Неточные совпадения
Он
не верит и в мою любовь к сыну или презирает (как он всегда и подсмеивался), презирает это мое чувство, но он знает, что я
не брошу сына,
не могу бросить сына, что
без сына
не может быть для меня жизни даже с тем, кого я люблю, но что, бросив сына и убежав от него, я поступлю как самая позорная, гадкая
женщина, — это он знает и знает, что я
не в силах буду сделать этого».
Любовь к
женщине он
не только
не мог себе представить
без брака, но он прежде представлял себе семью, а потом уже ту
женщину, которая даст ему семью. Его понятия о женитьбе поэтому
не были похожи на понятия большинства его знакомых, для которых женитьба была одним из многих общежитейских дел; для Левина это было главным делом жизни, от которогo зависело всё ее счастье. И теперь от этого нужно было отказаться!
Они возобновили разговор, шедший за обедом: о свободе и занятиях
женщин. Левин был согласен с мнением Дарьи Александровны, что девушка,
не вышедшая замуж, найдет себе дело женское в семье. Он подтверждал это тем, что ни одна семья
не может обойтись
без помощницы, что в каждой, бедной и богатой семье есть и должны быть няньки, наемные или родные.
«Никакой надобности, — подумала она, — приезжать человеку проститься с тою
женщиной, которую он любит, для которой хотел погибнуть и погубить себя и которая
не может жить
без него. Нет никакой надобности!» Она сжала губы и опустила блестящие глаза на его руки с напухшими жилами, которые медленно потирали одна другую.
— Да что же? У Гримма есть басня: человек
без тени, человек лишен тени. И это ему наказанье за что-то. Я никогда
не мог понять, в чем наказанье. Но
женщине должно быть неприятно
без тени.
— Умер, — отвечал Раскольников. — Был доктор, был священник, все в порядке.
Не беспокойте очень бедную
женщину, она и
без того в чахотке. Ободрите ее, если чем
можете… Ведь вы добрый человек, я знаю… — прибавил он с усмешкой, смотря ему прямо в глаза.
Зато Обломов был прав на деле: ни одного пятна, упрека в холодном, бездушном цинизме,
без увлечения и
без борьбы,
не лежало на его совести. Он
не мог слушать ежедневных рассказов о том, как один переменил лошадей, мебель, а тот —
женщину… и какие издержки повели за собой перемены…
«Да
не может быть», продолжал себе говорить Нехлюдов, и между тем он уже
без всякого сомнения знал, что это была она, та самая девушка, воспитанница-горничная, в которую он одно время был влюблен, именно влюблен, а потом в каком-то безумном чаду соблазнил и бросил и о которой потом никогда
не вспоминал, потому что воспоминание это было слишком мучительно, слишком явно обличало его и показывало, что он, столь гордый своей порядочностью,
не только
не порядочно, но прямо подло поступил с этой
женщиной.
— Так
не сердится, что ревную, — воскликнул он. — Прямо
женщина! «У меня у самой жестокое сердце». Ух, люблю таких, жестоких-то, хотя и
не терплю, когда меня ревнуют,
не терплю! Драться будем. Но любить, — любить ее буду бесконечно. Повенчают ли нас? Каторжных разве венчают? Вопрос. А
без нее я жить
не могу…
— Вы
не можете видеть
женщину без того, чтобы
не прийти в дурное расположение духа? Однако вы
не мастер говорить комплименты.
— Она заметила, что я
не люблю быть в дурном расположении духа, и шепнула мне такую их тайну, что я
не могу видеть
женщину без того, чтобы
не прийти в дурное расположение, — и потому я избегаю
женщин.
Или вы думаете, что после взятия Бастилии, после террора, после войны и голода, после короля-мещанина и мещанской республики я поверю вам, что Ромео
не имел прав любить Джульетту за то, что старые дураки Монтекки и Капулетти длили вековую ссору и что я ни в тридцать, ни в сорок лет
не могу выбрать себе подруги
без позволения отца, что изменившую
женщину нужно казнить, позорить?
Убедившись из расспросов, что эта
женщина расторопная, что она
может понимать с первого слова, да и сама за словом в карман
не полезет, матушка
без дальних рассуждений взяла ее в Малиновец, где и поставила смотреть за женской прислугой и стеречь господское добро.
Устенька в отчаянии уходила в комнату мисс Дудль, чтоб отвести душу. Она только теперь в полную меру оценила эту простую, но твердую
женщину, которая в каждый данный момент знала, как она должна поступить. Мисс Дудль совсем сжилась с семьей Стабровских и рассчитывала, что, в случае смерти старика, перейдет к Диде, у которой
могли быть свои дети. Но получилось другое: деревянную англичанку
без всякой причины возненавидел пан Казимир, а Дидя, по своей привычке, и
не думала ее защищать.
А так как казенные здания и службы при них
не могут оставаться
без надзора и
без удовлетворения, то к каждому таковому зданию разрешаю назначать потребное число мужчин и
женщин, показывая их по наряду по этим назначениям как сторожей, дровотасков, поломоек и проч., смотря по потребности» (приказ № 276).
— Приготовляется брак, и брак редкий. Брак двусмысленной
женщины и молодого человека, который
мог бы быть камер-юнкером. Эту
женщину введут в дом, где моя дочь и где моя жена! Но покамест я дышу, она
не войдет! Я лягу на пороге, и пусть перешагнет чрез меня!.. С Ганей я теперь почти
не говорю, избегаю встречаться даже. Я вас предупреждаю нарочно; коли будете жить у нас, всё равно и
без того станете свидетелем. Но вы сын моего друга, и я вправе надеяться…
Отрадно отозвался во мне голос Пушкина! Преисполненный глубокой, живительной благодарности, я
не мог обнять его, как он меня обнимал, когда я первый посетил его в изгнанье. Увы! я
не мог даже пожать руку той
женщине, которая так радостно спешила утешить меня воспоминанием друга; но она поняла мое чувство
без всякого внешнего проявления, нужного,
может быть, другим людям и при других обстоятельствах; а Пушкину, верно, тогда
не раз икнулось.
Но ежели даже такая
женщина, как княжна Оболдуй-Тараканова,
не может дать себе надлежащего отчета ни в том, что она охраняет, ни в том, что отрицает, то что же можно ждать от того несметного легиона обыкновенных
женщин, из которого,
без всякой предвзятой мысли, но с изумительным постоянством, бросаются палки в колеса человеческой жизни? Несколько примеров, взятых из обыденной жизненной практики, лучше всего ответят на этот вопрос.
— Они хотят извратить характер
женщины — excusez du peu! [подумать только! (франц.)] Представь себе, что они достигнут своей цели, что все
женщины вдруг разбредутся по академиям, по университетам, по окружным судам… что тогда будет? OЫ sera le plaisir de la vie? [В чем будет радость жизни? (франц.)] Что станется с нами? с тобой, со мной, которые
не можем существовать
без того, чтоб
не баловатьженщину?
Но это еще
не всё, мой друг. Наука жить в свете — большая наука,
без знания которой мужчина
может нравиться только офицерше, но
не женщине.
А скажите, пожалуйста,
не имеете ли вы в виду какой-нибудь belle châtelaine? [прекрасной хозяйки замка? (франц.)] а? ну, тогда я вам за себя
не ручаюсь… les femmes, voyez-vous, c'est mon faible et mon fort en même temps… [
женщины, видите ли, это в одно и то же время и моя слабость и моя сила… (франц.)]
без этого я существовать
не могу… будем, будем вас навещать!
Он
не мог быть
без женщины.
— Чудесно, а у самой слезы текут. Тут нужно мужество. Надо ни в чем
не уступать мужчине. В наш век, когда
женщина… фу, черт (едва
не отплевался Петр Степанович)! А главное, и жалеть
не о чем:
может, оно и отлично обернется. Маврикий Николаевич человек… одним словом, человек чувствительный, хотя и неразговорчивый, что, впрочем, тоже хорошо, конечно при условии, если он
без предрассудков…
— Ну, а я так нет!.. Я
не таков! — возразил, смеясь, Ченцов. —
Не знаю, хорошее ли это качество во мне или дурное, но только для меня
без препятствий,
без борьбы,
без некоторых опасностей, короче сказать,
без того, чтобы это был запрещенный, а
не разрешенный плод,
женщины не существует: всякая из них мне покажется тряпкой и травою безвкусной, а с женою, вы понимаете, какие же
могут быть препятствия или опасности?!.
Конечно, такой мизерный господин для всякой
женщины не большою был находкой; но по пословице: на безрыбье и рак рыба, сверх того, если принять в расчет собственное признание Екатерины Петровны, откровенно говорившей своим приятельницам, что она
без привязанности
не может жить, то весьма будет понятно, что она уступила ухаживаньям камер-юнкера и даже совершенно утешилась в потере красивого жен-премьера.
«Вот тебе на! — подумала
не без иронии Миропа Дмитриевна. — Каким же это образом адмиральша, — все-таки, вероятно,
женщина обеспеченная пенсией и имеющая,
может быть, свое поместье, — приехала в Москву
без всякой своей прислуги?..» Обо всех этих недоумениях она передала капитану Звереву, пришедшему к ней вечером, и тот,
не задумавшись, решил...
Это была одна из тех роскошных
женщин, мимо которых ни один человек, на заставах команду имеющий,
не может пройти
без содрогания.
Прежде всего он приказывал вешать
без пощады и
без всякого суда всех лиц дворянского происхождения, мужчин,
женщин и детей, всех офицеров, всех солдат, которых он
мог поймать; ни одно место, где он прошел,
не было пощажено, он грабил и разорял даже тех, кто, ради того чтоб избежать насилий, старался снискать его расположение хорошим приемом; никто
не был избавлен у него от разграбления, насилия и убийства.
— Как тебе сказать, Олеся? — начал я с запинкой. — Ну да, пожалуй, мне это было бы приятно. Я ведь много раз говорил тебе, что мужчина
может не верить, сомневаться, даже смеяться, наконец. Но
женщина…
женщина должна быть набожна
без рассуждений. В той простой и нежной доверчивости, с которой она отдает себя под защиту Бога, я всегда чувствую что-то трогательное, женственное и прекрасное.
— Вы полюбили другую
женщину, — начала она, — и я догадываюсь, кто она… Мы с ней вчера встретились,
не правда ли?.. Что ж! Я знаю, что мне теперь остается делать. Так как вы сами говорите, что это чувство в вас неизменно… (Татьяна остановилась на миг; быть
может, она еще надеялась, что Литвинов
не пропустит этого последнего слова
без возражения, но он ничего
не сказал) то мне остается возвратить вам… ваше слово.
— Много я путался с ними! — говорил он, подозрительно оглядывая тёмные углы комнаты. — Беспокойно это, а — лучше нет ничего. Иные говорят — карты лучше, а тоже
без женщин не могут жить. И охота
не сохраняет от
женщин, — ничто
не сохраняет от них!
Ей, по преимуществу, хотелось познакомить княгиню с Химским, который был очень смелый и дерзкий человек с
женщинами, и Анна Юрьевна
без искреннего удовольствия вообразить себе
не могла, как бы это у них вдруг совершенно неожиданно произошло: Анна Юрьевна ужасно любила устраивать подобные неожиданности.
Негина. Да нет,
не разврат! Ах, какой ты! (Плачет.) Ты ничего
не понимаешь… и
не хочешь меня понять. Ведь я актриса, а ведь, по-твоему, нужно быть мне героиней какой-то. Да разве всякая
женщина может быть героиней? Я актриса… Если б я и вышла за тебя замуж, я бы скоро бросила тебя и ушла на сцену; хотя за маленькое жалованье, да только б на сцене быть. Разве я
могу без театра жить?
Купавина. Я понимаю, куда клонится этот разговор, — вам хочется попасть на свою любимую тему — что
женщины ничего
не знают, ничего
не умеют, что они
без опеки жить
не могут. Ну, так я вам докажу, что я сумею вести свои дела и
без посторонней помощи.
Виновата же была, разумеется,
не она. Она была такая же, как и все, как большинство. Воспитана она была, как того требует положение
женщины в нашем обществе, и поэтому как и воспитываются все
без исключения
женщины обеспеченных классов, и как они
не могут не воспитываться. Толкуют о каком-то новом женском образовании. Bсё пустые слова: образование
женщины точно такое, какое должно быть при существующем
не притворном, а истинном, всеобщем взгляде на
женщину.
Лидия. Скажите! Стыдно? Я теперь решилась называть стыдом только бедность, все остальное для меня
не стыдно. Маman, мы с вами
женщины, у нас нет средств жить даже порядочно; а вы желаете жить роскошно, как же вы
можете требовать от меня стыда! Нет, уж вам поневоле придется смотреть кой на что сквозь пальцы. Такова участь всех матерей, которые воспитывают детей в роскоши и оставляют их
без денег.
—
Без лести можно сказать, — продолжал тот с чувством, —
не этакого бы человека любви была достойна эта
женщина… Когда я ей сказал, что,
может быть, будете и вы, она говорит: «Ах, я очень рада! Скажите Александру Ивановичу, чтобы он непременно приехал».
—
Без сомнения!.. — воскликнул Перехватов. —
Женщины в этом случае гораздо полезнее докторов! Кто любит и любим, тот
не может скучать и хандрить!
Соленый. Я
не могу жить
без вас. (Идя за ней.) О мое блаженство! (Сквозь слезы.) О счастье! Роскошные, чудные, изумительные глаза, каких я
не видел ни у одной
женщины…
— Да, так вот, дьяконица! Разнесчастная
женщина. Что ни любовник, то и вор. А
без любовников —
не может, такое у неё нетерпение в жилах…
—
Не досадуйте; я смеюсь тому, что вы сами себе враг, и если б вы попробовали, то вам и удалось,
может быть, хоть бы и на улице дело было; чем проще, тем лучше… Ни одна добрая
женщина, если только она
не глупа или особенно
не сердита на что-нибудь в эту минуту,
не решилась бы отослать вас
без этих двух слов, которых вы так робко вымаливаете… Впрочем, что я! конечно, приняла бы вас за сумасшедшего. Я ведь судила по себе. Сама-то я много знаю, как люди на свете живут!
«Вот
женщины, — подумал он, — вот любовь их! Забыть обещание, забыть мою нетерпеливую любовь, свою любовь, — забыть все и уехать в гости! Но зачем она поехала к графу и почему одна,
без мужа?
Может быть, у графа бал? Конечно, бал, а чем
женщина не пожертвует для бала? Но как бы узнать, что такое у графа сегодня? Заеду к предводителю: если бал, он должен быть там же».
Елена. Ну, конечно! Посмели бы вы! Корень первый — а
может, и
не первый — закон достаточного основания бывания… бывание — это материя в формах… вот я — материя, принявшая —
не без основания — форму
женщины… но зато —
без всякого уже основания — лишенная бытия. Бытие — вечно, а материя в формах — побывает на земле и — фьюить! Верно?
(Тут все, написанное мною, моя невестка, второго сына жена,
женщина модная, воспитанная в пансионе мадам Гросваш, зачернила так, что я
не мог разобрать, а повторить —
не вспомнил, что написал было. Ну, да и нужды нет. Мы и
без того все знаем все. Гм!).
— Так, ты человек!.. Ну, вот я тебе хочу сказать: бить ты ее бей, если
без этого
не можешь, но бей осторожно: помни, что
можешь повредить ее здоровью или здоровью ребенка. Никогда вообще
не следует бить беременных
женщин по животу, по груди и бокам — бей по шее или возьми веревку и… по мягким местам…
— Я
без ужаса вообразить
не могу, — продолжал он, вставая и ходя взад и вперед по комнате, — что такая славная
женщина достанется в жены какому-нибудь Марасееву.
— И ни вот столичко! — Домна Платоновна черкнула ногтем по ногтю и добавила: — а к тому же, я тебе скажу, что вся эта любовь — вздор. Так напустит человек на себя шаль такую: «Ах, мол, умираю! жить
без него или
без нее
не могу!» вот и все. По-моему, то любовь, если человек
женщине как следует помогает — вот это любовь, а что
женщина, она всегда должна себя помнить и содержать на примечании.
Гуров, глядя на нее теперь, думал: «Каких только
не бывает в жизни встреч!» От прошлого у него сохранилось воспоминание о беззаботных, добродушных
женщинах, веселых от любви, благодарных ему за счастье, хотя бы очень короткое; и о таких, — как, например, его жена, — которые любили
без искренности, с излишними разговорами, манерно, с истерией, с таким выражением, как будто то была
не любовь,
не страсть, а что-то более значительное; и о таких двух-трех, очень красивых, холодных, у которых вдруг промелькало на лице хищное выражение, упрямое желание взять, выхватить у жизни больше, чем она
может дать, и это были
не первой молодости, капризные,
не рассуждающие, властные,
не умные
женщины, и когда Гуров охладевал к ним, то красота их возбуждала в нем ненависть и кружева на их белье казались ему тогда похожими на чешую.
Платонов. Где же ваш характер, где сила здравомыслящих мозгов, если каждый встречный, мало-мальски
не банальный мужчина
может вам казаться опасным для вашего Сергея Павловича? Я и
без вас шлялся сюда каждый день, а беседовал с вами, потому что считал вас умной, понимающей
женщиной! Какая глубокая испорченность! Впрочем… Виноват, я увлекся… Я
не имел права говорить вам всё это… Извините за неприличную выходку…
Поневоле безнравственная… Я безнравственная
женщина, Платонов… (Хохочет.) А? И тебя люблю,
может быть, потому, что безнравственная… (Трет себе лоб.) Я и пропаду… Такие всегда пропадают… Меня бы куда-нибудь профессором, директором… Будь я дипломатом, я бы весь свет перебаламутила… Развитая
женщина и…
без дела…
Не нужна, значит… Лошади, коровы и собаки нужны, а ты
не нужна, лишняя… А? Что же ты молчишь?