Неточные совпадения
Скотинин. Суженого конем
не объедешь, душенька! Тебе на свое счастье
грех пенять. Ты будешь жить со мною припеваючи. Десять тысяч твоего доходу! Эко счастье привалило; да я столько родясь и
не видывал; да я на них всех свиней со бела света выкуплю; да я, слышь ты, то
сделаю, что все затрубят: в здешнем-де околотке и житье одним свиньям.
Лошадей запускали в пшеницу, потому что ни один работник
не хотел быть ночным сторожем, и, несмотря на приказание этого
не делать, работники чередовались стеречь ночное, и Ванька, проработав весь день, заснул и каялся в своем
грехе, говоря: «воля ваша».
— Побойся Бога! Ведь ты
не чеченец окаянный, а честный христианин; ну, уж коли
грех твой тебя попутал, нечего
делать: своей судьбы
не минуешь!
Нет, право… после всякого бала точно как будто какой
грех сделал; и вспомнить даже о нем
не хочется.
Катерина. Ах, Варя,
грех у меня на уме! Сколько я, бедная, плакала, чего уж я над собой
не делала!
Не уйти мне от этого
греха. Никуда
не уйти. Ведь это нехорошо, ведь это страшный
грех, Варенька, что я другого люблю?
Катерина. Э! Что меня жалеть, никто виноват — сама на то пошла.
Не жалей, губи меня! Пусть все знают, пусть все видят, что я
делаю! (Обнимает Бориса.) Коли я для тебя
греха не побоялась, побоюсь ли я людского суда? Говорят, даже легче бывает, когда за какой-нибудь
грех здесь, на земле, натерпишься.
Кулигин. Как бы нибудь, сударь, ладком дело-то
сделать! Вы бы простили ей, да и
не поминали никогда. Сами-то, чай, тоже
не без
греха!
Бальзаминова. Нет, ты этого, Гавриловна,
не делай. Это тебе
грех будет! Ты, Миша, еще
не знаешь, какие она нам благодеяния оказывает. Вот ты поговори с ней, а я пойду: признаться сказать, после бани-то отдохнуть хочется. Я полчасика,
не больше.
— Все это баловство повело к деспотизму: а когда дядьки и няньки кончились, чужие люди стали ограничивать дикую волю, вам
не понравилось; вы
сделали эксцентрический подвиг, вас прогнали из одного места. Тогда уж стали мстить обществу: благоразумие, тишина, чужое благосостояние показались
грехом и пороком, порядок противен, люди нелепы… И давай тревожить покой смирных людей!..
И нельзя было
не открыть: она дорожила прелестью его дружбы и
не хотела красть уважения. Притом он
сделал ей предложение. Но все же он знает ее «
грех», — а это тяжело. Она стыдливо клонила голову и избегала глядеть ему прямо в глаза.
В тавернах, в театрах — везде пристально смотрю, как и что
делают, как веселятся, едят, пьют; слежу за мимикой, ловлю эти неуловимые звуки языка, которым волей-неволей должен объясняться с
грехом пополам, благословляя судьбу, что когда-то учился ему: иначе хоть
не заглядывай в Англию.
Сначала он всё-таки хотел разыскать ее и ребенка, но потом, именно потому, что в глубине души ему было слишком больно и стыдно думать об этом, он
не сделал нужных усилий для этого разыскания и еще больше забыл про свой
грех и перестал думать о нем.
— Вы ужасно сердитесь, что я
не про святое говорю. Я
не хочу быть святою. Что
сделают на том свете за самый большой
грех? Вам это должно быть в точности известно.
Греха своего
не бойтесь, даже и сознав его, лишь бы покаяние было, но условий с Богом
не делайте.
— Совсем несчастный! Чуть-чуть бы по-другому судьба сложилась, и он бы другой был. Такие люди
не умеют гнуться, а прямо ломаются. Тогда много
греха на душу взял старик Михей Зотыч, когда насильно женил его на Серафиме. Прежде-то всегда так
делали, а по нынешним временам говорят, что свои глаза есть. Михей-то Зотыч думал лучше
сделать, чтобы Галактион
не сделал так, как брат Емельян, а оно вон что вышло.
Встреча с отцом вышла самая неудобная, и Галактион потом пожалел, что ничего
не сделал для отца. Он говорил со стариком
не как сын, а как член банковского правления, и старик этого
не хотел понять. Да и можно бы все устроить, если бы
не Мышников, — у Галактиона с последним оставались попрежнему натянутые отношения. Для очищения совести Галактион отправился к Стабровскому, чтобы переговорить с ним на дому. Как на
грех, Стабровский куда-то уехал. Галактиона приняла Устенька.
— Ну, что уж ты растосковался так? Господь знает, что
делает. У многих ли дети лучше наших-то? Везде, отец, одно и то же, — споры, да распри, да томаша. Все отцы-матери
грехи свои слезами омывают,
не ты один…
В глубине творения зародился
грех, черты творения исказились злом,
не осуществилась в нем совершенная идея Бога, нет в нем той любви к Богу, которая только и
делает бытие полным и содержательным.
Но
не удалось этого
сделать критицизму, потому что сам он заражен всеми
грехами рационализма.
Когда Подхалюзин толкует ему, что может случиться «
грех какой», что, пожалуй, и имение отнимут, и его самого по судам затаскают, Большов отвечает: «Что ж делать-то, братец; уж знать, такая воля божия, против ее
не пойдешь».
— Ты осудил и
грех на тебе, — часто говорила мать Енафа, предупреждая пытливость и любопытство своей послушницы. — Кто что
сделал, тому и каяться… Знаемый
грех легче незнаемого, потому как есть в чем каяться, а
не согрешишь —
не спасешься.
— Дмитрий Петрович, — говорила ему Полинька, — советовать в таких делах мудрено, но я
не считаю
грехом сказать вам, что вы непременно должны уехать отсюда. Это смешно: Лиза Бахарева присоветовала вам бежать из одного города, а я теперь советую бежать из другого, но уж
делать нечего: при вашем несчастном характере и неуменье себя поставить вы должны отсюда бежать. Оставьте ее в покое, оставьте ей ребенка…
— Господи боже мой, — как тебе
не грех и
делать мне подобный вопрос? Если бы я кого-нибудь любила, я бы его и любила! — отвечала Мари несколько даже обиженным голосом.
Она, впрочем, писала
не много ему: «Как тебе
не грех и
не стыдно считать себя ничтожеством и видеть в твоих знакомых бог знает что: ты говоришь, что они люди, стоящие у дела и умеющие дело
делать.
— Паче всего сокрушаюсь я о том, что для души своей мало полезного
сделала. Всё за заботами да за детьми, ан об душе-то и
не подумала. А надо, мой друг, ах, как надо! И какой это
грех перед богом, что мы совсем-таки… совсем об душе своей
не рачим!
— Это в древности было, голубчик! Тогда действительно было так, потому что в то время все было дешево. Вот и покойный Савва Силыч говаривал:"Древние христиане могли
не жать и
не сеять, а мы
не можем". И батюшку, отца своего духовного, я
не раз спрашивала,
не грех ли я
делаю, что присовокупляю, — и он тоже сказал, что по нынешнему дорогому времени некоторые
грехи в обратном смысле понимать надо!
По природе он
не был ни зол, ни глуп, но отчасти воспитание, отчасти обстановка, отчасти
грехи предков
сделали из него капризного ребенка с отшибленной волей.
За свои
грехи они нонче зрения уж лишились, так им теперича впору богу молиться, а
не то что дела
делать.
— Уж дал! А! — сказал с досадой дядя, — тут отчасти я виноват, что
не предупредил тебя; да я думал, что ты
не до такой степени прост, чтоб через две недели знакомства давать деньги взаймы. Нечего
делать,
грех пополам, двенадцать с полтиной считай за мной.
— Глупо, глупо! — подхватил он даже с жадностию. — Никогда ничего
не сказали вы умнее, c’était bête, mais que faire, tout est dit. [это было глупо, но что
делать, всё решено (фр.).] Всё равно женюсь, хоть и на «чужих
грехах», так к чему же было и писать?
Не правда ли?
Сколь ни велики мои
грехи, но неужели милосердый бог назначит мне еще новое, невыносимое для меня испытание, и умру
не я, а Сусанна!» При этой мысли Егор Егорыч почти обезумел:
не давая себе отчета в том, что
делает, он велел Антипу Ильичу позвать Сусанну Николаевну, чтобы сколь возможно откровеннее переговорить с нею.
— Что за вздор? — воскликнул тот с некоторой даже запальчивостью. — Дай бог, чтобы в России побольше было таких доносчиков! Я сам тысячекратно являлся таким изветчиком и никогда
не смущался тем, помня, что,
делая и говоря правду,
греха бояться нечего.
—
Грех было бы мне винить тебя, Борис Федорыч.
Не говорю уже о себе; а сколько ты другим добра
сделал! И моим ребятам без тебя, пожалуй, плохо пришлось бы. Недаром и любят тебя в народе. Все на тебя надежду полагают; вся земля начинает смотреть на тебя!
— Да что ты сегодня за столом
сделал? За что отравил боярина-то? Ты думал, я и
не знаю! Что? чего брови-то хмуришь? Вот погоди, как пробьет твой смертный час; погоди только! Уж привяжутся к тебе
грехи твои, как тысячи тысяч пудов; уж потянут тебя на дно адово! А дьяволы-то подскочат, да и подхватят тебя на крючья!
— Чего
не можно! Садись! Бог простит!
не нарочно ведь,
не с намерением, а от забвения. Это и с праведниками случалось! Завтра вот чем свет встанем, обеденку отстоим, панихидочку отслужим — все как следует
сделаем. И его душа будет радоваться, что родители да добрые люди об нем вспомнили, и мы будем покойны, что свой долг выполнили. Так-то, мой друг. А горевать
не след — это я всегда скажу: первое, гореваньем сына
не воротишь, а второе —
грех перед Богом!
Он ездил по аулам, и народ выходил к нему, целовал полы его черкески и каялся в
грехах, и клялся
не делать дурного.
Все люди нашего христианского мира знают, несомненно знают и по преданию, и по откровению, и по непререкаемому голосу совести, что убийство есть одно из самых страшных преступлений, которые только может
сделать человек, как это и сказано в Евангелии, и что
не может быть этот
грех убийства ограничен известными людьми, т. е. что одних людей
грех убить, а других
не грех.
И если теперь уже есть правители,
не решающиеся ничего предпринимать сами своей властью и старающиеся быть как можно более похожими
не на монархов, а на самых простых смертных, и высказывающие готовность отказаться от своих прерогатив и стать первыми гражданами своей республики; и если есть уже такие военные, которые понимают всё зло и
грех войны и
не желают стрелять ни в людей чужого, ни своего народа; и такие судьи и прокуроры, которые
не хотят обвинять и приговаривать преступников; и такие духовные, которые отказываются от своей лжи; и такие мытари, которые стараются как можно меньше исполнять то, что они призваны
делать; и такие богатые люди, которые отказываются от своих богатств, — то неизбежно сделается то же самое и с другими правительствами, другими военными, другими судейскими, духовными, мытарями и богачами.
—
Грех? Где
грех? — решительно отвечал старик. — На хорошую девку поглядеть
грех? Погулять с ней
грех? Али любить ее
грех? Это у вас так? Нет, отец мой, это
не грех, а спа́сенье. Бог тебя
сделал, Бог и девку
сделал. Всё Он, батюшка,
сделал. Так на хорошую девку смотреть
не грех. На то она сделана, чтоб ее любить да на нее радоваться. Так-то я сужу, добрый человек.
Он никогда
не употреблял резких выражений, как это иногда
делают слишком горячие ревнители-священники, когда дело коснется большого
греха, но вместе с тем он и
не умалял проступка; затем он всегда умел вовремя согласиться — это тоже немаловажное достоинство.
— Голубушка, Татьяна Власьевна… Мой
грех — мой ответ. Я отвечу за тебя и перед мужем, и перед людьми, и перед Богом, только
не дай погибнуть христианской душе… Прогонишь меня — один мне конец. Пересушила ты меня, злая моя разлучница… Прости меня, Татьяна Власьевна, да прикажи мне уйти, а своей воли у меня нет. Что скажешь мне, то и буду
делать.
—
Не то чтоб жаль; но ведь, по правде сказать, боярин Шалонский мне никакого зла
не сделал; я ел его хлеб и соль. Вот дело другое, Юрий Дмитрич, конечно, без
греха мог бы уходить Шалонского, да, на беду, у него есть дочка, так и ему нельзя… Эх, черт возьми! кабы можно было, вернулся бы назад!.. Ну,
делать нечего… Эй вы, передовые!.. ступай! да пусть рыжий-то едет болотом первый и если вздумает дать стречка, так посадите ему в затылок пулю… С богом!
— Оборони, помилуй бог!
Не говорил я этого; говоришь: всяк должен трудиться, какие бы ни были года его. Только надо
делать дело с рассудком… потому время неровно… вот хоть бы теперь: время студеное, ненастное… самая что ни на есть кислота теперь… а ты все в воде мочишься… знамо, долго ли до
греха, долго ли застудиться…
— Ну так что ж
делать? Я принуждать
не могу; поищите другую:
не у себя, так у чужих; я выкуплю, только бы шла по своей охоте, а насильно выдать замуж нельзя. И закона такого нет, да и
грех это большой.
— И, отец ты мой, тàк испортят, что и навек нечеловеком
сделают! Мало ли дурных людей на свете! По злобе вынет горсть земли из-под следу… или чтò там… и навек нечеловеком
сделает; долго ли до
греха? Я так-себе думаю,
не сходить ли мне к Дундуку, старику, чтò в Воробьевке живет: он знает всякие слова, и травы знает, и порчу снимает, и с креста воду спущает; так
не пособит ли он? — говорила баба: — може он его излечит.
Плохо, сыне, плохо! ныне христиане стали скупы; деньгу любят, деньгу прячут. Мало богу дают. Прииде
грех велий на языцы земнии. Все пустилися в торги, в мытарства; думают о мирском богатстве,
не о спасении души. Ходишь, ходишь; молишь, молишь; иногда в три дни трех полушек
не вымолишь. Такой
грех! Пройдет неделя, другая, заглянешь в мошонку, ан в ней так мало, что совестно в монастырь показаться; что
делать? с горя и остальное пропьешь: беда да и только. — Ох плохо, знать пришли наши последние времена…
Такая любовь, такое чувство
не уживется в стенах кабановского дома с притворством и обманом. Катерина хоть и решилась на тайное свидание, но в первый же раз, в восторге любви, говорит Борису, уверяющему, что никто ничего
не узнает: «Э, что меня жалеть, никто
не виноват, — сама на то пошла.
Не жалей, губи меня! Пусть все знают, пусть все видят, что я
делаю… Коли я для тебя
греха не побоялась, побоюсь ли я людского суда?»
— И возражу! —
не сдерживаясь больше, крикнул он. — Я… всей жизнью возражу!! Я… может быть, великий
грех сделал, прежде чем до этого дошёл…
Надя (вставая с колен). Как вам
не грех обижать меня, Потапыч! Что же я вам-то
сделала?
Гавриловна. Строгостью ничего
не возьмешь! Хоть скажи им, пожалуй, что вот, мол, за то-то и то-то вешать будут — все-таки будут
делать. Где больше строгости, там и
греха больше. Надо судить по человечеству. Нужды нет, что у них разум-то купленый, а у нас свой дешевый, да и то мы так
не рассуждаем. На словах-то ты прикажи строго-настрого, а на деле
не всякого виноватого казни, а иного и помилуй. Иное дело бывает от баловства, а иной беде и сам
не рад.