Неточные совпадения
— Ты любишь эту
арию? Я очень рад: ее прекрасно
поет Ольга Ильинская. Я познакомлю тебя — вот голос, вот пение! Да и сама она что за очаровательное дитя! Впрочем, может
быть, я пристрастно сужу: у меня к ней слабость… Однако ж не отвлекайся, не отвлекайся, — прибавил Штольц, — рассказывай!
Она
пела много
арий и романсов, по указанию Штольца; в одних выражалось страдание с неясным предчувствием счастья, в других радость, но в звуках этих таился уже зародыш грусти.
— Но вы обещались
спеть, Вера Павловна: если бы я смел, я попросил бы вас пропеть из Риголетто (в ту зиму «La donna e mobile»
была модною
ариею).
Бельэтаж
был отделан ярко и грубо, с претензией на шик. В залах
были эстрады для оркестра и для цыганского и русского хоров, а громогласный орган заводился вперемежку между хорами по требованию публики, кому что нравится, — оперные
арии мешались с камаринским и гимн сменялся излюбленной «Лучинушкой».
Кажется, это
были «Письма Святогорца», из которых, впрочем, несмотря на тогдашнее мое религиозное настроение, я запомнил только одно красивое описание бури и восхищение автора перед тем, как святитель Николай заушил на соборе еретика
Ария.
Кто может за то поручиться, что Несторий,
Арий, Евтихий и другие еретики
быть бы могли предшественниками Лутера и, если бы вселенские соборы не
были созваны, что бы Декарт родиться мог десять столетий прежде?
При жизни своей видел он, что и его сочинения преданы
были огню [Сочинения
Ария Монтана, издавшего в Нидерландах первый реестр запрещенным книгам, вмещены
были в тот же реестр.].
Он учил сына,
пел гортанные рулады к республиканским песням, насвистывая
арии из «Телля», и, к ужасу своей жены, каждый обед разражался адскими ругательствами над наполеонистами, ожидая от них всеобщего зла повсюду.
По вечерам, — когда полковник,
выпив рюмку — другую водки, начинал горячо толковать с Анной Гавриловной о хозяйстве, а Паша, засветив свечку, отправлялся наверх читать, — Еспер Иваныч, разоблаченный уже из сюртука в халат, со щегольской гитарой в руках, укладывался в гостиной, освещенной только лунным светом, на диван и начинал негромко наигрывать разные трудные
арии; он отлично играл на гитаре, и вообще видно
было, что вся жизнь Имплева имела какой-то поэтический и меланхолический оттенок: частое погружение в самого себя, чтение, музыка, размышление о разных ученых предметах и, наконец, благородные и возвышенные отношения к женщине — всегда составляли лучшую усладу его жизни.
Павел начал
петь свои
арии с чувством, но заметно уклоняясь от всяких законов музыки, так что Видостан неоднократно ему кричал: «Постойте, барин, постойте — куда ушли?» Маленький Шишмарев, как канареечка, сразу же и очень мило пропел все, что ему следовало.
Налетов. Да, пожалуйста. Чиновник выходит; Налетов продолжает ходить по зале в
напевает вполголоса, а по временам и довольно громко, какую-то
арию.
— Он
пел лучшие свои
арии, и Москва
была в восторге, — возразил Калинович.
Как бы в доказательство небольшого уважения к тому месту, где
был, он насвистывал, впрочем негромко,
арию из «Лючии» [«Лючия» — опера итальянского композитора Г.Доницетти (1797—1848) «Лючия ди Ламермур».].
Когда речь коснулась русской музыки, его тотчас попросили
спеть какую-нибудь русскую
арию и указали на стоявшее в комнате крошечное фортепиано, с черными клавишами вместо белых и белыми вместо черных.
— «Или вот еще, когда он
пел… когда он
пел эту знаменитую
арию из „Matrimonio segreto“: Pria che spunti… [»Тайного брака»: Прежде чем взойдет… (ит.).]
Муза, впрочем, недолго поиграла и, почему-то вдруг остановившись на половине одной
арии, отозвалась усталостью и ушла к себе наверх. Вообще она
была какая-то непоседливая, и как будто бы ее что-то такое тревожило.
Исполняемая ею
ария была не совсем отчетлива и понятна, вероятно, потому, что Муза фантазировала и играла свое.
— Слушай слова мои, это тебе годится! Кириллов — двое
было, оба — епископы; один — александрийской, другой — ерусалимской. Первый ратоборствовал супроти окаянного еретика Нестория, который учил похабно, что-де Богородица человек
есть, а посему — не имела бога родить, но родила человека же, именем и делами Христа, сиречь — спасителя миру; стало
быть, надо ее называть не Богородица, а христородица, — понял? Это названо — ересь! Ерусалимской же Кирилл боролся против Ария-еретика…
Уехала Ермолова — сборы упали. Басы исчезли. Только бенефис Вязовского сделал сбор, да и то, думается, потому, что на один спектакль приехала любимица воронежской публики Ц. А. Райчева, спевшая в диветерсменте несколько
арий из опереток. Да еще явился на репетицию бенефиса человек небольшого роста с красиво подстриженной русой бородкой. Он предложил
спеть в дивертисменте «Баркаролу» и принес с собой мандолину и тут же прорепетировал перед артистами.
Прошло много лет, и в конце прошлого столетия мы опять встретились в Москве. Докучаев гостил у меня несколько дней на даче в Быкове. Ему
было около восьмидесяти лет, он еще бодрился, старался
петь надтреснутым голосом
арии, читал монологи из пьес и опять повторил как-то за вечерним чаем слышанный мной в Тамбове рассказ о «докучаевской трепке». Но говорил он уже без пафоса, без цитат из пьес.
Быть может, там, в Тамбове, воодушевила его комната, где погиб его друг.
В оркестре — звуки
арии из оперетты. Райчева выходит на авансцену и
поет «Письмо Периколы».
Оба по очереди излагают свои показания. Гаврюшка
поет свою
арию пьяным басом, Стрельников — дребезжащим, слабосильным тенором. По временам голоса их сливаются и образуют дуэт.
Уж давно лучина
была погашена; уж петух, хлопая крыльями, сбирался в первый раз пропеть свою сиповатую
арию, уж кони, сытые по горло, изредка только жевали остатки хрупкого овса, и в избе на полатях, рядом с полногрудой хозяйкою, Борис Петрович храпел непомилованно.
Но вся ученость гармонии, все изящество развития, все богатство украшений гениальной
арии, вся гибкость, все несравненное богатство голоса, ее исполняющего, не заменят недостатка искреннего чувства, которым проникнут бедный мотив народной песни и неблестящий, мало обработанный голос человека, который
поет не из желания блеснуть и выказать свой голос и искусство, а из потребности излить свое чувство.
Я торжествовал и
пел итальянские
арии.
Вдруг пришла сцена, в которой Ежова должна
была петь какую-то длинную
арию.
Тринадцатого января, в бенефис г-на Булахова,
была дана опера в трех действиях «Белая волшебница», уже давно переведенная Писаревым, кажется, с французского. Это
был труд для денег: бенефициант заплатил ему триста рублей ассигнациями; все же другие водевили Писарева —
были подарки артистам. К переводу «Белой волшебницы» переводчик
был совершенно равнодушен, хотя он стоил ему большой работы: он должен
был все
арии писать уже на готовую музыку и располагать слова по нотам: дело очень скучное.
Сперва он
спел старинную песенку: «Freu’t euch des Lebens», потом
арию из «Волшебной флейты», потом романс под названием: «Азбука любви» — «Das А-В-С der Liebe».
Поет по просьбе дам он довольно часто и этим их очень интересует, а впрочем, скучнейший, по-моему, человек, говорит вообще мало, но зато очень любит насвистывать различные
арии и делает это довольно нецеремонно, когда только ему вздумается.
— А! Ну в таком случае, Эмеранс,
спой нам свою
арию, ты знаешь, итальянскую, фаворитную; а Поленька тебе
будет аккомпанировать.
В Петербурге я не оставался равнодушным ко всему тому, что там исполнялось в течение сезона. Но, повторяю, тогдашние любители не шли дальше виртуозности игры и пения
арий и романсов. Число тех, кто изучал теорию музыки, должно
было сводиться к ничтожной кучке. Да я и не помню имени ни одного известного профессора"генерал-баса", как тогда называли теорию музыки.
Если мы выходили с какого-нибудь спектакля, особенно из оперы, можно
было пари держать, что одна и та же
ария понравилась нам больше других и засела сильнее в нашу память.
Но утолить голод нам не пришлось. Слишком много
было впечатлений вокруг. Едва только я принялась за мой стакан чая, как быстро распахнулась дверь, и с
арией Кармен в таверне влетела высокая, большеглазая, совершенно белокурая, как северная Валькирия, третьекурсница и объявила, что первокурсниц ждет уже в зале учитель фехтования.
Занавес опустился, толпа сквозь узкие проходы повалила в сад. Воронецкий медленно прошел аллею. Сел на чугунную скамейку, закурил папиросу. На душе
было тяжело и неприятно; он курил и наблюдал гуляющих, стараясь не замечать овладевшего им неприятного чувства. В будке военный оркестр играл попурри из «Фауста». Корнет-а-пистон вел
арию Валентина, и в вечернем воздухе мелодия звучала грустно и задушевно...
То ей приходила мысль вскочить на рампу и пропеть ту
арию, которую
пела актриса, то ей хотелось зацепить веером недалеко от нее сидевшего старичка, то перегнуться к Элен и защекотать ее.
В одну из минут, когда на сцене всё затихло, ожидая начала
арии, скрипнула входная дверь партера, на той стороне где
была ложа Ростовых, и зазвучали шаги запоздавшего мужчины.