Неточные совпадения
— Что, Костя, и ты вошел, кажется, во
вкус? — прибавил он, обращаясь к Левину, и взял его под руку. Левин и рад был бы войти во
вкус, но
не мог
понять, в чем дело, и, отойдя несколько шагов от говоривших, выразил Степану Аркадьичу свое недоумение, зачем было просить губернского предводителя.
— Нет, ты постой, постой, — сказал он. — Ты
пойми, что это для меня вопрос жизни и смерти. Я никогда ни с кем
не говорил об этом. И ни с кем я
не могу говорить об этом, как с тобою. Ведь вот мы с тобой по всему чужие: другие
вкусы, взгляды, всё; но я знаю, что ты меня любишь и
понимаешь, и от этого я тебя ужасно люблю. Но, ради Бога, будь вполне откровенен.
— Мы будем вместе читать, — сказал он, — у тебя сбивчивые понятия,
вкус не развит. Хочешь учиться? Будешь
понимать, делать верно критическую оценку.
Одни утверждают, что у китайцев вовсе нет чистого
вкуса, что они насилуют природу, устраивая у себя в садах миньятюрные горы, озера, скалы, что давно признано смешным и уродливым; а один из наших спутников, проживший десять лет в Пекине, сказывал, что китайцы, напротив, вернее всех
понимают искусство садоводства, что они прорывают скалы, дают по произволу течение ручьям и устраивают все то, о чем сказано, но
не в таких жалких, а, напротив, грандиозных размерах и что пекинские богдыханские сады представляют неподражаемый образец в этом роде.
Когда он ушел, они припомнили, что уж несколько дней до своего явного опошления он был странен; тогда они
не заметили и
не поняли, теперь эти прежние выходки объяснились: они были в том же
вкусе, только слабы.
Аграфене случалось пить чай всего раза три, и она
не понимала в нем никакого
вкуса. Но теперь приходилось глотать горячую воду, чтобы
не обидеть Таисью. Попав с мороза в теплую комнату, Аграфена вся разгорелась, как маков цвет, и Таисья невольно залюбовалась на нее; то ли
не девка, то ли
не писаная красавица: брови дугой, глаза с поволокой, шея как выточенная, грудь лебяжья, таких, кажется, и
не бывало в скитах. У Таисьи даже захолонуло на душе, как она вспомнила про инока Кирилла да про старицу Енафу.
— Он, — говорит, — платьев мне, по своему
вкусу, таких нашил, каких тягостной
не требуется: узких да с талиями; я их надену, выстроюсь, а он сердится, говорит: «Скинь;
не идет тебе»;
не надену их, в роспашне покажусь, еще того вдвое обидится, говорит; «На кого похожа ты?» Я все
поняла, что уже
не воротить мне его, что я ему опротивела…
Александров учился всегда с серединными успехами. Недалекое производство представлялось его воображению каким-то диковинным белым чудом,
не имеющим ни формы, ни цвета, ни
вкуса, ни запаха. Одной его заботой было окончить с круглым девятью, что давало права первого разряда и старшинство в чине. О последнем преимуществе Александров ровно ничего
не понимал, и воспользоваться им ему ни разу в военной жизни так и
не пришлось.
Генерал
не успел досказать все, потому что Манана Орбельяни,
поняв, в чем дело, перебила речь генерала, расспрашивая его об удобствах его помещения в Тифлисе. Генерал удивился, оглянулся на всех и на своего адъютанта в конце стола, упорным и значительным взглядом смотревшего на него, — и вдруг
понял.
Не отвечая княгине, он нахмурился, замолчал и стал поспешно есть,
не жуя, лежавшее у него на тарелке утонченное кушанье непонятного для него вида и даже
вкуса.
— Дурак, говорю. Жрать
не умеешь!
Не понимаешь того, что язык — орган
вкуса, а ты как лопаешь? Без всякого для себя удовольствия!
— Но
пойми ты это, — заговорил он, ударяя себя в грудь, — я желал бы, чтобы ты никогда
не была такая, какою ты была сегодня. Всегда я видел в тебе скромную и прилично держащую себя женщину, очень мило одетую, и вдруг сегодня является в тебе какая-то дама червонная!.. Неужели этот дурацкий
вкус замоскворецких купчих повлиял на тебя!
— Н-да, но и твоя в своем роде… Ведь это, конечно, дело
вкуса,
не правда ли?
Вкусов ведь нет одинаковых?.. Моя — она больше бросается в глаза, этакая светская, эффектная женщина, ну, а у твоей красота чисто русская…
не кричащая, а, знаешь, тихая такая. И какие роскошные волосы! Коса в мою руку толщиной. В голубеньком платье… одна прелесть. Такой,
понимаешь ли… в глуши расцветший василек. Как ты ей с шариком-то? Злодей Злодеич!..
— Чудак человек, вы
вкусу не понимаете. Женщине тридцать пять лет, самый расцвет, огонь… телеса какие! Да будет вам жасминничать — она на вас, как кот на сало, смотрит. Чего там стесняться в родном отечестве? Запомните афоризм: женщина с опытом подобна вишне, надклеванной воробьем, — она всегда слаще… Эх, где мои двадцать лет? — заговорил он по-театральному, высоким блеющим горловым голосом. — Где моя юность! Где моя пышная шевелюра, мои тридцать два зуба во рту, мой…
Мне стало стыдно пред нею, и после этого разговора я начал приучать её к чтению, давая разные простые книжки. Сначала пошло туго, и долго она стеснялась сказать, что
не понимает прочитанного, а потом как-то сразу вошла во
вкус, полюбила книжки и, бывало, горько плачет над судьбою прикрашенных писателями книжных людей.
В Орле тогда городских цирульников мало было, да и те больше по баням только с тазиками ходили — рожки да пиявки ставить, а ни
вкуса, ни фантазии
не имели. Они сами это
понимали и все отказались «преображать» Каменского. «Бог с тобою, — думают, — и с твоим золотом».
«Противная штука!» — рассердился Андрей Николаевич. В одном этом отношении он
не разделял
вкусов владельца большого дома, и когда тот поставил на крышу арфу и ветер начал играть свои печальные песни, он никак
не мог
понять, зачем нужны эти песни человеку с белыми зубами и яркой улыбкой.
Сторож зажег лампу. Свет ее упал на глаза Цезарю, и он проснулся. Сначала лев долго
не мог прийти в себя; он даже чувствовал до сих пор на языке
вкус свежей крови. Но как только он
понял, где он находится, то быстро вскочил на ноги и заревел таким гневным голосом, какого еще никогда
не слыхали вздрагивающие постоянно при львином реве обезьяны, ламы и зебры. Львица проснулась и, лежа, присоединила к нему свой голос.
Перед лицом этой безнадежно-пессимистической литературы, потерявшей всякий
вкус к жизни, трудно
понять, как можно было когда-либо говорить об эллинстве вообще как о явлении в высокой степени гармоническом и жизнелюбивом. Ни в одной литературе в мире
не находим мы такого черного, боязливо-недоверчивого отношения к жизни, как в эллинской литературе VII–IV веков.
— Нет,
не говори… Ты охотник вот, а
не понимаешь… Скворец, ежели поджаренный, в каше хорош… И соус можно… Как рябчик — один
вкус почти…
— Что тут смешного, — процедил он сквозь зубы и в нос, очевидно подражая кому-то, — y каждого порядочного человека должен быть хороший
вкус. И что я люблю слушать романсы, это доказывает только, что у меня хороший
вкус. Меня очень удивляет, что вы этого
не понимаете, — закончил он обиженным тоном.
Осматривая обстановку и костюмы, Васильев уже
понимал, что это
не безвкусица, а нечто такое, что можно назвать
вкусом и даже стилем С-ва переулка и чего нельзя найти нигде в другом месте, нечто цельное в своем безобразии,
не случайное, выработанное временем.
— Что он принимает Лидию Павловну — это я
понимаю.
Не принимать людей с весом и значением и ласкать племянницу-фельдшерицу, которая идет наперекор общественным традициям, — это в его
вкусе. Так Лука Семеныч манкирует тем, кто желал бы быть у него принят. Но почему из всех родных второе исключение предоставлено Захару Семенычу? Наш милый генерал такой же, как и все мы, бедный грешник.
«Как всё бедно и глупо! — думал Васильев. — Что во всей этой чепухе, которую я теперь вижу, может искусить нормального человека, побудить его совершить страшный грех — купить за рубль живого человека? Я
понимаю любой грех ради блеска, красоты, грации, страсти,
вкуса, но тут-то что? Ради чего тут грешат? Впрочем…
не надо думать!»
Не просто в том, что она обладает тонким критическим чутьем и эстетическим
вкусом, умением
понять то, что хотел сказать художник.
— Я сам
не понимаю толку в постройках, да на что мне это и знать? — всегда могу купить Чадилкинское знание. Он за стиль и
вкус с меня большие деньги получил, а нам на что
вкус, когда мы его купить можем. С меня за
вкус и план моего дома Чадилкин двадцать тысяч взял. Мой дом ведь триста тысяч стоит, да
вкус двадцать, — итого триста двадцать тысяч, кроме купленной мебели… Да что нынче купить нельзя — все можно. Вот разве расположение мадемуазель Крюковской купить нельзя.
— А тебе это
не особенно по
вкусу?
Понимаю. Он лодырь… это точно. Особенно в теперешнем своем виде или"аватаре". Они любят это самое буддийское слово. Ха, ха! Ведь ты небось помнишь его… Модник! Знаешь, вот как пшюты нынешние воротники стали носить и манжеты, ровно хомут на себе засупонивают, так и наш Элиодоша. Чтобы ему"последний крик"по идейной части был на дом доставлен.
— Так вот вы сами посудите, — засмеялся Городов, — если вы
не поняли, так как же публике
понять, а она ведь, бедная, деньги платит, думает в театре хорошее впечатление получить. Еще, например, ставят новую картину в древнем русском
вкусе, а читает в ней стихи актриса в пышном бальном платье. Это уже совсем нехорошо. Потом Курский пьянее вина был.
— Полноте смеяться, перестаньте, — закричала Наташа, — всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… — Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца — июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. — Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только
не совсем в моем
вкусе — он узкий такой, как часы столовые… Вы
не понимаете?… Узкий, знаете, серый, светлый…
Чувства ее к Степану Ивановичу горели сугубым пламенем, и она ему вскорости же опять нетерпеливо отписывала: „За доверие твое, бесценный друг мой, весьма тебя благодарю, и в рассуждении моего
вкуса, в чем на меня полагаешься, от души тебе угодить надеюсь, но только прошу тебя, ангел моей души, — приезжай ко мне сколь возможно скорее, потому что сердце мое по тебе стосковалося, и ты увидишь, что я
не об одной себе сокрушаюсь, но и твой
вкус понимаю.
— Да, да, на войну, — сказал он, — нет! Какой я воин! — А впрочем всё так странно, так странно! Да я и сам
не понимаю. Я
не знаю, я так далек от военных
вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать
не может.
Это — первое.
Понимайте дело как оно есть, а
не так, как его вам представляет в своем
вкусе пристрастная тенденциозность, и верное понимание приведет вас к верным и справедливым поступкам.