Неточные совпадения
И Базаров и Аркадий ответили ей безмолвным поклоном, сели в экипаж и, уже нигде не
останавливаясь, отправились домой, в Марьино, куда и прибыли благополучно
на следующий день вечером. В продолжение всей дороги ни тот, ни другой не упомянул даже имени Одинцовой; Базаров в особенности почти не раскрывал рта и все глядел в сторону, прочь от дороги, с каким-то ожесточенным напряжением.
— Посмотрим, к какому разряду млекопитающих принадлежит сия особа, — говорил
на следующий день Аркадию Базаров, поднимаясь вместе с ним по лестнице гостиницы, в которой
остановилась Одинцова. — Чувствует мой нос, что тут что-то неладно.
Можно было думать, что все там устало за день, хочет
остановиться, отдохнуть, —
остановиться в
следующую секунду,
на точке, в которой она застанет.
Она
остановилась и глядела
на него молча, положив руку
на замок
следующей двери. Он не успел дойти до нее, а она уже скрылась за дверью.
От слободы Качуги пошла дорога степью; с Леной я распрощался. Снегу было так мало, что он не покрыл траву; лошади паслись и щипали ее, как весной.
На последней станции все горы; но я ехал ночью и не видал Иркутска с Веселой горы. Хотел было доехать бодро, но в дороге сон неодолим. Какое неловкое положение ни примите, как ни сядьте, задайте себе урок не заснуть, пугайте себя всякими опасностями — и все-таки заснете и проснетесь, когда экипаж
остановится у
следующей станции.
— Что ж, это хорошо. В гувернантках ведь тяжело. А я, брат, теперь с зрительным нервом покончил и принимаюсь за
следующую пару. А ты
на чем
остановился?
Он вернулся, наконец, в Париж,
остановился в гостинице и послал Варваре Павловне записку г-на Эрнеста с
следующим письмом...
Проходя мимо Публичной библиотеки, я собрался было
остановиться и сказать несколько прочувствованных слов насчет ненеуместности наук, но Глумов так угрюмо взглянул
на меня, что я невольно ускорил шаг и успел высказать только
следующий краткий exordium: [Вступление.]
Протоиерей пропустил несколько заметок и
остановился опять
на следующей: «Получив замечание о бездеятельности, усматриваемой в недоставлении мною обильных доносов, оправдывался, что в расколе делается только то, что уже давно всем известно, про что и писать нечего, и при сем добавил в сем рапорте, что наиглавнее всего, что церковное духовенство находится в крайней бедности, и того для, по человеческой слабости, не противодейственно подкупам и даже само немало потворствует расколу, как и другие прочие сберегатели православия, приемля даяния раскольников.
Пароход
остановился на ночь в заливе, и никого не спускали до
следующего утра. Пассажиры долго сидели
на палубах, потом бо́льшая часть разошлась и заснула. Не спали только те, кого, как и наших лозищан, пугала неведомая доля в незнакомой стране. Дыма, впрочем, первый заснул себе
на лавке. Анна долго сидела рядом с Матвеем, и порой слышался ее тихий и робкий голос. Лозинский молчал. Потом и Анна заснула, склонясь усталой головой
на свой узел.
… Одно письмо было с дороги, другое из Женевы. Оно оканчивалось
следующими строками: «Эта встреча, любезная маменька, этот разговор потрясли меня, — и я, как уже писал вначале, решился возвратиться и начать службу по выборам. Завтра я еду отсюда, пробуду с месяц
на берегах Рейна, оттуда — прямо в Тауроген, не
останавливаясь… Германия мне страшно надоела. В Петербурге, в Москве я только повидаюсь с знакомыми и тотчас к вам, милая матушка, к вам в Белое Поле».
Остановились в Серпухове, набрали наскоро воды, полетели опять. Кто-то подошел к двери, рванул ручку и, успокоившись, — «занято» — ушел. Потом еще остановка, опять воду берут, опять
на следующем перегоне проба отворить дверь… А вот и Тула, набрали воды, мчимся. Кто-то снова пробует вертеть ручку и, ругаясь, уходит. Через минуту слышу голоса...
О любви не было еще речи. Было несколько сходок,
на которых она тоже присутствовала, молчаливая, в дальнем уголке. Я заметил ее лицо с гладкой прической и прямым пробором, и мне было приятно, что ее глаза порой
останавливались на мне. Однажды, когда разбиралось какое-то столкновение между товарищами по кружку и я заговорил по этому поводу, — и прочитал в ее глазах согласие и сочувствие. В
следующий раз, когда я пришел
на сходку где-то
на Плющихе, она подошла ко мне первая и просто протянула руку.
Несколько минут Сергей Петрович простоял, как полоумный, потом, взяв шляпу, вышел из кабинета, прошел залу, лакейскую и очутился
на крыльце, а вслед за тем, сев
на извозчика, велел себя везти домой, куда он возвратился, как и надо было ожидать, сильно взбешенный: разругал отпиравшую ему двери горничную, опрокинул стоявший немного не
на месте стул и, войдя в свой кабинет, первоначально лег вниз лицом
на диван, а потом встал и принялся писать записку к Варваре Александровне, которая начиналась
следующим образом: «Я не позволю вам смеяться над собою, у меня есть документ — ваша записка, которою вы назначаете мне
на бульваре свидание и которую я сейчас же отправлю к вашему мужу, если вы…» Здесь он
остановился, потому что в комнате появилась, другой его друг, Татьяна Ивановна.
Но мы не будем
на этом
останавливаться, оставляя всю историческую часть до
следующей статьи.
На следующее утро, едва я успел проснуться, как в спальню вошел молодой казак и почтительно
остановился у двери. Он кинул быстрый и, как мне показалось, слегка насмешливый взгляд
на наши переметные сумы, в беспорядке лежавшие
на ковре,
на принадлежности нашего далеко не щегольского дорожного костюма и затем сообщил, что он прислан «барином» для услуг. «Барин» присылали вчера звать меня
на «вечерку», но меня нельзя было добудиться. Теперь приказывают лично явиться к нему в канцелярию за бумагой.
Я показал свое имя в числе весьма немногих подписчиков и, развернув «Младшего Костиса»,
остановился на первом попавшемся мне месте, и просил объяснения
следующих строк: «Цель есть блаженство целого.
Изредка он
останавливался на секунду, чтобы набрать в грудь воздуха, и тогда начальное слово
следующей фразы он произносил с большой растяжкой, театрально удваивая согласные звуки, и лишь после этого, точно приобретя необходимый ему размах, с разбегу сыпал частой дробью непонятных звуков, «Ак-кискимен, обитаяй в тайных…», «Ик-кам-мень его прибежище заяцам тра-та-та-та…» вырывалось отдельными восклицаниями.
Часов в восемь вечера я стал собираться «домой». Майданов засуетился и проводил меня до первого ручейка. Двумя руками он пожал мою руку и очень просил
следующий раз, как только я приду в Императорскую гавань, непременно
остановиться у него
на маяке. Мы расстались.
Милица невольно похолодела от этих криков. Неужели же они убьют ее, приведут в исполнение их страшную угрозу? Она дышала теперь тяжело и неровно; ей не хватало воздуху в груди. Страдальческими глазами обвела девушка мучителей и неожиданно
остановилась взглядом
на лице молодого солдата-галичанина. Их глаза встретились и
на минуту юноша опустил свои. В
следующий же миг он поднял их снова и заговорил, обращаясь к остальным...
На церковной площадке весь класс
остановился и, как один человек, ровно и дружно опустился
на колени. Потом, под предводительством m-lle Арно, все чинно по парам вошли в церковь и встали впереди, у самого клироса, с левой стороны. За нами было место
следующего, шестого класса.
У входа во вторую продольную залу — направо — стол с продажей афиш. Билетов не продают. В этой зале, откуда ход
на хоры, стояли группы мужчин, дамы только проходили или
останавливались перед зеркалом. Но в
следующей комнате, гостиной с арками, ведущей в большую залу, уже разместились дамы по левой стене,
на диванах и креслах, в светлых туалетах, в цветах и полуоткрытых лифах.
Приехав
на следующее утро в Париж, они
остановились в «Hotel d'Albe», находящемся
на Avenue des Champs Elises, невдалеке от Триумфальных ворот.
— Чудные вещи слышу я!.. Чему и кому верить?.. — произнесла Анна Иоанновна, качая головой; потом взяла бумаги из рук Эйхлера, читала их про себя, перечитывала и долее всего
останавливалась на мнении Волынского, которое состояло в
следующих выражениях: «Один вассал Польши может изъявить свое согласие
на вознаграждение, но русский, храня пользы и честь своего отечества, как долг велит истинному сыну его, не даст
на сие своего голоса».
Ему лишь стоило
остановиться на зимних квартирах в западных губерниях и, подобно нам, двинуться уже
следующей весной во внутренность России.
Не успели доехать и
остановиться у какого-то крестьянина, как Александр и Антон уже достали откуда-то бредень и пошли
на реку ловить рыбу. Поймали пять маленьких щучек и около сотни раков, из которых
на следующий день мамаша сварила нам превосходный обед.
Протоиерей пропустил несколько заметок и
остановился опять
на следующей: «Получив замечание о недоставлении доносов, оправдывался, что в расколе делается все известное, про что и писать нечего, и при сем добавил в рапорте, что духовенство находится в крайней бедности и того для, по человеческой слабости, не противудейственно подкупам и само потворствует расколу. За сей донос получил строжайший выговор и замечание и вызван к личному объяснению».
На следующий день государь
остановился в Вишау. Лейб-медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном
на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.