Неточные совпадения
— Целые дни, — ворчал Обломов, надевая
халат, —
не снимаешь сапог: ноги так и зудят!
Не нравится мне эта ваша петербургская жизнь! — продолжал он, ложась на диван.
Маслова,
не отвечая, положила калачи на изголовье и стала раздеваться:
сняла пыльный
халат и косынку с курчавящихся черных волос и села.
Струнников, с своей стороны, тоже доволен. Но он
не мечтает, во-первых, потому, что отяжелел после обеда и едва может добрести до кабинета, и, во-вторых, потому, что мечтания вообще
не входят в его жизненный обиход и он предпочитает проживать деньги, как придется, без заранее обдуманного намерения. Придя в кабинет, он
снимает платье, надевает
халат и бросается на диван. Через минуту громкий храп возвещает, что излюбленный человек в полной мере воспользовался послеобеденным отдыхом.
Возле пристани по берегу, по-видимому без дела, бродило с полсотни каторжных: одни в
халатах, другие в куртках или пиджаках из серого сукна. При моем появлении вся полсотня
сняла шапки — такой чести до сих пор, вероятно,
не удостоивался еще ни один литератор. На берегу стояла чья-то лошадь, запряженная в безрессорную линейку. Каторжные взвалили мой багаж на линейку, человек с черною бородой, в пиджаке и в рубахе навыпуск, сел на козлы. Мы поехали.
Оба
не старые, один черный, с большой бородой, в
халате, будто и на татарина похож, но только
халат у него
не пестрый, а весь красный, и на башке острая персианская шапка; а другой рыжий, тоже в
халате, но этакий штуковатый: всё ящички какие-то при себе имел, и сейчас чуть ему время есть, что никто на него
не смотрит, он с себя
халат долой
снимет и остается в одних штанцах и в курточке, а эти штанцы и курточка по-такому шиты, как в России на заводах у каких-нибудь немцев бывает.
Меж тем к исправнику, или уездному начальнику, который
не был так проворен и еще оставался на суше, в это время подошла Фелисата: она его распоясала и,
сняв с него
халат, оставила в одном белье и в пестрой фланелевой фуфайке.
Больше я никогда в жизни ее
не видел. Я стал забывать ее. А прием мой все возрастал. Вот настал день, когда я принял сто десять человек. Мы начали в девять часов утра и закончили в восемь часов вечера. Я, пошатываясь,
снимал халат. Старшая акушерка-фельдшерица сказала мне...
Гораздо после полудня вышел полковник к нам, и вообразите — в белом
халате и колпаке. Уверяю вас! мало того —
не снял перед нами колпака и даже головою
не кивнул, когда брат и я, именно, я, отвешивал ему, с отклонением рук, точно такой поклон, как, по наставлению незабвенного домине Галушкинского, следовало воздать главному начальнику. Притом, как бы к большему неуважению, курил еще и трубку и,
не
В шкатулку — все знают; разве в карман в
халат этот зашить, да и
снимать уж его
не стану, так в нем и спать буду; как бы вынуть их поосторожнее, а то подсмотрит еще кто-нибудь…
Кисельников (взявшись за голову). Да-да-да! Ах я дурак! Ведь еще, может быть, я и
не попадусь. Побегу я в суд, положу дело-то в шкаф, дежурный спит теперь! Где фрак-то, маменька? (
Снимает халат.)
Он улыбался своими маленькими глазками. И она тоже улыбалась, волнуясь от мысли, что этот человек может каждую минуту поцеловать ее своими полными, влажными губами, и что она уже
не имеет права отказать ему в этом. Мягкие движения его пухлого тела пугали ее, ей было и страшно и гадко. Он встал,
не спеша
снял с шеи орден,
снял фрак и жилет и надел
халат.
Александр Михайлович ни дома, ни в училище никогда
не одевался иначе, как сам (исключая, разумеется, младенческого возраста), но, получив в свое распоряжение денщика, он в две недели совершенно разучился надевать и
снимать платье. Никита натягивает на его ноги носки, сапоги, помогает надевать брюки, накидывает ему на плечи летнюю шинель, служащую вместо
халата. Александр Михайлович,
не умываясь, садится пить чай.
— Ты
сними галстук.
Халат у тебя есть?.. Да
не надо. Останься так, в рубашке. Эта комната теплая.
Лука Иванович
снял сюртук; но раздеваться совсем
не стал, а надел только
халат, серый с красным кантом, довольно-таки поживший, с закапанными рукавами и бортами.
Сначала он
не обратил на него внимания, так как Лизаро был одет в арестантский
халат, но когда он
снял с себя его и оказался в весьма потертом пиджаке, то этот туалет, редкий между арестантами из простых, бросился в глаза Николаю Герасимовичу, и он спросил унтер-офицера, указывая на арестанта в пиджаке...
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых,
не снимая очков, с сдерживаемою улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого
не узнавая. Она
не узнавала
не только Ростовых и Диммлера, но и никак
не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных
халатов и мундиров, которые были на них.