Неточные совпадения
Постепенно начиналась скептическая критика «значения личности в процессе творчества истории», — критика, которая через десятки лет уступила место неумеренному восторгу пред
новым героем, «белокурой бестией» Фридриха Ницше. Люди быстро умнели и, соглашаясь с Спенсером, что «из свинцовых инстинктов не выработаешь золотого поведения», сосредоточивали силы и таланты свои на «самопознании», на вопросах индивидуального
бытия. Быстро подвигались к приятию лозунга «наше время — не время широких задач».
Год прошел со времени болезни Ильи Ильича. Много перемен принес этот год в разных местах мира: там взволновал край, а там успокоил; там закатилось какое-нибудь светило мира, там засияло другое; там мир усвоил себе
новую тайну
бытия, а там рушились в прах жилища и поколения. Где падала старая жизнь, там, как молодая зелень, пробивалась
новая…
Перед человечеством становятся все
новые и
новые творческие задачи, задачи творческого претворения энергий, исходящих из темной, изначальной глубины
бытия в
новую жизнь и
новое сознание.
Без такого внутреннего сдвига русский народ не может иметь будущего, не может перейти в
новый фазис своего исторического
бытия, поистине исторического
бытия, и само русское государство подвергается опасности разложения.
Я теперь в
новой крайности — это идея социализма, которая стала для меня идеей
новой,
бытием бытия, вопросом вопросов, альфою и омегою веры и знания.
Он предлагает
новое антропологическое доказательство
бытия Божьего. «Идея Бога действительно дана человеку, но только она дана ему не откуда-нибудь извне, в качестве мысли о Боге, а предметно-фактически осуществлена в нем природою его личности, как
нового образа Бога.
Вся новейшая философия — последний результат всей
новой философии — ясно обнаружила роковое свое бессилие познать
бытие, соединить с
бытием познающего субъекта.
Поэтому в процессе развития неизбежно сочетается консервативность с прогрессивностью, [Н. Федоров сказал бы — отечества с сыновством.] с творчеством: охраняется отвоеванная в прошлом сфера
бытия и продолжается отвоевание
новых сфер
бытия, линия раскрытия протягивается дальше.
Все великие философы древнего и
нового мира признавали Логос как начало субъективное и объективное, как основу мышления и
бытия.
От
бытия нельзя отделаться никакими фокусами критического мышления,
бытие изначально навязано нашему органическому мышлению, дано ему непосредственно, и здоровое религиозное сознание народов понимает это гораздо лучше болезненного и извращенного рационалистического сознания
новых философов.
Гуманизм окончательно убедил людей
нового времени, что территорией этого мира исчерпывается
бытие, что ничего больше нет и что это очень отрадно, так как дает возможность обоготворить себя.
Вся
новая философия, начиная с Декарта и кончая неокантианцами, отрицает необходимость посвящения и приобщения для стяжания знания, гнозиса, и потому тайны
бытия и таинства жизни для философии закрываются.
В
новом небе и
новой земле — вся полнота
бытия, вся мощь божественного творения; в старом небе и старой земле — действительно лишь все то творческое, что войдет в царство Божье, остальное — призрак, ложь, обман.
Новым может быть лишь отречение философского мышления от своей отвлеченности и верховенства, от той ложной самостоятельности, которая делает его безжизненным и безнадежно оторванным от
бытия.
Новая философия может быть лишь воссоединением мышления с живыми корнями
бытия, лишь превращением мышления в функцию живого целого.
Но возврат к реализму не может быть просто
новой гносеологией; корень беды не в рационалистических гносеологиях, в которых всегда есть много верного, а в том корень, что
бытие наше стало плохим.
Ясно, что множественность и повторяемость в индийской философии и религии, отрицание смысла конкретной истории, допущение скитания душ по разным краям
бытия, по темным коридорам и индивидуального спасения этих душ путем превращения в
новые и
новые формы — все это несовместимо с принятием Христа и с надеждой на спасительный конец истории мира.
Новое религиозное откровение должно перевести мир в ту космическую эпоху, которая будет не только искуплением греха, но и положительным раскрытием тайны творения, утверждением положительного
бытия, творчеством, не только отрицанием ветхого мира, а уже утверждением мира
нового.
Человек ввергся в стихию звериного хаоса и мучительной историей, трудовым развитием, длительным процессом творчества должен выйти из этого зверино-хаотического состояния, очеловечиться, стать во весь свой рост, освободиться из плена для
нового и окончательного избрания себе
бытия в Боге или небытия вне Бога.
Спасение есть победа над первоисточником мировой испорченности, вырывание корней зла; спасение есть полное преобразование всего
бытия, рождение к
новой жизни самой материи мира.
Европейская рационалистическая философия
нового времени вращается в сфере мышления, оторванного от своих живых корней, критически-сознательно отделенного от
бытия.
И задача
нового религиозного движения не есть обновление христианства язычеством, а скорее освобождение христианства от языческого быта, преодоление дуализма и творческое утверждение
нового религиозного
бытия, в которое войдет и все преображенное язычество и все исполнившееся христианство.
Смотришь ли на звездное небо или в глаза близкого существа, просыпаешься ли ночью, охваченный каким-то неизъяснимым космическим чувством, припадаешь ли к земле, погружаешься ли в глубину своих неизреченных переживаний и испытываний, всегда знаешь, знаешь вопреки всей
новой схоластике и формалистике, что
бытие в тебе и ты в
бытии, что дано каждому живому существу коснуться
бытия безмерного и таинственного.
Как жалок, напротив, кто не умеет и боится быть с собою, кто бежит от самого себя и всюду ищет общества, чуждого ума и духа…» Подумаешь, мыслитель какой-нибудь открывает
новые законы строения мира или
бытия человеческого, а то просто влюбленный!
Но сие беззаконное действие распавшейся натуры не могло уничтожить вечного закона божественного единства, а должно было токмо вызвать противодействие оного, и во мраке духом злобы порожденного хаоса с
новою силою воссиял свет божественного Логоса; воспламененный князем века сего великий всемирный пожар залит зиждительными водами Слова, над коими носился дух божий; в течение шести мировых дней весь мрачный и безобразный хаос превращен в светлый и стройный космос; всем тварям положены ненарушимые пределы их
бытия и деятельности в числе, мере и весе, в силу чего ни одна тварь не может вне своего назначения одною волею своею действовать на другую и вредить ей; дух же беззакония заключен в свою внутреннюю темницу, где он вечно сгорает в огне своей собственной воли и вечно вновь возгорается в ней.
Тогда является ко мне священник из того прихода, где жил этот хлыстовщик, и стал мне объяснять, что Ермолаев вовсе даже не раскольник, и что хотя судился по хлыстовщине [Хлыстовщина — мистическая секта, распространившаяся в России в XVII веке.], но отрекся от нее и ныне усердный православный, что доказывается тем, что каждогодно из Петербурга он привозит удостоверение о своем
бытии на исповеди и у святого причастия; мало того-с: усердствуя к их приходской церкви, устроил в оной на свой счет
новый иконостас, выкрасил, позолотил его и украсил даже
новыми иконами, и что будто бы секта хлыстов с скопческою сектою не имеет никакого сходства, и что даже они враждуют между собою.
В душе, как в земле, покрытой снегом, глубоко лежат семена недодуманных мыслей и чувств, не успевших расцвесть. Сквозь толщу ленивого равнодушия и печального недоверия к силам своим в тайные глубины души незаметно проникают
новые зёрна впечатлений
бытия, скопляются там, тяготят сердце и чаще всего умирают вместе с человеком, не дождавшись света и тепла, необходимого для роста жизни и вне и внутри души.
Вершинин(подумав). Как вам сказать? Мне кажется, все на земле должно измениться мало-помалу и уже меняется на наших глазах. Через двести — триста, наконец тысячу лет, — дело не в сроке, — настанет
новая, счастливая жизнь. Участвовать в этой жизни мы не будем, конечно, но мы для нее живем теперь, работаем, ну, страдаем, мы творим ее — и в этом одном цель нашего
бытия и, если хотите, наше счастье.
С полуслова понимая приказания медицинского персонала, всегда добрый и разговорчивый, умевший развлекать больных, он всё более и более нравился докторам и студентам, и вот, под влиянием совокупности всех впечатлений
новой формы
бытия, у него образовалось странное, повышенное настроение, Он чувствовал себя человеком особых свойств.
Теперь он увидит кровь мою и не покажет слез своих, иногда с горестию будет воспоминать меня, но происшествия
новые скоро займут всю душу его, и только слабые, хладные следы
бытия моего останутся в преданиях суетного любопытства!..
Эти возможности
нового порядка вещей, лучших условий
бытия, чем какие когда-либо предсказывались, — не являются обещаниями из иного мира.
Историческое рождение человека, существа свободного и богоподобного, не только предполагает рождение в собственном смысле, т. е. акт божественного всемогущества, вызывающий к
бытию новые жизни и осуществляющийся через брачное соединение супругов или вообще лиц разного пола, но и некое самосотворение человека.
Софийность мира имеет для твари различную степень и глубину: в высшем своем аспекте это — Церковь, Богоматерь, Небесный Иерусалим,
Новое Небо и
Новая Земля; во внешнем, периферическом действии в космосе она есть универсальная связь мира, одновременно идеальная и реальная, живое единство идеальности и реальности, мыслимосТи и
бытия, которого ищет новейшая спекулятивная философия (Фихте, Шеллинг, Гегель, неокантианство).
В ней отводится соответствующее место творчески-катастрофическим моментам
бытия, каковыми являются в жизни отдельного лица его рождение и смерть, а в жизни мира — его сотворение и конец, или
новое творение («се творю все
новое».
Гениальность есть творческая инициатива, обретение
новых тем, задач и возможностей, это — духовный взлет в «умное место», где зрятся вечные идеи, молния, проницающая кору мирового
бытия.
Может быть два значения этого не по смыслу тварного ничто, которым соответствуют два вида греческого отрицания: ου и μη (d privativum к этому случаю совсем не относится): первое соответствует полному отрицанию
бытия — ничто, второе же лишь его невыявленности и неопределенности — нечто [В
новой философии развитие между μη и ου отчетливее всего выражено Шеллингом в его «Darstekkung des philosophischen Empirismus» (A. W. II, 571): «μη öv есть несуществующее, которое лишь есть несуществующее, относительно которого отвергается только действительное существование, но не возможность существовать, которое поэтому, так как оно имеет пред собой
бытие, как возможность существовать, хотя и не есть существующее, однако не так, чтобы оно не могло быть существующим.
И в этом свете по-иному является этот мир, получается совершенно другой вкус,
новое ощущение
бытия — чувствование мира как удаленного от Бога, но вместе с тем от Него зависящего.
Акт творения, изводящий мир в
бытие, полагающий его внебожественным, в то же время отнюдь не выводит его из божественного лона. Абсолютное полагает в себе относительное
бытие или тварь, ничего не теряя в своей абсолютности, но, однако, оставляя относительное в его относительности. Философское описание интуиции тварности приводит к
новой, дальнейшей антиномии: внебожественное в Божестве, относительное в Абсолютном.
Поэтому одновременно с мировым
бытием возникает и «страдающий бог» [Таким «страдающим богом» в Древней Греции был Дионис, которому посвятил специальное исследование В. И. Иванов («Эллинская религия страдающего бога»
Новый путь. 1904.
Из чего-то, из
бытия нельзя создать
нового, небывшего, возможно лишь истечение, рождение, перераспределение.
И разница между ними та, что, в то время как творческая фантазия созидательна и поднимает душу вверх, не отрицает и не извращает реальностей, а преображает их и прибавляет к ним
новые реальности, т. е. есть путь возрастания
бытия, фантазмы разрушительны по своим результатам, отрицают и извращают реальности, и есть путь от
бытия к небытию.
Человек, приобщившийся к миру Достоевского, становится
новым человеком, ему раскрываются иные измерения
бытия.
Лишь признание тварного
бытия допускает оригинальный творческий акт в
бытии, созидающий
новое и небывалое.
После этого уже
новое тварное, творческое
бытие является в мире и призывается человек к исключительной активности, к созиданию той прибыли для царства Божьего, имя которой богочеловечество.
Это трагический переход в
новый план
бытия.
Этика творчества должна освободить человека от того давящего чувствования себя волом, от того самосознания, которое одинаково присуще и ветхой книге
Бытия, и
новым книгам по экономическому материализму.
Нужна же человеку
новая земля и
новое небо, нужен переход творческого акта к иному
бытию.
— Ты не понимаешь, чего? «
Бытие определяет сознание», — слышала ты когда-нибудь про это? Как ты иначе перестроишь собственническую психологию мужика? «Убеждением»? Розовая водичка! Ну, будут рыпаться, бузить, — может быть, даже побунтуют. А потом свыкнутся и начнут понемножку перестраивать свою психологию. А дети их будут уже расти в
новых условиях, и им даже непонятна будет прежняя психология их папенек и маменек.
Символизм в искусстве на вершинах своих лишь обостряет трагедию творчества и перебрасывает мост к
новому, небывшему творчеству
бытия.
Мы стоим перед проблемой христианского
бытия, а не христианской культуры, перед проблемой претворения культуры в
бытие, «наук и искусств» в
новую жизнь, в
новое небо и
новую землю.