Неточные совпадения
Нет спора, что можно и даже должно давать народам случай вкушать от плода познания добра и зла, но нужно держать этот плод твердой
рукою и притом так, чтобы можно было во всякое время
отнять его от слишком лакомых уст.
Сережа опустился в постель и зарыдал, закрыв лицо
руками. Анна
отняла эти
руки, еще раз поцеловала его мокрое лицо и быстрыми шагами вышла в дверь. Алексей Александрович шел ей навстречу. Увидав ее, он остановился и наклонил голову.
«Вы можете затоптать в грязь», слышал он слова Алексея Александровича и видел его пред собой, и видел с горячечным румянцем и блестящими глазами лицо Анны, с нежностью и любовью смотрящее не на него, а на Алексея Александровича; он видел свою, как ему казалось, глупую и смешную фигуру, го когда Алексей Александрович
отнял ему от лица
руки. Он опять вытянул ноги и бросился на диван в прежней позе и закрыл глаза.
Доктор
отнял ее
руки, осторожно положил ее на подушку и накрыл с плечами. Она покорно легла навзничь и смотрела пред собой сияющим взглядом.
— Я не знаю, — говорила Улинька,
отнимая от лица
руку, — меня одна только досада берет.
Девушка эта была la belle Flamande, про которую писала maman и которая впоследствии играла такую важную роль в жизни всего нашего семейства. Как только мы вошли, она
отняла одну
руку от головы maman и поправила на груди складки своего капота, потом шепотом сказала: «В забытьи».
«В наших краях», извинения в фамильярности, французское словцо «tout court» и проч. и проч. — все это были признаки характерные. «Он, однакож, мне обе руки-то протянул, а ни одной ведь не дал,
отнял вовремя», — мелькнуло в нем подозрительно. Оба следили друг за другом, но, только что взгляды их встречались, оба, с быстротою молнии, отводили их один от другого.
«Ради бога успокойтесь, — сказала она,
отняв у меня свою
руку.
Макаров хлебнул вина и, не
отнимая другую
руку от головы, глядя в свой бокал, неохотно ответил...
Но, посмотрев, как неловко действует Самгин у самовара, она
отняла чайник из его
руки.
Высокий, лысый старик согнулся над столом, схватил кружку пальцами обеих
рук и, покачивая остробородой головой направо, налево, невнятно, сердито рычал, точно пес, у которого хотят
отнять кость.
Он тихонько
отнял ее
руки от лица, поцеловал в голову и долго любовался ее смущением, с наслаждением глядел на выступившие у ней и поглощенные опять глазами слезы.
Она не давала. Он взял сам и приложил к губам. Она не
отнимала.
Рука была тепла, мягка и чуть-чуть влажна. Он старался заглянуть ей в лицо — она отворачивалась все больше.
Кузина твоя увлеклась по-своему, не покидая гостиной, а граф Милари добивался свести это на большую дорогу — и говорят (это папа разболтал), что между ними бывали живые споры, что он брал ее за
руку, а она не
отнимала, у ней даже глаза туманились слезой, когда он, недовольный прогулками верхом у кареты и приемом при тетках, настаивал на большей свободе, — звал в парк вдвоем, являлся в другие часы, когда тетки спали или бывали в церкви, и, не успевая, не показывал глаз по неделе.
Не
отнимайте у нас, говорил я вам, ни сохи, ни заступа, ни меча из
рук.
Средство или ключ к ее горю, если и есть — в
руках самой Веры, но она никому не вверяет его, и едва теперь только, когда силы изменяют, она обронит намек, слово, и опять в испуге
отнимет и спрячется. Очевидно — она не в силах одна рассечь своего гордиева узла, а гордость или привычка жить своими силами — хоть погибать, да жить ими — мешает ей высказаться!
Он теперь уже не звал более страсть к себе, как прежде, а проклинал свое внутреннее состояние, мучительную борьбу, и написал Вере, что решился бежать ее присутствия. Теперь, когда он стал уходить от нее, — она будто пошла за ним, все под своим таинственным покрывалом, затрогивая, дразня его, будила его сон,
отнимала книгу из
рук, не давала есть.
— Что это у вас за гадкая привычка целовать в ладонь? — заметила она,
отнимая у него
руки, — всю
руку изломаете!
Она как будто испугалась, подняла голову и на минуту оцепенела, все слушая. Глаза у ней смотрели широко и неподвижно. В них еще стояли слезы. Потом
отняла с силой у него
руку и рванулась к обрыву.
Андрей Макарович, — начал мямлить молодой человек, подходя ко мне с необыкновенно развязным видом и захватив мою
руку, которую я не в состоянии был
отнять, — во всем виноват мой Степан; он так глупо тогда доложил, что я принял вас за другого — это в Москве, — пояснил он сестре, — потом я стремился к вам изо всей силы, чтоб разыскать и разъяснить, но заболел, вот спросите ее…
— Тут все мое богатство… Все мои права, — с уверенной улыбкой повторил несколько раз старик, дрожавшими
руками развязывая розовую ленточку. — У меня все
отняли… ограбили… Но права остались, и я получу все обратно… Да. Это верно… Вы только посмотрите на бумаги… ясно, как день. Конечно, я очень давно жду, но что же делать.
— Папа, милый… прости меня! — вскрикнула она, кидаясь на колени перед отцом. Она не испугалась его гнева, но эти слезы
отняли у нее последний остаток энергии, и она с детской покорностью припала своей русой головой к отцовской
руке. — Папа, папа… Ведь я тебя вижу, может быть, в последний раз! Голубчик, папа, милый папа…
— Ничего не дам, а ей пуще не дам! Она его не любила. Она у него тогда пушечку
отняла, а он ей по-да-рил, — вдруг в голос прорыдал штабс-капитан при воспоминании о том, как Илюша уступил тогда свою пушечку маме. Бедная помешанная так и залилась вся тихим плачем, закрыв лицо
руками. Мальчики, видя, наконец, что отец не выпускает гроб от себя, а между тем пора нести, вдруг обступили гроб тесною кучкой и стали его подымать.
Митя
отнял от лица
руки и рассмеялся.
— Алеша, дайте мне вашу
руку, что вы ее
отнимаете, — промолвила Lise ослабленным от счастья, упавшим каким-то голоском. — Послушайте, Алеша, во что вы оденетесь, как выйдете из монастыря, в какой костюм? Не смейтесь, не сердитесь, это очень, очень для меня важно.
А Агафья уже подозревала, мои тогдашние слова запомнила, подкралась и вовремя подсмотрела: ворвалась, бросилась на него сзади, обняла, ружье выстрелило вверх в потолок; никого не ранило; вбежали остальные, схватили его,
отняли ружье, за
руки держат…
Ваш дедушка у нас его
отнял; выехал верхом, показал
рукой, говорит: «Мое владенье», — и завладел.
— Нет. Именно я потому и выбран, что всякий другой на моем месте отдал бы. Она не может остаться в ваших
руках, потому что, по чрезвычайной важности ее содержания, характер которого мы определили, она не должна остаться ни в чьих
руках. А вы захотели бы сохранить ее, если б я отдал ее. Потому, чтобы не быть принуждену
отнимать ее у вас силою, я вам не отдам ее, а только покажу. Но я покажу ее только тогда, когда вы сядете, сложите на колена ваши
руки и дадите слово не поднимать их.
Мне было жаль оставить ее в слезах, я ей болтал полушепотом какой-то бред… Она взглянула на меня, ивее глазах мелькнуло из-за слез столько счастья, что я улыбнулся. Она как будто поняла мою мысль, закрыла лицо обеими
руками и встала… Теперь было в самом деле пора, я
отнял ее
руки, расцеловал их, ее — и вышел.
Впоследствии я часто стал замечать то же и дома во время его молитвы. Порой он подносил ко лбу
руку, сложенную для креста,
отнимал ее, опять прикладывал ко лбу с усилием, как будто что-то вдавливая в голову, или как будто что-то мешает ему докончить начатое. Затем, перекрестившись, он опять шептал много раз «Отче… Отче… Отче…», пока молитва не становилась ровной. Иной раз это не удавалось… Тогда, усталый, он подымался и долго ходил по комнатам, взволнованный и печальный. Потом опять принимался молиться.
Газета у Замараева вывалилась из
рук сама собой, точно дунуло вихрем. Знакомый голос сразу привел его в сознание. Он выскочил из-за своей конторки и бросился
отнимать странника из
рук услужающего.
Не возрыдаешь ли ты, что сынок твой любезный с приятною улыбкою
отнимать будет имение, честь, отравлять и резать людей, не своими всегда боярскими
руками, но посредством лап своих любимцев.
— Ах, что вы, что вы! — воскликнула она в испуге, быстро
отняв свою
руку.
Лиза подалась вперед, покраснела — и заплакала, но не подняла Марфы Тимофеевны, не
отняла своих
рук: она чувствовала, что не имела права
отнять их, не имела права помешать старушке выразить свое раскаяние, участие, испросить у ней прощение за вчерашнее; и Марфа Тимофеевна не могла нацеловаться этих бедных, бледных, бессильных
рук — и безмолвные слезы лились из ее глаз и глаз Лизы; а кот Матрос мурлыкал в широких креслах возле клубка с чулком, продолговатое пламя лампадки чуть-чуть трогалось и шевелилось перед иконой, в соседней комнатке за дверью стояла Настасья Карповна и тоже украдкой утирала себе глаза свернутым в клубочек клетчатым носовым платком.
Лиза ничего не отвечала ему и, не улыбаясь, слегка приподняв брови и краснея, глядела на пол, но не
отнимала своей
руки; а наверху, в комнате Марфы Тимофеевны, при свете лампадки, висевшей перед тусклыми старинными образами, Лаврецкий сидел на креслах, облокотившись на колена и положив лицо на
руки; старушка, стоя перед ним, изредка и молча гладила его по волосам.
Марья Дмитриевна совсем потерялась, увидев такую красивую, прелестно одетую женщину почти у ног своих; она не знала, как ей быть: и руку-то свою она у ней
отнять хотела, и усадить-то ее она желала, и сказать ей что-нибудь ласковое; она кончила тем, что приподнялась и поцеловала Варвару Павловну в гладкий и пахучий лоб.
Для чего Кишкин скрыл свое открытие и выплеснул пробу в шурф, в первую минуту он не давал отчета и самому себе, а действовал по инстинкту самосохранения, точно кто-то мог
отнять у него добычу из
рук.
Она не
отнимала у него своей
руки.
Сами слышали, добрые люди, как я вчера ее за это била,
руки обколотила все об нее, чулки, башмаки
отняла — не уйдет на босу ногу, думаю; а она и сегодня туда ж!
Она рыдала до того, что с ней сделалась истерика. Насилу я развел ее
руки, обхватившие меня. Я поднял ее и отнес на диван. Долго еще она рыдала, укрыв лицо в подушки, как будто стыдясь смотреть на меня, но крепко стиснув мою
руку в своей маленькой ручке и не
отнимая ее от своего сердца.
Ей, женщине и матери, которой тело сына всегда и все-таки дороже того, что зовется душой, — ей было страшно видеть, как эти потухшие глаза ползали по его лицу, ощупывали его грудь, плечи,
руки, терлись о горячую кожу, точно искали возможности вспыхнуть, разгореться и согреть кровь в отвердевших жилах, в изношенных мускулах полумертвых людей, теперь несколько оживленных уколами жадности и зависти к молодой жизни, которую они должны были осудить и
отнять у самих себя.
И вдруг, вся оживившись,
отнимая из
рук подпоручика нитку, как бы для того, чтобы его ничто не развлекало, она, страстно заговорила о том, что составляло весь интерес, всю главную суть ее теперешней жизни.
Хлебников схватил
руку офицера, и Ромашов почувствовал на ней вместе с теплыми каплями слез холодное и липкое прикосновение чужих губ. Но он не
отнимал своей
руки и говорил простые, трогательные, успокоительные слова, какие говорит взрослый обиженному ребенку.
И, уже со смехом обращаясь к Ромашову и опять
отнимая у него из
рук нитку, она спросила с капризным и кокетливым смехом...
Он силится
отнять хлеб, но
руки Митьки закоченели, и сам он весь обозлился и позеленел. Анна Тимофевна внезапно принимает сторону ненаглядного детища.
Ощутил лесной зверь, что у него на лбу будто зубы прорезываются. Взял письма, прочитал — там всякие такие неудобные подробности изображаются. Глупая была баба! Мало ей того, чтоб грех сотворить, — нет, возьмет да на другой день все это опишет: «Помнишь ли, мол, миленький, как ты сел вот так, а я села вот этак, а потом ты взял меня за
руку, а я, дескать, хотела ее
отнять, ну, а ты»… и пошла, и пошла! да страницы четыре мелко-намелко испишет, и все не то чтоб дело какое-нибудь, а так, пустяки одни.
Еще на
руках у мамки ангелочка одевали как куколку, а когда
отняли ее от груди, то наняли для нее француженку-бонну.
Калинович подал. Войдя в город, он проговорил: «Здесь неловко так идти» и хотел было
руку отнять, но Настенька не пустила.
Проговоря это, m-me Четверикова все еще не выпускала
руку Калиновича; он тоже не
отнимал ее.
Он взял ее за
руку — она не
отняла и
руки; он пожал
руку:
рука отвечала на пожатие. Так стояли они молча, а что чувствовали!