачете о воображаемом горе. Ну, как вам не совестно? Я его давно знаю, и знаю
за внимательного,
доброго и прекрасного мужа и главное —
за благороднейшего человека, un parfait honnête homme. [вполне порядочного человека (фр.).]
— Слушай, — продолжал я, видя его
доброе расположение. — Как тебя назвать не знаю, да и знать не хочу… Но бог видит, что жизнию моей рад бы я
заплатить тебе
за то, что ты для меня сделал. Только не требуй того, что противно чести моей и христианской совести. Ты мой благодетель. Доверши как начал: отпусти меня с бедною сиротою, куда нам бог путь укажет. А мы, где бы ты ни был и что бы с тобою ни случилось, каждый день будем бога молить о спасении грешной твоей души…
За ласковый прием,
за теплый угол
Пастух тебе
заплатит добрым словом
Да песнями. Прикажешь, дядя, спеть?
Так что ежели, например, староста докладывал, что хорошо бы с понедельника рожь жать начать, да день-то тяжелый, то матушка ему неизменно отвечала: «Начинай-ко, начинай! там что будет, а коли, чего
доброго, с понедельника рожь сыпаться начнет, так кто нам
за убытки
заплатит?» Только черта боялись; об нем говорили: «Кто его знает, ни то он есть, ни то его нет — а ну, как есть?!» Да о домовом достоверно знали, что он живет на чердаке.
— Эту лошадь — завтра в деревню. Вчера на Конной у Илюшина взял
за сорок рублей киргизку…
Добрая. Четыре года. Износу ей не будет… На той неделе обоз с рыбой из-за Волги пришел. Ну, барышники у них лошадей укупили, а с нас вдвое берут. Зато в долг. Каждый понедельник трешку
плати. Легко разве? Так все извозчики обзаводятся. Сибиряки привезут товар в Москву и половину лошадей распродадут…
Она дошла до того, что принялась тосковать о муже и даже
плакала. И добрый-то он, и любил ее, и напрасно
за других страдает. Галактиону приходилось теперь частенько ездить с ней в острог на свидания с Полуяновым, и он поневоле делался свидетелем самых нежных супружеских сцен, причем Полуянов
плакал, как ребенок.
Мы вам
добром за зло
платим».
Евгений не умеет довольно изъяснить вам признательность
за доброе ваше в нем участие; он братскими чувствами вам
за это
платит, — к сожалению, ничем другим не может доказывать вам своей благодарности душевной.
В своей чересчур скромной обстановке Женни, одна-одинешенька, додумалась до многого. В ней она решила, что ее отец простой, очень честный и очень
добрый человек, но не герой, точно так же, как не злодей; что она для него дороже всего на свете и что потому она станет жить только таким образом, чтобы
заплатить старику самой теплой любовью
за его любовь и осветить его закатывающуюся жизнь. «Все другое на втором плане», — думала Женни.
«
За что покинули вы нас, прирожденных крестьян ваших!» Мать моя, не любившая шумных встреч и громких выражений любви в подвластных людях, была побеждена искренностью чувств наших
добрых крестьян — и
заплакала; отец заливался слезами, а я принялся реветь.
Я хозяин дворца и сада, я принял тебя, как дорогого гостя и званого, накормил, напоил и спать уложил, а ты эдак-то
заплатил за мое
добро?
Прасковьи Ивановны я не понимал; верил на слово, что она
добрая, но постоянно был недоволен ее обращением со мной, с моей сестрой и братцем, которого она один раз приказала было высечь
за то, что он громко
плакал; хорошо, что маменька не послушалась.
«Пусть-де околеет, туда и дорога ему…» И прогневалась на сестер старшиих дорогая гостья, меньшая сестра, и сказала им таковы слова: «Если я моему господину
доброму и ласковому
за все его милости и любовь горячую, несказанную
заплачу его смертью лютою, то не буду я стоить того, чтобы мне на белом свете жить, и стоит меня тогда отдать диким зверям на растерзание».
Мне всегда
платили злом
за добро, которое я делал людям, и моя награда не здесь, а оттуда, — сказал он, указывая на небо.
Я не хотел черной неблагодарностью
платить за добро, которое мне сделал господин L…, и решился бежать от него.
Теперь самый случай его на точку поставить, а он уж
за добро наше
заплатит.
Положить-то я ее на печку положил, а сам так и трясусь. Вот, думаю, кака над нам беда стряслась; поди, чай, сотской давно запах носом чует да во стан лыжи навастривает…
Добро как оживет убогая, а не оживет — ну, и
плачь тутотка с нею
за свою
за добродетель. Думаю я это, а хозяйка моя смотрит на меня, словно в мыслях моих угадывает.
— Пятнадцать! — закричал Костяков, всплеснув руками, — вот мошенники! анафемы! ездят сюда надувать нас, обирать деньги. Дармоеды проклятые! Не ездите, Александр Федорыч, плюньте!
Добро бы вещь какая-нибудь: взял бы домой, на стол поставил или съел; а то послушал только, да и на:
плати пятнадцать рублев!
За пятнадцать рублев можно жеребенка купить.
Он мысленно пробежал свое детство и юношество до поездки в Петербург; вспомнил, как, будучи ребенком, он повторял
за матерью молитвы, как она твердила ему об ангеле-хранителе, который стоит на страже души человеческой и вечно враждует с нечистым; как она, указывая ему на звезды, говорила, что это очи божиих ангелов, которые смотрят на мир и считают
добрые и злые дела людей; как небожители
плачут, когда в итоге окажется больше злых, нежели
добрых дел, и как радуются, когда
добрые дела превышают злые.
Извозчик, увидав, как я два раза пробежал по двору, чтоб доставать деньги, должно быть, догадавшись, зачем я бегаю, слез с дрожек и, несмотря на то, что казался мне таким
добрым, громко начал говорить, с видимым желанием уколоть меня, о том, как бывают шаромыжники, которые не
платят за езду.
Как ни крепился
добрый старик, но, ввиду столь единодушного выражения симпатий, не удержался и
заплакал. Мы взяли друг друга
за руки и поклялись неизменно идти рука в руку, поддерживая и укрепляя друг друга на стезе благонамеренности. И клятва наша была столь искрения, что когда последнее слово ее было произнесено, то комната немедленно наполнилась запахом скотопригонного двора.
— Ты, боярин, сегодня
доброе дело сделал, вызволил нас из рук этих собачьих детей, так мы хотим тебе
за добро добром заплатить. Ты, видно, давно на Москве не бывал, боярин. А мы так знаем, что там деется. Послушай нас, боярин. Коли жизнь тебе не постыла, не вели вешать этих чертей. Отпусти их, и этого беса, Хомяка, отпусти. Не их жаль, а тебя, боярин. А уж попадутся нам в руки, вот те Христос, сам повешу их. Не миновать им осила, только бы не ты их к черту отправил, а наш брат!
—
Добро — всего дороже, а никто никому
за него не
платит, оттого мы и без цены в людях!
(Прим. автора.)] которые год-другой
заплатят деньги, а там и
платить перестанут, да и останутся даром жить на их землях, как настоящие хозяева, а там и согнать их не смеешь и надо с ними судиться;
за такими речами (сбывшимися с поразительной точностью) последует обязательное предложение избавить
добрых башкирцев от некоторой части обременяющих их земель… и
за самую ничтожную сумму покупаются целые области, и заключают договор судебным порядком, в котором, разумеется, нет и быть не может количества земли: ибо кто же ее мерил?
— Совсем нет; но это, извините меня, самое злое и самое тонкое мщение —
платить добром за оскорбления. Вот в чем вопрос: хотите ли вы ехать
за границу?
— Нет, уж это, — говорит, — мне обстоятельно известно; вы даже обо мне никогда ничего не говорите, и тогда, когда я к вам, как к товарищу, с общею радостною вестью приехал, вы и тут меня приняли с недоверием; но Бог с вами, я вам все это прощаю. Мы давно знакомы, но вы, вероятно, не знаете моих правил: мои правила таковы, чтобы
за всякое зло
платить добром.
Я в 6 часов уходил в театр, а если не занят, то к Фофановым, где очень радовался
за меня старый морской волк, радовался, что я иду на войну, делал мне разные поучения, которые в дальнейшем не прошли бесследно. До слез печалились Гаевская со своей
доброй мамой. В труппе после рассказов Далматова и других, видевших меня обучающим солдат, на меня смотрели, как на героя, поили, угощали и
платили жалованье. Я играл раза три в неделю.
— И, Юрий Дмитрич, охота тебе говорить! Слава тебе господи, что всякий раз удавалось; а как считать по разам, так твой один раз стоит всех моих. Не диво, что я тебе служу:
за добро добром и
платят, а ты из чего бился со мною часа полтора, когда нашел меня почти мертвого в степи и мог сам замерзнуть, желая помочь бог знает кому? Нет, боярин, я век с тобой не расплачусь.
— Помню я, вражий пане, твое
добро и до меня и до моей жинки. Вот же я тебе теперь
за добро заплачу…
Кручинина. Вы уж
заплатили мне злом
за добро, а
за зло, которое вы мне сделали, у вас не хватит состояния
заплатить мне. Я не так богата, как вы, а готова
заплатить, что угодно, чтоб только не видать вас, чтоб вы не встречались мне никогда. Я избегала вас, вы сами меня нашли.
Сосипатра. Ах, и не говорите! Я давно знаю этих господ, а такого поступка от них не ожидала. Ведь это злодейство! Я наплакалась на Зою. Мне было обидно вообще
за женщину: нельзя же так ругаться над чистой привязанностью, над женским сердцем, над нашим
добрым именем! (
Плачет.) Я сразу догадалась, что главным двигателем тут мой братец любезный. Окоемов действует по его указаниям. Зоя всегда нравилась брату; он зубами скрипел, когда она вышла
за Окоемова.
Зоя. А я, как и всегда, хочу
заплатить вам
за зло
добром. (Отдает Окоемову пакет.) Вот ваши векселя, я их выкупила. Вы боялись ответственности, эти векселя лежали тяжелым гнетом на душе вашей; в тревоге, в страхе вы готовы были даже на преступление. Теперь вам бояться нечего; ничто вас не тянет в пропасть; перед вами открыты все дороги, и хорошие и худые, и вы совершенно свободны в выборе.
И, вознаграждая себя
за вынужденную твердость на суде, она целыми часами
плакала, как умеют
плакать старые женщины, знавшие много горя, или молодые, но очень жалостливые, очень
добрые люди.
Марфа Андревна, наказав так несообразно взрослого сына, изнемогла и духом и плотью. Целую ночь, сменявшую этот тягостный день, она не могла уснуть ни на минуту: она все ходила,
плакала, молилась богу и жаловалась ему на свое сердце, на свой характер; потом падала ниц и благодарила его
за дарование ей такого покорного, такого
доброго сына!
Тетерев. В этом случае вы знаете больше, чем я. А не знаете ли вы, кстати, вот чего: следует
платить добром за зло или не следует? То есть, проще говоря, — считаете вы
добро и зло равноценными или же нет?
Добро — вы сами придумали, вы страшно дорого
платили за него и потому — оно суть драгоценность, редкая вещь, прекраснее которой — нет на земле ничего.
Елена(вполголоса). А вы разве не знаете, что нужно
платить добром за зло?
Я говорю вам —
добром платите только
за добро.
— А какая нравственная сила! — продолжал он, все больше и больше озлобляясь на кого-то. —
Добрая, чистая, любящая душа — не человек, а стекло! Служил науке и умер от науки. А работал, как вол, день и ночь, никто его не щадил, и молодой ученый, будущий профессор, должен был искать себе практику и по ночам заниматься переводами, чтобы
платить вот
за эти… подлые тряпки!
Ее вывели в другую комнату, пустили ей кровь, обложили горчишниками, льду приложили к голове; но она всё так же ничего не понимала, не
плакала, а хохотала и говорила, и делала такие вещи, что
добрые люди, которые
за ней ухаживали, не могли удерживаться и тоже смеялись.
Погодин всегда имел
добрые порывы и был способен сделать
добро даже и такому человеку, который не мог
заплатить ему тем же; но как скоро ему казалось, что одолженный им человек может его отблагодарить, то он уже приступал к нему без всяких церемоний, брал его
за ворот и говорил: «Я тебе помог в нужде, а теперь ты на меня работай».
«Ну, говорит, Вася,
заплатил ты мне
за мое
добро, что я тебя, как родного сына, воспитал…
За все
добро Господь тебе
заплатитИ
за меня, честной отец.
— Как вашей милости взгодно будет, как изволите, батюшка, установить, наше крестьянское дело сполнять, — сказал буонарротиевский старик, и мужики снова поклонились в землю, благодаря
за доброе намерение лишить их стыда так мало
платить.
За всё время, как Николай помнит себя, он не слыхал ни одного искренно
доброго слова об отце. Если отец помрёт — после него останется много долгов, надо будет собирать их, и Николай знал, что это ещё больше восстановит против него людей, хотя — долги
платить надо.
Он семьдесят лет служил отечеству: мечом, советом, добродетелию и наконец захотел служить богу единому в тишине пустыни, торжественно простился с народом на вече, видел слезы
добрых сограждан, слышал сердечные благословения
за долговременную новогородскую верность его, сам
плакал от умиления и вышел из града.
Я для
добра был прежде гибнуть рад,
Но
за добро платили мне презреньем;
Я пробежал пороков длинный ряд
И пресыщен был горьким наслажденьем…
Тогда я хладно посмотрел назад:
Как с свежего рисунка, сгладил краску
С картины прошлых дней, вздохнул и маску
Надел, и буйным смехом заглушил
Слова глупцов, и дерзко их казнил,
И, грубо пробуждая их беспечность,
Насмешливо указывал на вечность.
Лебедкина. Ах, не хочется
платить. К зиме
добрые люди занимают, а ты
плати. Очень весело
платить! Мне самой деньги нужны. Вот шляпка! Что в ней особенного? А с меня
за нее взяли, что и не выговоришь. Хороша?
Вы же
за добро платите нам злом.
За добро добром платить надобно.