Неточные совпадения
Потом мать, приласкав его еще,
отпускала гулять в сад, по двору, на луг, с строгим подтверждением няньке не оставлять
ребенка одного, не допускать к лошадям, к собакам, к козлу, не уходить далеко от дома, а главное, не пускать его в овраг, как самое страшное место в околотке, пользовавшееся дурною репутацией.
Казна не только дает им средства на первое обзаведение лошадей, рогатого скота, но и поддерживает их постоянно,
отпуская по два пуда в месяц хлеба на мужчину и по пуду на женщин и
детей.
Она и ласкала нас, когда мы, хоть глупенькие
дети, сами вызывались помогать ей в работе, или когда мы делали что-нибудь другое умное, или когда выдавалась ей редкая минута отдохнуть, и ее «поясницу
отпускало», как она говорила, — это все реальные радости…
Борьба насмерть шла внутри ее, и тут, как прежде, как после, я удивлялся. Она ни разу не сказала слова, которое могло бы обидеть Катерину, по которому она могла бы догадаться, что Natalie знала о бывшем, — упрек был для меня. Мирно и тихо оставила она наш дом. Natalie ее
отпустила с такою кротостью, что простая женщина, рыдая, на коленях перед ней сама рассказала ей, что было, и все же наивное
дитя народа просила прощенья.
Впрочем, я лично знал только быт оброчных крестьян, да и то довольно поверхностно. Матушка охотно
отпускала нас в гости к заболотским богатеям, и потому мы и насмотрелись на их житье. Зато в Малиновце нас не только в гости к крестьянам не
отпускали, но в праздники и на поселок ходить запрещали. Считалось неприличным, чтобы дворянские
дети приобщались к грубому мужицкому веселью. Я должен, однако ж, сказать, что в этих запрещениях главную роль играли гувернантки.
Сидит такой у нас один, и приходит к нему жена и
дети, мал мала меньше… Слез-то, слез-то сколько!.. Просят смотрителя
отпустить его на праздник, в ногах валяются…
Здешние дамы бывают совершенно покойны, когда
отпускают своих
детей гулять с няньками бессрочнокаторжными.
Въезжая в сию деревню, не стихотворческим пением слух мой был ударяем, но пронзающим сердца воплем жен,
детей и старцев. Встав из моей кибитки,
отпустил я ее к почтовому двору, любопытствуя узнать причину приметного на улице смятения.
Случился странный анекдот с одним из отпрысков миновавшего помещичьего нашего барства (de profundis!), из тех, впрочем, отпрысков, которых еще деды проигрались окончательно на рулетках, отцы принуждены были служить в юнкерах и поручиках и, по обыкновению, умирали под судом за какой-нибудь невинный прочет в казенной сумме, а
дети которых, подобно герою нашего рассказа, или растут идиотами, или попадаются даже в уголовных делах, за что, впрочем, в видах назидания и исправления, оправдываются присяжными; или, наконец, кончают тем, что
отпускают один из тех анекдотов, которые дивят публику и позорят и без того уже довольно зазорное время наше.
Верно, мысли паши встретились при известии о смерти доброго нашего Суворочки. Горько мне было убедиться, что его нет с нами, горько подумать о жене и
детях. Непостижимо, зачем один сменен, а другой не видит смены? — Кажется, меня прежде его следовало бы
отпустить в дальнюю, бессрочную командировку.
Помада пошел и через полчаса возвратился, объявив, что она совсем сошла с ума; сама не знает, чего хочет;
ребенка ни за что не
отпускает и собирается завтра ехать к генерал-губернатору.
Розанов подумал, потом встал и написал: «Перестаньте срамиться. Вас никто даже не обижает; возвращайтесь. Лучше же все это уладить мирно, с общего согласия, или по крайней мере
отпустите ко мне
ребенка».
Из рассказов их и разговоров с другими я узнал, к большой моей радости, что доктор Деобольт не нашел никакой чахотки у моей матери, но зато нашел другие важные болезни, от которых и начал было лечить ее; что лекарства ей очень помогли сначала, но что потом она стала очень тосковать о
детях и доктор принужден был ее
отпустить; что он дал ей лекарств на всю зиму, а весною приказал пить кумыс, и что для этого мы поедем в какую-то прекрасную деревню, и что мы с отцом и Евсеичем будем там удить рыбку.
—
Отпусти, мамаша! — приставал между тем к Мари
ребенок.
— Дали ему гривну на дорогу и
отпустили, — ответил Поддубный. — Тут попался нам мужик, рассказал, что еще вчера татары напали на деревню и всю выжгли. Вскоре мы сами перешли великую сакму: сметили, по крайнему счету, с тысячу лошадей. А там идут другие мужики с бабами да с
детьми, воют да голосят: и наше-де село выжгла татарва, да еще и церковь ограбили, порубили святые иконы, из риз поделали чепраки…
— Ты, боярин, сегодня доброе дело сделал, вызволил нас из рук этих собачьих
детей, так мы хотим тебе за добро добром заплатить. Ты, видно, давно на Москве не бывал, боярин. А мы так знаем, что там деется. Послушай нас, боярин. Коли жизнь тебе не постыла, не вели вешать этих чертей.
Отпусти их, и этого беса, Хомяка,
отпусти. Не их жаль, а тебя, боярин. А уж попадутся нам в руки, вот те Христос, сам повешу их. Не миновать им осила, только бы не ты их к черту отправил, а наш брат!
— Ну, какой там «социалист»! Святые апостолы, говорю вам, проходя полем, класы исторгали и ели. Вы, разумеется, городские иерейские
дети, этого не знаете, а мы,
дети дьячковские, в училище, бывало, сами съестное часто воровали. Нет,
отпустите его, Христа ради, а то я его все равно вам не дам.
Еще прежде известия о свадьбе отправила Арина Васильевна письмо к своему супругу, в котором уведомляла, что по таким-то важным причинам отвезла она внучку к умирающей бабушке, что она жила там целую неделю и что хотя бог дал старухе Бактеевой полегче, но Парашеньку назад не
отпустили, а оставили до выздоровления бабушки; что делать ей было нечего, насильно взять нельзя, и она поневоле согласилась и поспешила уехать к
детям, которые жили одни-одинёхоньки, и что теперь опасается она гнева Степана Михайловича.
—
Отпустила его, — рассказывала она, — еще
ребенком и все думаю:
дитя, учится, а мое
дитя вдруг мне пишет письмо: «Маменька!
— Я ничего не могу представить ужаснее положения
ребенка, которого прямо из приюта, полного страха божия, отдают ужасным матерям вроде княгини Варвары Никаноровны, у которой ни бога, ни религии и никаких правил… Я не знаю, как правительство на все это смотрит, а по-моему, я бы не
отпустила дочь жить с княгинею Протозановою.
— Погоди! — ответила Настя, не
отпуская руки.
Ребенок скоро трепыхнулся в матери.
Будучи в ребячестве безотчетно страстным охотником до всякой ловли, я считал, бывало, большим праздником, когда
отпускали меня на лисьи норы; я много раз ночевывал там и часто не спал до восхода солнца, заменяя караульщика. Тут я наслушался, какими разными голосами, похожими на сиплый лай и завыванье собак, манит лиса своих лисят и как они, в ответ ей, так же скучат и слегка взлаивают. Лиса беспрестанно бегает кругом норы и пробует манить
детей то громко, то тихо. Как скоро взойдет солнце, она удаляется.
Правда,
отпуская меня, он подозвал меня к себе и, дав вторично поцеловать свою руку, промолвил: «Suzanne, la mort de votre mère vous a privee de votre appui naturel; mais vous pourrez toujours compter sur ma protection» [«Сюзанна, смерть матери лишила вас естественной опоры, но вы всегда можете рассчитывать на мое покровительство» (фр.).], но тотчас же слегка пихнул меня в плечо другою рукой и, с обычным своим завастриванием губ, прибавил: «Allez, mon enfant» [«Идите,
дитя мое» (фр.).].
Может быть, вы сами будете отцом и тогда узнаете, как тяжелы теперешние наши чувствования; одно, может быть, только приличие удерживает нас от беспрерывных слез, которыми бы мы готовы разлиться,
отпуская наше милое
дитя в чужие люди.
От обедни я всегда
отпускала лошадей, ежели была без Кати, возвращалась одна пешком, низко, со смирением кланяясь всем встречавшимся мне и стараясь найти случай помочь, посоветовать, пожертвовать собой для кого-нибудь, пособить поднять воз, покачать
ребенка, дать дорогу и загрязниться.
Отпустивши прочих
детей, маменька удерживали меня при себе и тут доставали из шкафика особую, приготовленную отлично, порцию блинов или пирогов с изобилием масла, сметаны и тому подобных славностей."Покушай, душко-Трушко (Трофимушка), — приговаривали маменька, гладя меня по голове: — старшие больше едят, и тебе мало достается".
— Какому комиссару? Подите себе с ним в болото, а слушайте меня. Всего этого
отпустите сколько надобно для
детей. Они завтра переедут в город учиться в школах.
— Да как же-с,
отпустить так
ребенка, и вдруг-с — положим, с таким искренним благоприятелем, как вы, я не про то-с, но все-таки в дом незнакомый, и такого уж высшего общества-с, где я еще и не знаю, как примут.
Грустно и отрадно было его видеть в этот предсмертный период жизни: разум его просветлел, самосознание и чувство совести к нему возвратились; он оценил, наконец, достоинство Лиды и привязался к ней, как малый
ребенок, никуда ее не
отпускал от себя, целовал у нее беспрестанно руки и все просил прощения за прошедшую жизнь.
— Как его не
отпустишь, не маленький
ребенок. Я и то стараюсь всегда с ним ездить, так не берет. Говорит, что ему надобно в присутственные места. Как же удержать человека, когда он хочет что-нибудь сделать! Сначала я тосковала, плакала, а теперь и слез недостает. Я его очень боюсь пьяного, особенно когда он ночью приезжает, начнет шуметь, кричать на людей, на меня: ревнив и жаден делается до невероятности. Теперь все укоряет, что потерял для меня сто тысяч.
В обыкновенное время им
отпускали на мужчину 1 п. 30 ф. в месяц, а на женщину 1 п. 20 ф. и на
детей (с пяти до пятнадцати лет) по 20 ф. ржаной муки.
Непрекращающиеся дожди и постоянная прибыль воды в реке весьма беспокоили удэхейцев. Они опасались за своих жен и
детей и начали проситься домой. Я обещал не задерживать их и
отпустить тотчас, как только они доставят нас к подножью Сихотэ-Алиня. Около устья Гобилли мы устроились биваком в тальниковой роще.
— Gehe, mein Kind (ступай,
дитя мое), — ласково
отпустила меня фрейлейн, и я в сопровождении девушки спустилась в нижний этаж, где около столовой, в полутемном коридоре, помещались бельевая и гардеробная, сплошь заставленная шкафами.
И
отпустив величественным жестом
детей, она незаметно исчезла из столовой.
Старушка и говорит дочери:
отпусти меня, я пойду в няни, и тебе, может, бог поможет одной с
детьми управляться.
— Но я не могу
отпустить мальчика, он мне доверен родными! — горячился в свою очередь старый фокусник. — Вот,
дети, докажите, что он мой родственник и что его зовут Анатолий Злыбин.
— Василий Матвеев, давай работы! А нет работы, так
отпусти: у меня
ребенок дома ждет.
— Хотите,
дети,
отпустим старика домой завтра, в четверг, чтоб он поспел домой к воскресенью? Заплатим ему, что он заработал бы до воскресенья, а вы за него уберете сад.
Еще два раза встречались мы на том же Балтийском прибрежье, но жили в разных местах и видались гораздо реже. Тогда уже Гончаров стал страдать глазом и припадками болезни легких. Он как-то сразу превратился видом в старца,
отпустил седую бороду, стал менее разговорчив, чаще жаловался на свои болезни, жил на Штранде больше для воздуха, чем для купанья. Его холостая доля скрашивалась нежной заботой о чужих
детях, которых он воспитал и обеспечил.
— Вот что, барышня, — продолжал тот, видя смущение Май, — мы проводим вас до дому к вашему дедушке, с которым мне, кстати, давно хотелось познакомиться и попросить
отпускать вас на хутор почаще. Вам будет куда веселее играть в обществе
детей, нежели одной…
— Как это мне вас
отпустить? Вспомните, что у вас
дети! — сказала она Екатерине.
— Честь ты спас, — говорит, — моего имени… Век не забуду твоей милости…
Детей ее, Осю и Анюту, награжу, все состояние оставлю им… Бумагу, вот оправлюсь немного, напишу… А тебя, хочешь, на волю
отпущу, сколько хочешь тыщ дам на обзаведение…
Правда, девочка сильно расплакалась; но успокоивая ее, Лука Иванович отдавался такому чувству, точно будто он
отпускает этого умненького и милого
ребенка куда-то на побывку и непременно опять увидит его у себя, в той же комнатке, на полу, около той же кроватки.
— Энто, — говорит, — пистолет, ты не ладно придумал. У меня тут вас, псковичей, пол-лазарета. Все к своей губернии притулились. Ежели всех на бабий фронт к бабам
отпускать, кто же воевать до победного конца будет? Я, что ли, со старшей сестрой в резерве? У меня, золотой мой, у самого в Питере жена-дети, тоже свое семейство некупленное… Однако ж терплю, с должности своей не сигаю, а и я ведь не на мякине замешен. Крошки с халата бы лучше сдул, ишь обсыпался, как цыган махоркой…