Неточные совпадения
Старый князь после
отъезда доктора тоже вышел из своего кабинета и, подставив свою щеку Долли и поговорив с ней, обратился к
жене...
Леонтий всплеснул руками, услыхав об
отъезде Райского;
жена его надулась.
Отец мой сильно к ней привязался и после моего
отъезда из деревни хотел даже жениться на ней, но она сама не согласилась быть его
женой, несмотря на его просьбы.
Жена побилась, побилась с ним, да и пошла в няньки куда-то в
отъезд.
Дом, в котором жил Стабровский, тоже занялся. У подъезда стояла коляска, потом вышли Стабровский с
женой и Дидей, но
отъезд не состоялся благодаря мисс Дудль. Англичанка схватила горшок с олеандром и опрометью бросилась вдоль по улице. Ее остановил какой-то оборванец, выдернул олеандр и принялся им хлестать несчастную англичанку.
На следующее утро Федор Иваныч с
женою отправился в Лаврики. Она ехала вперед в карете, с Адой и с Жюстиной; он сзади — в тарантасе. Хорошенькая девочка все время дороги не отходила от окна кареты; она удивлялась всему: мужикам, бабам, избам, колодцам, дугам, колокольчикам и множеству грачей; Жюстина разделяла ее удивление; Варвара Павловна смеялась их замечаниям и восклицаниям. Она была в духе; перед
отъездом из города О… она имела объяснение с своим мужем.
На второй день к вечеру прибыли они в Лаврики; неделю спустя Лаврецкий отправился в Москву, оставив
жене тысяч пять на прожиток, а на другой день после
отъезда Лаврецкого явился Паншин, которого Варвара Павловна просила не забывать ее в уединении.
После
отъезда переселенцев в горбатовском дворе стоял настоящий кромешный ад. Макар все время пировал, бил
жену, разгонял ребятишек по соседям и вообще держал себя зверь-зверем, благо остался в дому один и никого не боялся.
Великое событие
отъезда Ефима Андреича совершилось по последнему санному пути. Он прощался с
женой, точно ехал на медвежью охоту или на дуэль. Мало ли что дорогой может приключиться!
P.S. Не знаю, поедет ли, наконец, завтра Анненков, но я уже ему отдаю письмо, чтоб он не имел пустых отговорок. Мучение бедной его
жене. [Анненковы не выехали и «завтра». 18 июля Пущин писал И. Д. Якушкину, что «не из совсем ясного ощущения» он желает скорейшего их
отъезда из Туринска.]
Егор Николаевич Бахарев, скончавшись на третий день после
отъезда Лизы из Москвы, хотя и не сделал никакого основательного распоряжения в пользу Лизы, но, оставив все состояние во власть
жены, он, однако, успел сунуть Абрамовне восемьсот рублей, с которыми старуха должна была ехать разыскивать бунтующуюся беглянку, а
жену в самые последние минуты неожиданно прерванной жизни клятвенно обязал давать Лизе до ее выдела в год по тысяче рублей, где бы она ни жила и даже как бы ни вела себя.
— Очень трогательно будет, — шутила она за день до своего
отъезда. — Вы прежде успокойте всем, чем можете, вашу
жену, да тогда и приезжайте; я вас буду ждать.
Оказалось, что Филатр был назначен в колонию прокаженных, миль двести от Леге, вверх по течению Тавассы, куда и отправился с
женой вскоре после моего
отъезда в Европу. Мы разминулись на несколько дней всего.
Так говорил Глеб Савинов
жене вскоре после
отъезда сотского.
Долинский, как все несильные волею люди, старался исполнить свое решение как можно скорее. Он переменил паспорт и уехал за границу. Во все это время он ни малейшим образом не выдал себя
жене; извещал ее, что он хлопочет, что ему дают очень выгодное место, и только в день своего
отъезда вручил Илье Макаровичу конверт с письмом следующего содержания...
То, что я встретила и узнала вас, было небесным лучом, озарившим мое существование; но то, что я стала вашею
женой, было ошибкой, вы понимаете это, и меня теперь тяготит сознание ошибки, и я на коленях умоляю вас, мой великодушный друг, скорее-скорее, до
отъезда моего в океан, телеграфируйте, что вы согласны исправить нашу общую ошибку, снять этот единственный камень с моих крыльев, и мой отец, который примет на себя все хлопоты, обещает мне не слишком отягощать вас формальностями.
После завтрака я потирал руки и думал: надо пойти к
жене и объявить ей о своем
отъезде.
Варвара Михайловна не забыла, но не могла сдержать своего обещания не объясняться с дочерью до
отъезда Шатова, это мы уже знали; впрочем, она помнила об этом, и потому, исполняя отчасти обещанное: не спрашивать невесту, нравится ли ей жених, она описывала только яркими красками будущее их счастие и заключила тем, что она сама будет тогда совершенно счастлива, когда ее милая, добрая Наташа сделается
женою Ардальона Семеныча.
Допросив двух-трех кучеров, товарищ прокурора плотно пообедал, прочел мне целую инструкцию и уехал. Перед
отъездом он заходил во флигель, где содержался заключенный Урбенин, и объявил последнему, что наше подозрение в его виновности стало уверенностью. Урбенин махнул рукой и попросил позволения присутствовать на похоронах
жены; последнее ему было разрешено.
Не прошло трех месяцев, как узнали о женитьбе князя Рахомского и об
отъезде его с молодой
женой за границу.
Старый генерал был в духе и заговорил первый: его утешало, что его
жена так отбрила и поставила в такое незавидное положение «этого аристократишку», а об остальном он мало думал. По
отъезде Бодростина, он подошел к
жене и, поцеловав ее руку, сказал...
Теща, мать и
жена Сержа, до самого
отъезда к мужу, без церемонии употребляли моего друга на разные посылки и послуги и удостоивали при этом своей особой доверенности, которою он и умел пользоваться с делающим ему честь тактом.
Мы с ним вели знакомство до
отъезда моего за границу. Я бывал у него в первое время довольно часто, он меня познакомил со своей первой
женой, любил приглашать к себе и вести дома беседы со множеством анекдотов и случаев из личных воспоминаний. К его натуре у меня никогда не лежало сердце; но между нами все-таки установился такой тон, который воздерживал от всего слишком неприятного.
Поспешность
отъезда имела еще и другое основание. Василий Васильевич признался ему, что послал
жене письмо с просьбой приехать в Макариху, и Гиршфельд боялся, как бы она не застала здесь мужа.
Виктор Павлович вспомнил, что он не только не читал, но даже и не распечатывал последних писем своей
жены, полученных им в Москве одно вслед за другим незадолго перед
отъездом. Он решил отвечать наобум.
Мысль эта, в связи с предстоящим ему
отъездом за границу в свите государя, не давала ему покоя. Он предложил
жене уехать в Грузино, но, как мы видели, болезнь матери заставила ее вернуться в Петербург.
Смерть графа Петра Антоновича Переметьева, происшедшая от апоплексического удара, поразившего старика через какую-нибудь неделю после
отъезда его молодой
жены, подлила масла в огонь, и светские россказни обо всех этих происшествиях приобрели почти легендарную окраску.
Строев между тем рассказывал о посещении своем квартиры
жены, где она жила с Савиным, о том как, последний вышвырнул его за дверь, передал о подаче им жалобы мировому и решении съезда, приговорившего Николая Герасимовича к двухмесячному аресту,
отъезде обоих «голубков», как он называл Савина и свою
жену, из Петербурга, возвращении и бегстве Николая Герасимовича от арестовавшего его пристава и, наконец, внезапный
отъезд из Петербурга Маргариты Николаевны — словом, все то, что известно уже нашим читателям.
Сергей Семенович не разделял этих помыслов своей
жены, но после доклада Петра и размышления над этим докладом тоже стал желать
отъезда племянницы, но совершенно по другим основаниям.
Еще более нелюдимый и угрюмый князь Андрей Павлович Святозаров разделил, после
отъезда своей
жены, свою жизнь между службой и сыном.
И действительно, не был, но перед своим
отъездом позвал Ивана Ивановича и его
жену на прощальный обед, был весел и любезен и просил доктора, в случае надобности, приехать в Грузино.
Жена моя вчера прочла в «Новом Времени» о твоем приезде в Петербург и о предполагаемом скором
отъезде за границу…
Злоба его не коснулась Федосея Афанасьевича Горбачева, который, получив после брата оставшееся имущество, передал торговые дела второму сыну, а сам, после
отъезда Иоанна из слободы, перебрался в Москву, в которой дожил до глубокой старости, схоронив
жену, женив сыновей и выдав замуж дочерей, дождался не только внуков, но и правнуков.
— Ничего особенного, все, что мы давно ожидали… Он не соглашается на наш брак. Он говорит, что лучше желает видеть меня в монастыре, в могиле, чем замужем за человеком не нашего, т. е. не его, общества. Он приехал сегодня к обеду и долго говорил со мной. Я объявила ему, что скорее умру, нежели буду
женой другого, я плакала, я умоляла его — он остался непоколебим… и уехал, приказав мне готовиться в
отъезд за границу.
Дмитрий Вячеславович Неведомый объявил, что едет в Москву, куда его призывают дела. Николай Леопольдович без малейшего подозрения дружески простился с ним. Луганский с
женой и Деметр уезжали в соседнее именье Сушкино. Неведомый, после
отъезда Гиршфельда с компанией, поехал с ними.
Особенности же, какие были у нас в Перегудах, состояли в том, что у нас в одном селении да благодаря бога было аж одиннадцать помещиков, и по них одиннадцать панских усадьб, и все-то домики по большей части были зворочены окнами на большой пруд, в котором летней порою перегудинские паны, дай им боже здоровья, купались, и оттого и происходили совместно удовольствия и неприятности, ибо скрытую полотном купальню учредил оный воспитанник пансиона Галушки, Дмитрий — як его долее звать — чи шо Афанасьевич, потому что у них после
отъезда в Митаву их законной
жены были постоянно доброзрачные экономки, а потому Дмитрий Афанасьевич, имея ревнивые чувства, не желали, щобы иные люди на сих дам взирали.
Я, конечно, не берусь определять, насколько деятели описанной суматошной истории повысились или понизились после того, как чрез их места проследовал владыка, и они тотчас же за его
отъездом, — не знаю, с горя или с радости, — «напились до избытка», причем под эту же стать попал и скорбный посол смерти — священник, приехавший просить духовенство на погребение
жены другого священника, «вчера скончавшейся»…
После
отъезда Пьера с
женой, он затих и стал жаловаться на тоску. Через несколько дней он заболел и слег в постель.
Он так был уверен в том, что он действительно Неаполитанский король, что когда, накануне
отъезда из Неаполя, во время его прогулки с
женою по улицам, несколько итальянцев прокричали ему: «Viva il re!» [Да здравствует король!] он с грустною улыбкой повернулся к супруге и сказал: «Les malheureux, ils ne savent pas que je les quitte demain!» [Несчастные, они не знают, что я их завтра покидаю!]
Через неделю Альбина подала прошение об
отъезде на родину. Горе, выражаемое Мигурской, поражало всех, видевших ее. Все жалели несчастную мать и
жену. Когда
отъезд ее был разрешен, она подала другое прошение — о позволении откопать трупы детей и взять их с собою. Начальство подивилось на эту сентиментальность, но разрешило и это.