Неточные совпадения
Андрей Семенович, у которого никогда почти не бывало
денег, ходил по комнате и делал сам себе вид, что смотрит на все эти
пачки равнодушно и даже с пренебрежением.
Вот ваши
деньги! — почти взвизгнула она, как давеча, и бросила
пачку кредиток на стол, — я вас в адресном столе должна была разыскивать, а то бы раньше принесла.
И я дрожащею рукой пустился вынимать мои
деньги и класть их на диван, на мраморный столик и даже в какую-то раскрытую книгу, кучками, пригоршнями,
пачками; несколько монет покатилось на ковер.
Разом вышла и другая история: пропали
деньги в банке, под носом у Зерщикова,
пачка в четыреста рублей. Зерщиков указывал место, где они лежали, «сейчас только лежали», и это место оказывалось прямо подле меня, соприкасалось со мной, с тем местом, где лежали мои
деньги, то есть гораздо, значит, ближе ко мне, чем к Афердову.
— Сегодня, в пять часов пополудни, господин Карамазов занял у меня, по-товарищески, десять рублей, и я положительно знаю, что у него
денег не было, а сегодня же в девять часов он вошел ко мне, неся в руках на виду
пачку сторублевых бумажек, примерно в две или даже в три тысячи рублей.
Но почему же я не могу предположить, например, хоть такое обстоятельство, что старик Федор Павлович, запершись дома, в нетерпеливом истерическом ожидании своей возлюбленной вдруг вздумал бы, от нечего делать, вынуть пакет и его распечатать: „Что, дескать, пакет, еще, пожалуй, и не поверит, а как тридцать-то радужных в одной
пачке ей покажу, небось сильнее подействует, потекут слюнки“, — и вот он разрывает конверт, вынимает
деньги, а конверт бросает на пол властной рукой хозяина и уж, конечно, не боясь никакой улики.
— Рукомойник? Это хорошо… только куда же я это дену? — в каком-то совсем уж странном недоумении указал он Петру Ильичу на свою
пачку сторублевых, вопросительно глядя на него, точно тот должен был решить, куда ему девать свои собственные
деньги.
И он опять кивнул на
пачки. Он двинулся было встать кликнуть в дверь Марью Кондратьевну, чтобы та сделала и принесла лимонаду, но, отыскивая чем бы накрыть
деньги, чтобы та не увидела их, вынул было сперва платок, но так как тот опять оказался совсем засморканным, то взял со стола ту единственную лежавшую на нем толстую желтую книгу, которую заметил, войдя, Иван, и придавил ею
деньги. Название книги было: «Святого отца нашего Исаака Сирина слова». Иван Федорович успел машинально прочесть заглавие.
— Господин Перхотин передал нам, что вы, войдя к нему, держали в руках… в окровавленных руках… ваши
деньги… большие
деньги…
пачку сторублевых бумажек, и что видел это и служивший ему мальчик!
Петр Ильич потом на позднейшие вопросы интересовавшихся лиц: сколько было
денег? — заявлял, что тогда сосчитать на глаз трудно было, может быть, две тысячи, может быть, три, но
пачка была большая, «плотненькая».
Деньги же есть у меня: возьму
пачку и скажу, что Смердяков пред смертью мне отдал».
Попроси у него какой-нибудь мужик в те минуты
денег, он тотчас же вытащил бы всю свою
пачку и стал бы раздавать направо и налево без счету.
Вошел впопыхах Миша с
пачкой размененных
денег и отрапортовал, что у Плотниковых «все заходили» и бутылки волокут, и рыбу, и чай — сейчас все готово будет. Митя схватил десятирублевую и подал Петру Ильичу, а другую десятирублевую кинул Мише.
Слишком помнили, как он недели три-четыре назад забрал точно так же разом всякого товару и вин на несколько сот рублей чистыми
деньгами (в кредит-то бы ему ничего, конечно, не поверили), помнили, что так же, как и теперь, в руках его торчала целая
пачка радужных и он разбрасывал их зря, не торгуясь, не соображая и не желая соображать, на что ему столько товару, вина и проч.?
У меня не было
денег; ждать из Москвы я не хотел, а потому и поручил Матвею сыскать мне тысячи полторы рублей ассигнациями. Матвей через час явился с содержателем гостиницы Гибиным, которого я знал и у которого в гостинице жил с неделю. Гибин, толстый купец с добродушным видом, кланяясь, подал
пачку ассигнаций.
Она запирает дверь на ключ, присаживается к большому письменному столу и придвигает денежный ящик, который постоянно стоит на столе, против изголовья барыниной постели, так, чтоб всегда иметь его в глазах. В денежном ящике, кроме
денег, хранится и деловая корреспонденция, которая содержится Анной Павловной в большом порядке. Переписка с каждой вотчиной завязана в особенную
пачку; такие же особые
пачки посвящены переписке с судами, с опекунским советом, с старшими детьми и т. д.
Он, не считая,
пачками бросал
деньги, спокойной рукой получал выигрыши, не обращая внимания на проигрыш. Видно, что это все ему или скучно, или мысль его была далеко. Может быть, ему вспоминался безбородый юноша-маркер, а может быть, он предчувствовал грядущие голодные дни на Ривьере и в Монако.
Только после смерти Карташева выяснилось, как он жил: в его комнатах, покрытых слоями пыли, в мебели, за обоями, в отдушинах, найдены были
пачки серий, кредиток, векселей. Главные же капиталы хранились в огромной печи, к которой было прилажено нечто вроде гильотины: заберется вор — пополам его перерубит. В подвалах стояли железные сундуки, где вместе с огромными суммами
денег хранились груды огрызков сэкономленного сахара, стащенные со столов куски хлеба, баранки, веревочки и грязное белье.
— Катя, Паша, воды ему, спирту! — крикнула Настасья Филипповна, схватила каминные щипцы и выхватила
пачку. Вся почти наружная бумага обгорела и тлела, но тотчас же было видно, что внутренность была не тронута.
Пачка была обернута в тройной газетный лист, и
деньги были целы. Все вздохнули свободнее.
Я не взяла еще с тебя денег-то, вон они лежат; давай их сюда, всю
пачку!
Я плюнул ему в лицо и изо всей силы ударил его по щеке. Он хотел было броситься на меня, но, увидав, что нас двое, пустился бежать, схватив сначала со стола свою
пачку с
деньгами. Да, он сделал это; я сам видел. Я бросил ему вдогонку скалкой, которую схватил в кухне, на столе… Вбежав опять в комнату, я увидел, что доктор удерживал Наташу, которая билась и рвалась у него из рук, как в припадке. Долго мы не могли успокоить ее; наконец нам удалось уложить ее в постель; она была как в горячечном бреду.
— Помилуйте! где я эстолько
денег возьму? Постоял-постоял этот самый чиновник:"Так не берете?" — говорит. —
Денег у меня и в заводе столько нет. — "Ну, так я приступлю…"Взял, что на глаза попалось: кирпич истыканный, ниток клубок, иголок
пачку, положил все в ящик под верстаком, продел через стол веревку, допечатал и уехал."Вы, говорит, до завтра подумайте, а ежели и завтра свидетельство не возьмете, то я протокол составлю, и тогда уж вдвойне заплатите!"Вот, сударь, коммерция у меня какова!
— Non, merci, — отвечал Калинович. —
Деньги… — прибавил он, вынимая из кармана толстую
пачку ассигнаций.
Извозчик мне что-то говорил, но я не понимал, с восторгом нюхал табак, а у Тверской заставы, увидав разносчика с апельсинами, остановил лошадь, схватил три апельсина, взяв
деньги из промокшей насквозь от пота
пачки новеньких кредиток.
Выходил В.В. Давыдов и тут же приносил
пачку материала. Обсуждали каждую мелочь вместе. Записывали экспромты, остроты, шутки. В.В. Давыдов был все — и редактор, и секретарь, и кассир. Когда были в кармане
деньги, он выворачивал все на стол и делил кому что следует, а иногда прямо заявлял...
Тут он выхватил из кармана бумажник, рванул из него
пачку кредиток и стал перебирать их дрожащими пальцами в неистовом припадке нетерпения. Видно было, что ему хотелось поскорее что-то разъяснить, да и очень надо было; но, вероятно чувствуя сам, что возня с
деньгами придает ему еще более глупый вид, он потерял последнее самообладание:
деньги никак не хотели сосчитаться, пальцы путались, и, к довершению срама, одна зеленая депозитка, выскользнув из бумажника, полетела зигзагами на ковер.
— Ничего! — отвечал небрежно Ченцов и выиграл карту; тут уж он потянул из
денег предводителя значительную
пачку. Крапчик только молча наблюдал, правильно ли Ченцов отсчитывает себе
деньги, на которые тот положил прежнюю червонную даму.
Иногда в контору приходил и сам Финогей Ипатыч с оброками, и тогда на конторском столе раскладывались по
пачкам те самые
деньги, на которые так разгорались глаза у Степана Владимирыча.
Обыск в вещах не дал никаких указаний. Из карманов Геза полицейские вытащили платок, портсигар, часы, несколько писем и толстую
пачку ассигнаций, завернутых в газету. Пересчитав
деньги, комиссар объявил значительную сумму: пять тысяч фунтов.
Несчастливцев. Ну, Аркадий, теперь можно будет нам и отдохнуть.
Денег, братец, у меня много. (Показывает
пачку ассигнаций.) Поедем мы с тобой до Волги в хорошем экипаже, а потом на пароходе в первом классе.
Денег, вероятно, было очень много, так как
пачка в семь тысяч восемьсот, которую о.
Дома, запершись у себя в комнате, он сосчитал
деньги: в двух толстых
пачках мелких бумажек оказалось по пятисот рублей, в третьей — восемьсот пятьдесят.
Была ещё
пачка купонов, но он их не стал считать, а, завернув все
деньги в бумагу, задумался, облокотясь на стол, — куда их спрятать?
Жуквич посидел еще некоторое время, и если б Елена повнимательней наблюдала за ним, то заметила бы, что он был как на иголках; наконец, он поднялся и стал прощаться с Еленой; но
деньги все еще не клал в карман, а держал только их в своей руке и таким образом пошел; но, выйдя в сени, немедля всю
пачку засунул в свой совершенно пустой бумажник; потом этот бумажник положил в боковой карман своего сюртука, а самый сюртук наглухо застегнул и, ехав домой, беспрестанно ощупывал тот бок сюртука, где лежал бумажник.
— А я-то как рада, и сказать того не могу! — подхватила Елена. — Берите, пожалуйста,
деньги и сосчитайте, сколько их тут! — прибавила она, выкидывая из стола
пачку за
пачкой.
Поражало его умение ярмарочных женщин высасывать
деньги и какая-то бессмысленная трата ими заработка, достигнутого ценою бесстыдных, пьяных ночей. Ему сказали, что человек с собачьим лицом, крупнейший меховщик, тратил на Паулу Менотти десятки тысяч, платил ей по три тысячи каждый раз, когда она показывала себя голой. Другой, с лиловыми ушами, закуривая сигары, зажигая на свече сторублевые билеты, совал за пазухи женщин
пачки кредиток.
Граф внимательно сосчитывал
деньги, нетерпеливо всегда переворачивал бумажку, когда номер был кверху или книзу и не подходил с другими, запирал
пачку в ящик, прятал ключ в карман и, приблизившись к окну, пощипывая усики, произносил всегда с грустью: «Охо-хо-хо-хо!!.» — после чего начинал снова расхаживать по дому, задумчиво убирая все, что казалось ему лежащим неправильно.
Фермор только немножко сожалел кое-кого из молодых инженеров, которых считал за людей лучшего порядка, и стеснялся, как он им откажет в товариществе. Но беспокойство его было напрасно: ни старшие, ни младшие, никто его сообщества более не искали. Другой месяц Фермор тоже «проходил присматриваясь», без особого назначения, а когда пришел день раздачи жалованья, «косоротый» подал ему казенные
деньги в книжке и две
пачки, перетянутые бумажною полоской, — за истекающий месяц и за прошедший.
Когда вошел в казначейскую комнату Николай Фермор, «косоротый» придержал его, пока два случившиеся здесь офицера вышли, а потом предложил ему для учинения расписки казенную книгу, а когда тот расписался в получении следовавших ему казенных
денег (кажется, что-то около сорока рублей), тогда казначей подал ему эти
деньги и затем, спустя левую руку в стоявшую возле него корзину, подал
пачку ассигнаций, перетянутую желтою бумажною полоской.
— Что же ты мало
денег принес? — проговорил он, не считая
пачку ассигнаций. — Такими пустяками не стоило тебя беспокоить…
Лебедкина. Ах, боже мой! Неужели вы осмеливаетесь сомневаться? Вот
деньги! (Бросает на стол
пачку крупных билетов.) Покажите мне документ, я хочу видеть его.
Получив
деньги, он записывает что-то, засыпает песком и, сердито рванув со стола
пачку бланков, быстро выходит из комнаты.
Патап Максимыч опять стал
деньги считать. Оба молчали. Затем, подвигая к сестре
пачку за
пачкой, стал говорить...
Максима Федоровича мы застали за очень приятным занятием… Красный от удовольствия и улыбающийся, он сидел за своим зеленым столом и, как книгу, перелистывал толстую
пачку сторублевых бумажек. По-видимому, на расположение его духа мог влиять вид даже чужих
денег.
— Как много у вас
денег! — сказал я, глядя на посылаемые им
пачки сторублевок.
— Ты посылал сегодня кому-нибудь
деньги? — спросил я графа, вспомнив те
пачки сторублевок, которые видел утром в теневском почтовом отделении.
Кунцевич благоговейно благословил ее подающую руку и с видом теплой благодарности присоединил эти
деньги к полновесной
пачке, перевязанной тесемкою.
Патап Максимыч своими руками отпер железный сундук. На столе, поставленном возле, стал он раскладывать найденные бумаги — в одну сторону откладывать тучные
пачки серий, ломбардные билеты, наличные
деньги; по другую векселя — и сохранные расписки, в третью сторону клал купчие крепости и закладные разных людей. Особо клал Патап Максимыч счета и торговые книги, особо контракты и условия. Завещания не нашлось.
Пока вписывали ему сумму и переводили
деньги из одной кассы в другую, Палтусов, облокотившись о дубовый выступ кассы, смотрел на то, как считали
пачки ассигнаций в стороне, за небольшим желтым столом, усеянным листками розовых и белых бланок.
— Проходит неделя, другая… Сижу я у себя дома и что-то строчу. Вдруг отворяется дверь и входит она… пьяная. «Возьмите, говорит, назад проклятые ваши
деньги!» — и бросила мне в лицо
пачку. Не выдержала, значит! Я подобрал
деньги, сосчитал… Пятисот не хватало. Только пятьсот и успела прокутить.