Неточные совпадения
Стародум. Оттого, мой друг, что при нынешних супружествах редко с сердцем советуют. Дело в том, знатен ли, богат ли жених? Хороша ли, богата ли невеста? О благонравии вопросу нет. Никому и в голову
не входит, что в глазах мыслящих людей честный человек
без большого чина — презнатная особа; что добродетель все заменяет, а добродетели ничто заменить
не может. Признаюсь тебе, что сердце мое тогда только будет спокойно, когда увижу тебя за мужем, достойным твоего сердца, когда взаимная
любовь ваша…
Он
не верит и в мою
любовь к сыну или презирает (как он всегда и подсмеивался), презирает это мое чувство, но он знает, что я
не брошу сына,
не могу бросить сына, что
без сына
не может быть для меня жизни даже с тем, кого я люблю, но что, бросив сына и убежав от него, я поступлю как самая позорная, гадкая женщина, — это он знает и знает, что я
не в силах буду сделать этого».
Любовь к женщине он
не только
не мог себе представить
без брака, но он прежде представлял себе семью, а потом уже ту женщину, которая даст ему семью. Его понятия о женитьбе поэтому
не были похожи на понятия большинства его знакомых, для которых женитьба была одним из многих общежитейских дел; для Левина это было главным делом жизни, от которогo зависело всё ее счастье. И теперь от этого нужно было отказаться!
— Нисколько, — сказал он, — позволь. Ты
не можешь видеть своего положения, как я. Позволь мне сказать откровенно свое мнение. — Опять он осторожно улыбнулся своею миндальною улыбкой. — Я начну сначала: ты вышла замуж за человека, который на двадцать лет старше тебя. Ты вышла замуж
без любви или
не зная
любви. Это была ошибка, положим.
— Ты пойми, — сказал он, — что это
не любовь. Я был влюблен, но это
не то. Это
не мое чувство, а какая-то сила внешняя завладела мной. Ведь я уехал, потому что решил, что этого
не может быть, понимаешь, как счастья, которого
не бывает на земле; но я бился с собой и вижу, что
без этого нет жизни. И надо решить…
Кто ж виноват? зачем она
не хочет дать мне случай видеться с нею наедине?
Любовь, как огонь, —
без пищи гаснет. Авось ревность сделает то, чего
не могли мои просьбы.
Зато и пламенная младость
Не может ничего скрывать.
Вражду,
любовь, печаль и радость
Она готова разболтать.
В
любви считаясь инвалидом,
Онегин слушал с важным видом,
Как, сердца исповедь любя,
Поэт высказывал себя;
Свою доверчивую совесть
Он простодушно обнажал.
Евгений
без труда узнал
Его
любви младую повесть,
Обильный чувствами рассказ,
Давно
не новыми для нас.
Мечтам и годам нет возврата;
Не обновлю души моей…
Я вас люблю
любовью брата
И,
может быть, еще нежней.
Послушайте ж меня
без гнева:
Сменит
не раз младая дева
Мечтами легкие мечты;
Так деревцо свои листы
Меняет с каждою весною.
Так, видно, небом суждено.
Полюбите вы снова: но…
Учитесь властвовать собою:
Не всякий вас, как я, поймет;
К беде неопытность ведет».
Она оставляла жизнь
без сожаления,
не боялась смерти и приняла ее как благо. Часто это говорят, но как редко действительно бывает! Наталья Савишна
могла не бояться смерти, потому что она умирала с непоколебимою верою и исполнив закон Евангелия. Вся жизнь ее была чистая, бескорыстная
любовь и самоотвержение.
Я
не мог надеяться на взаимность, да и
не думал о ней: душа моя и
без того была преисполнена счастием. Я
не понимал, что за чувство
любви, наполнявшее мою душу отрадой, можно было бы требовать еще большего счастия и желать чего-нибудь, кроме того, чтобы чувство это никогда
не прекращалось. Мне и так было хорошо. Сердце билось, как голубь, кровь беспрестанно приливала к нему, и хотелось плакать.
Ну поцелуйте же,
не ждали? говорите!
Что ж, ради? Нет? В лицо мне посмотрите.
Удивлены? и только? вот прием!
Как будто
не прошло недели;
Как будто бы вчера вдвоем
Мы
мочи нет друг другу надоели;
Ни на́волос
любви! куда как хороши!
И между тем,
не вспомнюсь,
без души,
Я сорок пять часов, глаз мигом
не прищуря,
Верст больше седьмисот пронесся, — ветер, буря;
И растерялся весь, и падал сколько раз —
И вот за подвиги награда!
— Нуте-ко, давайте закусим на сон грядущий. Я
без этого —
не могу, привычка. Я, знаете, четверо суток провел с дамой купеческого сословия, вдовой и за тридцать лет, — сами вообразите, что это значит! Так и то, ночами, среди сладостных трудов
любви, нет-нет да и скушаю чего-нибудь. «Извини, говорю, машер…» [Моя дорогая… (франц.)]
Ночью он прочитал «Слепых» Метерлинка. Монотонный язык этой драмы
без действия загипнотизировал его, наполнил смутной печалью, но смысл пьесы Клим
не уловил. С досадой бросив книгу на пол, он попытался заснуть и
не мог. Мысли возвращались к Нехаевой, но думалось о ней мягче. Вспомнив ее слова о праве людей быть жестокими в
любви, он спросил себя...
Теперь уже я думаю иначе. А что будет, когда я привяжусь к ней, когда видеться — сделается
не роскошью жизни, а необходимостью, когда
любовь вопьется в сердце (недаром я чувствую там отверделость)? Как оторваться тогда? Переживешь ли эту боль? Худо будет мне. Я и теперь
без ужаса
не могу подумать об этом. Если б вы были опытнее, старше, тогда бы я благословил свое счастье и подал вам руку навсегда. А то…
—
Не говори,
не говори! — остановила его она. — Я опять, как на той неделе, буду целый день думать об этом и тосковать. Если в тебе погасла дружба к нему, так из
любви к человеку ты должен нести эту заботу. Если ты устанешь, я одна пойду и
не выйду
без него: он тронется моими просьбами; я чувствую, что я заплачу горько, если увижу его убитого, мертвого!
Может быть, слезы…
— Ты сомневаешься в моей
любви? — горячо заговорил он. — Думаешь, что я медлю от боязни за себя, а
не за тебя?
Не оберегаю, как стеной, твоего имени,
не бодрствую, как мать, чтоб
не смел коснуться слух тебя… Ах, Ольга! Требуй доказательств! Повторю тебе, что если б ты с другим
могла быть счастливее, я бы
без ропота уступил права свои; если б надо было умереть за тебя, я бы с радостью умер! — со слезами досказал он.
Правда, что человек
не может заставить себя любить, как он
может заставить себя работать, но из этого
не следует, что можно обращаться с людьми
без любви, особенно если чего-нибудь требуешь от них.
Alma mater! Я так много обязан университету и так долго после курса жил его жизнию, с ним, что
не могу вспоминать о нем
без любви и уважения. В неблагодарности он меня
не обвинит, по крайней мере, в отношении к университету легка благодарность, она нераздельна с
любовью, с светлым воспоминанием молодого развития… и я благословляю его из дальней чужбины!
Он как будто любит ее также, но все-таки они расходятся навсегда: мосье Батманов
не может подумать
без отвращения о законном браке и
любви по обязанности…
Вот как выражает Белинский свою социальную утопию, свою новую веру: «И настанет время, — я горячо верю этому, настанет время, когда никого
не будут жечь, никому
не будут рубить головы, когда преступник, как милости и спасения, будет молить себе конца, и
не будет ему казни, но жизнь останется ему в казнь, как теперь смерть; когда
не будет бессмысленных форм и обрядов,
не будет договоров и условий на чувства,
не будет долга и обязанностей, и воля будет уступать
не воле, а одной
любви; когда
не будет мужей и жен, а будут любовники и любовницы, и когда любовница придет к любовнику и скажет: „я люблю другого“, любовник ответит: „я
не могу быть счастлив
без тебя, я буду страдать всю жизнь, но ступай к тому, кого ты любишь“, и
не примет ее жертвы, если по великодушию она захочет остаться с ним, но, подобно Богу, скажет ей: хочу милости, а
не жертв…
Мир
не мог еще существовать
без принуждения и закона, он
не родился еще для благодатной жизни в порядке свободы и
любви.
Они расстались. Евгений Павлович ушел с убеждениями странными: и, по его мнению, выходило, что князь несколько
не в своем уме. И что такое значит это лицо, которого он боится и которое так любит! И в то же время ведь он действительно,
может быть, умрет
без Аглаи, так что,
может быть, Аглая никогда и
не узнает, что он ее до такой степени любит! Ха-ха! И как это любить двух? Двумя разными
любвями какими-нибудь? Это интересно… бедный идиот! И что с ним будет теперь?
— От нас, от нас, поверьте мне (он схватил ее за обе руки; Лиза побледнела и почти с испугом, но внимательно глядела на него), лишь бы мы
не портили сами своей жизни. Для иных людей брак по
любви может быть несчастьем; но
не для вас, с вашим спокойным нравом, с вашей ясной душой! Умоляю вас,
не выходите замуж
без любви, по чувству долга, отреченья, что ли… Это то же безверие, тот же расчет, — и еще худший. Поверьте мне — я имею право это говорить: я дорого заплатил за это право. И если ваш бог…
— Во-первых, истинная
любовь скромна и стыдлива, а во-вторых,
любовь не может быть
без уважения, — произнес Помада,
не прекращая своей прогулки.
— Сенька — это особая статья: сердце бабье глупое, нелепое… Разве оно
может жить
без любви? Да и
не люблю я его, а так… самообман… А впрочем, Сенька мне скоро очень понадобится.
И
без любви жить
не может.
— Наташа, — сказал я, — одного только я
не понимаю: как ты
можешь любить его после того, что сама про него сейчас говорила?
Не уважаешь его,
не веришь даже в
любовь его и идешь к нему
без возврата, и всех для него губишь? Что ж это такое? Измучает он тебя на всю жизнь, да и ты его тоже. Слишком уж любишь ты его, Наташа, слишком!
Не понимаю я такой
любви.
Все время, как я ее знал, она, несмотря на то, что любила меня всем сердцем своим, самою светлою и ясною
любовью, почти наравне с своею умершею матерью, о которой даже
не могла вспоминать
без боли, — несмотря на то, она редко была со мной наружу и, кроме этого дня, редко чувствовала потребность говорить со мной о своем прошедшем; даже, напротив, как-то сурово таилась от меня.
Уговаривал он меня, за такую ко мне его
любовь, заемное письмо ему дать, и хоша
могла я из этого самого поступка об его злом намерении заключить, однако ж
не заключила, и только в том
могла себя воздержать, что
без браку исполнить его просьбу
не согласилась.
Там, где эти свойства отсутствуют, где чувство собственного достоинства заменяется оскорбительным и в сущности довольно глупым самомнением, где шовинизм является обнаженным,
без всякой примеси энтузиазма, где
не горят сердца ни
любовью, ни ненавистью, а воспламеняются только подозрительностью к соседу, где нет ни истинной приветливости, ни искренней веселости, а есть только желание похвастаться и расчет на тринкгельд, [чаевые] — там, говорю я,
не может быть и большого хода свободе.
Я думаю, однако ж, что это только недоразумение, и, одобряя
любовь к отечеству с Измаилом и
без оного, никак
не могу одобрить тех, которые в сердце своем рассматривают отечество отдельно от начальства.
— Гм… да… А ведь истинному патриоту
не так подобает… Покойный граф Михаил Николаевич недаром говаривал: путешествия в места
не столь отдаленные
не токмо
не вредны, но даже
не без пользы для молодых людей
могут быть допускаемы, ибо они формируют характеры, обогащают умы понятиями, а сверх того разжигают в сердцах благородный пламень
любви к отечеству! Вот-с.
Под ее влиянием я покинул тебя, мое единственное сокровище, хоть, видит бог, что сотни людей, из которых ты
могла бы найти доброго и нежного мужа, — сотни их
не в состоянии тебя любить так, как я люблю; но, обрекая себя на этот подвиг, я
не вынес его: разбитый теперь в Петербурге во всех моих надеждах, полуумирающий от болезни, в нравственном состоянии, близком к отчаянию, и, наконец,
без денег, я пишу к тебе эти строчки, чтоб ты подарила и возвратила мне снова
любовь твою.
— А
любовь, — отвечала Настенька, — которая, вы сами говорите, дороже для вас всего на свете. Неужели она
не может вас сделать счастливым
без всего… одна… сама собою?
Лизавета Александровна вдруг покраснела. Она
не могла внутренно
не согласиться с племянником, что чувство
без всякого проявления как-то подозрительно, что,
может быть, его и нет, что если б было, оно бы прорвалось наружу, что, кроме самой
любви, обстановка ее заключает в себе неизъяснимую прелесть.
Малому чуть
не сорок лет, и
не может жить
без любви!
Она
не могла никак представить себе тихой, простой
любви без бурных проявлений,
без неумеренной нежности.
— Обыкновенно что: что ты также ее любишь
без ума; что ты давно искал нежного сердца; что тебе страх как нравятся искренние излияния и
без любви ты тоже
не можешь жить; сказал, что напрасно она беспокоится: ты воротишься; советовал
не очень стеснять тебя, позволить иногда и пошалить… а то, говорю, вы наскучите друг другу… ну, обыкновенно, что говорится в таких случаях.
«Что, говорит, мне ваш завод? никогда нет свободных денег в руках!» Добро бы взял какую-нибудь… так нет: все ищет связей в свете: «Мне, говорит, надобно благородную интригу: я
без любви жить
не могу!» —
не осел ли?
Такой
любви Миропа Дмитриевна,
без сомнения,
не осуществила нисколько для него, так как чувство ее к нему было больше практическое, основанное на расчете, что ясно доказало дальнейшее поведение Миропы Дмитриевны, окончательно уничтожившее в Аггее Никитиче всякую склонность к ней, а между тем он был человек с душой поэтической, и нравственная пустота томила его; искания в масонстве как-то
не вполне удавались ему, ибо с Егором Егорычем он переписывался редко, да и то все по одним только делам; ограничиваться же исключительно интересами службы Аггей Никитич никогда
не мог, и в силу того последние года он предался чтению романов, которые доставал, как и другие чиновники, за маленькую плату от смотрителя уездного училища; тут он, между прочим, наскочил на повесть Марлинского «Фрегат «Надежда».
Если
без Анастасии он
не мог быть совершенно счастливым, то спокойная совесть, чистая, святая
любовь к отечеству, уверенность, что он исполнил долг православного,
не посрамил имени отца своего, — все
могло служить ему утешением и утверждало в намерении расстаться навсегда с любимой его мечтою.
Настя. «Ненаглядная, говорит, моя
любовь! Родители, говорит, согласия своего
не дают, чтобы я венчался с тобой… и грозят меня навеки проклясть за
любовь к тебе. Ну и должен, говорит, я от этого лишить себя жизни…» А леворверт у него — агромадный и заряжен десятью пулями… «Прощай, говорит, любезная подруга моего сердца! — решился я бесповоротно… жить
без тебя — никак
не могу». И отвечала я ему: «Незабвенный друг мой… Рауль…»
— Нет, — повторил он. — Я, Полина, если хотите знать, очень несчастлив. Что делать? Сделал глупость, теперь уже
не поправишь. Надо философски относиться. Она вышла
без любви, глупо, быть
может, и по расчету, но
не рассуждая, и теперь, очевидно, сознает свою ошибку и страдает. Я вижу. Ночью мы спим, но днем она боится остаться со мной наедине хотя бы пять минут и ищет развлечений, общества. Ей со мной стыдно и страшно.
— Сядьте и вы, Григорий Михайлыч, — сказала она Литвинову, который стоял, как потерянный, у двери. — Я очень рада, что еще раз вижусь с вами. Я сообщила тетушке ваше решение, наше общее решение, она вполне его разделяет и одобряет…
Без взаимной
любви не может быть счастья, одного взаимного уважения недостаточно (при слове"уважение"Литвинов невольно потупился) и лучше расстаться прежде, чем раскаиваться потом.
Не правда ли, тетя?
— Это
не пустые слова, Елена, — возражал, в свою очередь, князь каким-то прерывистым голосом. — Я
без тебя жить
не могу! Мне дышать будет нечем
без твоей
любви! Для меня воздуху
без этого
не будет существовать, — понимаешь ты?
Глафира. Возьмите власть над собой, разлюбите его! И если уж вы
без любви жить
не можете, так полюбите бедного человека, греха будет меньше. Его разлюбить легко, стоит только вглядеться в него хорошенько.
—
Без лести можно сказать, — продолжал тот с чувством, —
не этакого бы человека
любви была достойна эта женщина… Когда я ей сказал, что,
может быть, будете и вы, она говорит: «Ах, я очень рада! Скажите Александру Ивановичу, чтобы он непременно приехал».
—
Может быть; но как вы меня любите? Я помню все ваши слова, Дмитрий Николаич. Помните, вы мне говорили,
без полного равенства нет
любви… Вы для меня слишком высоки, вы
не мне чета… Я поделом наказана. Вам предстоят занятия, более достойные вас. Я
не забуду нынешнего дня… Прощайте…
—
Без любви, — повторил он, — быть
может, она придет… Но и
не придет — если что…
— На ангела, на ангела, а
не на человека! — перебила Ида. — Человека мало, чтобы спасти ее. Ангел! Ангел! — продолжала она, качая головою, — слети же в самом деле раз еще на землю; вселися в душу мужа, с которым связана жена, достойная
любви,
без сил любить его
любовью, и покажи, что
может сделать этот бедный человек, когда в его душе живут
не демоны страстей, а ты, святой посланник неба?