Неточные совпадения
Читателю, я
думаю, приятно будет узнать, что он всякие два дни переменял на себе белье, а летом во время жаров даже и всякий день: всякий сколько-нибудь неприятный
запах уже оскорблял его.
«В самом деле, — сказал я, — почему
думаешь ты, что жило [Жилó (устар.) — жилье.] недалече?» — «А потому, что ветер оттоле потянул, — отвечал дорожный, — и я слышу, дымом
пахнуло; знать, деревня близко».
Ушел. Диомидов лежал, закрыв глаза, но рот его открыт и лицо снова безмолвно кричало. Можно было
подумать: он открыл рот нарочно, потому что знает: от этого лицо становится мертвым и жутким. На улице оглушительно трещали барабаны, мерный топот сотен солдатских ног сотрясал землю. Истерически лаяла испуганная собака. В комнате было неуютно, не прибрано и душно от
запаха спирта. На постели Лидии лежит полуидиот.
«Куда, к черту, они засунули тушилку?» — негодовал Самгин и, боясь, что вся вода выкипит, самовар распаяется, хотел снять с него крышку, взглянуть — много ли воды? Но одна из шишек на крышке отсутствовала, другая качалась, он ожег пальцы, пришлось
подумать о том, как варварски небрежно относится прислуга к вещам хозяев. Наконец он догадался налить в трубу воды, чтоб погасить угли. Эта возня мешала
думать, вкусный
запах горячего хлеба и липового меда возбуждал аппетит, и думалось только об одном...
Вином от нее не
пахло, только духами. Ее восторг напомнил Климу ожесточение, с которым он
думал о ней и о себе на концерте. Восторг ее был неприятен. А она пересела на колени к нему, сняла очки и, бросив их на стол, заглянула в глаза.
«Ощипывается, точно наседка, —
думал Клим, наблюдая за нею исподлобья. — От нее
пахнет молоком».
«В какие глупые положения попадаю», —
подумал Самгин, оглядываясь. Бесшумно отворялись двери, торопливо бегали белые фигуры сиделок, от стены исходил
запах лекарств, в стекла окна торкался ветер. В коридор вышел из палаты Макаров, развязывая на ходу завязки халата, взглянул на Клима, задумчиво спросил...
— Углем
пахнет, — объяснил он заботливые свои действия. Затем спросил: — Примечательная фигуряшка? Н-да, я ее знаю. Даже сватался. Не соблаговолила.
Думаю; бережет себя для дворянина. Возможно, что и о титулованном мечтает. Отличной губернаторшей была бы!
Клим чувствовал, что вино,
запах духов и стихи необычно опьяняют его. Он постепенно подчинялся неизведанной скуке, которая, все обесцвечивая, вызывала желание не двигаться, ничего не слышать, не
думать ни о чем. Он и не
думал, прислушиваясь, как исчезает в нем тяжелое впечатление речей девушки.
Неприязненно следя за нею, Клим
думал, что она, вероятно,
пахнет потом, кухней, баней.
«Что она — бредит?» —
подумал Самгин, оглядываясь, осматривая маленькую неприбранную комнату, обвешанную толстыми драпировками; в ней стоял настолько сильный
запах аптеки, что дым табака не заглушал его.
Спать он лег, чувствуя себя раздавленным, измятым, и проснулся, разбуженный стуком в дверь, горничная будила его к поезду. Он быстро вскочил с постели и несколько секунд стоял, закрыв глаза, ослепленный удивительно ярким блеском утреннего солнца. Влажные листья деревьев за открытым окном тоже ослепительно сияли, отражая в хрустальных каплях дождя разноцветные, короткие и острые лучики. Оздоровляющий
запах сырой земли и цветов наполнял комнату; свежесть утра щекотала кожу. Клим Самгин, вздрагивая,
подумал...
Самгин понимал: она говорит, чтоб не
думать о своем одиночестве, прикрыть свою тоску, но жалости к матери он не чувствовал. От нее сильно
пахло туберозами, любимым цветком усопших.
Нехаева была неприятна. Сидела она изломанно скорчившись, от нее исходил одуряющий
запах крепких духов. Можно было
подумать, что тени в глазницах ее искусственны, так же как румянец на щеках и чрезмерная яркость губ. Начесанные на уши волосы делали ее лицо узким и острым, но Самгин уже не находил эту девушку такой уродливой, какой она показалась с первого взгляда. Ее глаза смотрели на людей грустно, и она как будто чувствовала себя серьезнее всех в этой комнате.
— Ой, — сказала она,
запахивая капот, — тут Самгин увидел до колена ее ногу, в белом чулке. Это осталось в памяти, не волнуя, даже заставило
подумать неприязненно...
Проводив ее, чувствуя себя больным от этой встречи, не желая идти домой, где пришлось бы снова сидеть около Инокова, — Самгин пошел в поле. Шел по тихим улицам и
думал, что не скоро вернется в этот город, может быть — никогда. День был тихий, ясный, небо чисто вымыто ночным дождем, воздух живительно свеж, рыжеватый плюш дерна источал вкусный
запах.
В общем Самгину нравилось ездить по капризно изогнутым дорогам, по берегам ленивых рек и перелесками. Мутно-голубые дали, синеватая мгла лесов, игра ветра колосьями хлеба, пение жаворонков, хмельные
запахи — все это, вторгаясь в душу, умиротворяло ее. Картинно стояли на холмах среди полей барские усадьбы, кресты сельских храмов лучисто сияли над землею, и Самгин
думал...
«Очень провинциальная шуточка», —
подумал Самгин, с наслаждением вдыхая свежий воздух,
запахи цветов.
«И куда это они ушли, эти мужики? —
думал он и углубился более в художественное рассмотрение этого обстоятельства. — Поди, чай, ночью ушли, по сырости, без хлеба. Где же они уснут? Неужели в лесу? Ведь не сидится же! В избе хоть и скверно
пахнет, да тепло, по крайней мере…»
Мы пристали к одной из множества пристаней европейского квартала, и сквозь какой-то купеческий дом, через толпу китайцев, продавцов и носильщиков (кули), сквозь всевозможные
запахи протеснились на улицу,
думая там вздохнуть свободно.
Я
думал, что эти
запахи присутствовали в носовых платках путешественников, франтов эпохи Людовиков XIV и XV, когда прыскались духами до обморока.
«И зачем они все собралась тут?»
думал Нехлюдов, невольно вдыхая вместе с пылью, которую нес на него холодный ветер, везде распространенный
запах прогорклого масла свежей краски.
И не
думайте, чтобы требования мои насчет этого
запаха были велики…
Без ласки жить нельзя же пастушонку!
Не
пашет он, не сеет; с малолетства
На солнышке валяется; лелеет
Весна его, и ветерок ласкает.
И нежится пастух на вольной воле.
В уме одно: девичья ласка, только
И
думаешь о ней.
— Чего тебе еще хочется? Ему когда мед, так и ложка нужна! Поди прочь, у тебя руки жестче железа. Да и сам ты
пахнешь дымом. Я
думаю, меня всю обмарал сажею.
От сапог его, у нас никто не скажет на целом хуторе, чтобы слышен был
запах дегтя; но всякому известно, что он чистил их самым лучшим смальцем, какого,
думаю, с радостью иной мужик положил бы себе в кашу.
Это презрение образумило Кишкина, точно на него
пахнуло холодным воздухом, и он со злобой
подумал: «Погоди, шляхта, ужо запоешь матушку-репку, когда приструнят…»
Верно, мысли
паши встретились при известии о смерти доброго нашего Суворочки. Горько мне было убедиться, что его нет с нами, горько
подумать о жене и детях. Непостижимо, зачем один сменен, а другой не видит смены? — Кажется, меня прежде его следовало бы отпустить в дальнюю, бессрочную командировку.
— Нет, это никак не личные впечатления, — продолжал Абреев, краснея даже в лице, — это самым строгим логическим путем можно доказать из примера Англии, которая ясно показала, что хлебопашество, как и всякое торговое предприятие, может совершенствоваться только знанием и капиталом. Но где же наш крестьянин возьмет все это? Землю он знает
пахать, как
пахал ее, я
думаю, еще Адам; капитала у него нет для покупки машин.
Приближалась весна; так бы и ожил, кажется,
думал я, вырвавшись из этой скорлупы на свет божий, дохнув
запахом свежих полей и лесов: а я так давно не видал их!..
— Божья воля — само собой. А главная причина — строгие времена пришли. Всякому чужого хочется, а между прочим, никому никого не жаль. Возьмем хоть Григорья Александрыча. Ну,
подумал ли он, как уставную-то грамоту писал, что мужика обездоливает?
подумал ли, что мужику либо землю
пахать, либо за курами смотреть? Нет, он ни крошки об этом не
думал, а, напротив того, еще надеялся:"То-то, мол, я штрафов с мужиков наберу!"
— А может, они пытают людей? Рвут тело, ломают косточки? Как
подумаю я об этом,
Паша, милый, страшно!..
— Иной раз кажется — начнут они
Пашу обижать, измываться над ним. Ах ты, мужик, скажут, мужицкий ты сын! Что затеял? А
Паша — гордый, он им так ответит! Или — Андрей посмеется над ними. И все они там горячие. Вот и
думаешь — вдруг не стерпит… И засудят так, что уж и не увидишь никогда!
«А
Паша сидит… И — Андрюша…» —
думала она печально.
— Вы оставьте это, Николай Иванович! — решительно сказала мать. — Не надо меня утешать, не надо объяснять.
Паша худо не сделает, даром мучить ни себя, ни других — не будет! И меня он любит — да! Вы видите —
думает обо мне. Разъясните, пишет, утешьте, а?..
Никто не отзывался. Было темно, под ногами мягко, и
пахло навозом. Направо от двери в стойле стояла пара молодых саврасых. Петр Николаич протянул руку — пусто. Он тронул ногой. Не легла ли? Нога ничего не встретила. «Куда ж они ее вывели?»
подумал он. Запрягать — не запрягали, сани еще все наружи. Петр Николаич вышел из двери и крикнул громко...
Шифель. То-то. Вы не вздумайте его по-прежнему, Разбитным называть… то есть вы, однако ж, не
подумайте, чтоб между ним и княжной… нет! а знаете, невинные этак упражнения: он вздохнет, и она вздохнет; она скажет: «Ах, как сегодня в воздухе весной
пахнет!», а он отвечает: «Да, весна обновляет человека», или что-нибудь в этом роде…
Повторяю вам, вы очень ошибаетесь, если
думаете, что вот я призову мужика, да так и начну его собственными руками обдирать… фи! Вы забыли, что от него там бог знает чем
пахнет… да и не хочу я совсем давать себе этот труд. Я просто призываю писаря или там другого, et je lui dis:"Mon cher, tu me dois tant et tant", [и я ему говорю «Дорогой мой, ты мне должен столько то и столько то» (франц.).] — ну, и дело с концом. Как уж он там делает — это до меня не относится.
„Поздравьте, говорит, меня с крестником“. Что бы вы
думали? две тысячи взял, да из городу через два часа велел выехать: „Чтоб и духу, мол, твоего здесь не
пахло“.
Положить-то я ее на печку положил, а сам так и трясусь. Вот,
думаю, кака над нам беда стряслась; поди, чай, сотской давно
запах носом чует да во стан лыжи навастривает… Добро как оживет убогая, а не оживет — ну, и плачь тутотка с нею за свою за добродетель.
Думаю я это, а хозяйка моя смотрит на меня, словно в мыслях моих угадывает.
"Действительно, —
думал он, —
пахать — это… Но все-таки Анпетов соврал.
Пахать я, конечно, не могу, но, в сущности, это и не мое дело. Мое дело — руководить, вдохнуть душу, а всё остальное…"
Еще одно его смущало, его сердило: он с любовью, с умилением, с благодарным восторгом
думал о Джемме, о жизни с нею вдвоем, о счастии, которое его ожидало в будущем, — и между тем эта странная женщина, эта госпожа Полозова неотступно носилась… нет! не носилась — торчала… так именно, с особым злорадством выразился Санин — торчала перед его глазами, — и не мог он отделаться от ее образа, не мог не слышать ее голоса, не вспоминать ее речей, не мог не ощущать даже того особенного
запаха, тонкого, свежего и пронзительного, как
запах желтых лилий, которым веяло от ее одежд.
Случалось ли вам летом лечь спать днем в пасмурную дождливую погоду и, проснувшись на закате солнца, открыть глаза и в расширяющемся четырехугольнике окна, из-под полотняной сторы, которая, надувшись, бьется прутом об подоконник, увидать мокрую от дождя, тенистую, лиловатую сторону липовой аллеи и сырую садовую дорожку, освещенную яркими косыми лучами, услыхать вдруг веселую жизнь птиц в саду и увидать насекомых, которые вьются в отверстии окна, просвечивая на солнце, почувствовать
запах последождевого воздуха и
подумать: «Как мне не стыдно было проспать такой вечер», — и торопливо вскочить, чтобы идти в сад порадоваться жизнью?
Артабалевский громко повторил название части и что-то занес пером на большом листе. Александров тихо рассмеялся. «Вероятно, никто не догадывался, что Берди-Паша умеет писать», —
подумал он.
— Ура! — отчаянно кричит Александров и растроганно
думает: «А ведь что ни говори, а Берди-Паша все-таки молодчина».
— А главное, — продолжал Дрозд с лицемерным сожалением, — главное, что есть же на свете такие отчаянные сорванцы, неслухи и негодяи, которые в вашем положении, никого не спрашивая и не предупреждая, убегают из лагеря самовольно, пробудут у портного полчаса-час и опрометью бегут назад, в лагерь. Конечно, умные, примерные дети таких противозаконных вещей не делают. Сами
подумайте: самовольная отлучка — это же
пахнет дисциплинарным преступлением, за это по головке в армии не гладят.
Тогда еще о наборных машинах не
думали, электричества не было, а стояли на реалах жестяные керосиновые лампы, иногда плохо заправленные, отчего у наборщиков к утру под носом было черно…
Пахнет копотью, керосином, свинцовой пылью от никогда не мытого шрифта.
Крепко, свежо и радостно
пахло морским воздухом. Но ничто не радовало глаз Елены. У нее было такое чувство, точно не люди, а какое-то высшее, всемогущее, злобное и насмешливое существо вдруг нелепо взяло и опоганило ее тело, осквернило ее мысли, ломало ее гордость и навеки лишило ее спокойной, доверчивой радости жизни. Она сама не знала, что ей делать, и
думала об этом так же вяло и безразлично, как глядела она на берег, на небо, на море.
Я знал, что он живет с какой-то швейкой, и
думал о ней с недоумением и жалостью: как она не брезгует обнимать эти длинные кости, целовать этот рот, из которого тяжко
пахнет гнилью?
Стебли трав щёлкали по голенищам сапог, за брюки цеплялся крыжовник, душно
пахло укропом, а по ту сторону забора кудахтала курица, заглушая сухой треск скучных слов, Кожемякину было приятно, что курица мешает слышать и понимать эти слова, судя по голосу, обидные. Он шагал сбоку женщины, посматривая на её красное, с облупившейся кожей, обожжённое солнцем ухо, и, отдуваясь устало,
думал: «Тебе бы попом-то быть!»