Неточные совпадения
Я, ваш старинный сват и кум,
Пришёл мириться к вам, совсем
не ради ссоры;
Забудем прошлое, уставим общий лад!
Ее
прошлое не забыто, и она нимало
не заботится о том, чтоб его
забыли.
Потом этот дьявол заражает человека болезненными пороками, а истерзав его, долго держит в позоре старости, все еще
не угашая в нем жажду любви,
не лишая памяти о
прошлом, об искорках счастья, на минуты, обманно сверкавших пред ним,
не позволяя
забыть о пережитом горе, мучая завистью к радостям юных.
На человека иногда нисходят редкие и краткие задумчивые мгновения, когда ему кажется, что он переживает в другой раз когда-то и где-то прожитой момент. Во сне ли он видел происходящее перед ним явление, жил ли когда-нибудь прежде, да
забыл, но он видит: те же лица сидят около него, какие сидели тогда, те же слова были произнесены уже однажды: воображение бессильно перенести опять туда, память
не воскрешает
прошлого и наводит раздумье.
Он
забыл свои сомнения, тревоги, синие письма, обрыв, бросился к столу и написал коротенький нежный ответ, отослал его к Вере, а сам погрузился в какие-то хаотические ощущения страсти. Веры
не было перед глазами; сосредоточенное, напряженное наблюдение за ней раздробилось в мечты или обращалось к
прошлому, уже испытанному. Он от мечтаний бросался к пытливому исканию «ключей» к ее тайнам.
— Некогда; вот в
прошлом месяце попались мне два немецких тома — Фукидид и Тацит. Немцы и того и другого чуть наизнанку
не выворотили. Знаешь, и у меня терпения
не хватило уследить за мелочью. Я зарылся, — а ей, говорит она, «тошно смотреть на меня»! Вот хоть бы ты зашел. Спасибо, еще француз Шарль
не забывает… Болтун веселый — ей и
не скучно!
Кстати, чуть
не забыл: так ты, Александр, исполнишь мою просьбу бывать у нас, твоих добрых приятелей, которые всегда рады тебя видеть, бывать так же часто, как в
прошлые месяцы?
— Вот тебе на!
Прошлое, что ли, вспомнил! Так я, мой друг, давно уж все
забыла. Ведь ты мой муж; чай, в церкви обвенчаны… Был ты виноват передо мною, крепко виноват — это точно; но в последнее время, слава Богу, жили мы мирнехонько… Ни ты меня, ни я тебя…
Не я ли тебе Овсецово заложить позволила… а?
забыл? И вперед так будет. Коли какая случится нужда — прикажу, и будет исполнено. Ну-ка, ну-ка, думай скорее!
Прошлый год, так как-то около лета, да чуть ли
не на самый день моего патрона, приехали ко мне в гости (нужно вам сказать, любезные читатели, что земляки мои, дай Бог им здоровья,
не забывают старика.
Любовь Андреевна(глядит в окно на сад). О, мое детство, чистота моя! В этой детской я спала, глядела отсюда на сад, счастье просыпалось вместе со мною каждое утро, и тогда он был точно таким, ничто
не изменилось. (Смеется от радости.) Весь, весь белый! О сад мой! После темной ненастной осени и холодной зимы опять ты молод, полон счастья, ангелы небесные
не покинули тебя… Если бы снять с груди и с плеч моих тяжелый камень, если бы я могла
забыть мое
прошлое!
В
прошлом лете я
не брал в руки удочки, и хотя настоящая весна так сильно подействовала на меня новыми и чудными своими явлениями — прилетом птицы и возрождением к жизни всей природы, — что я почти
забывал об уженье, но тогда, уже успокоенный от волнений, пресыщенный, так сказать, тревожными впечатлениями, я вспомнил и обратился с новым жаром к страстно любимой мною охоте, и чем ближе подходил я к пруду, тем нетерпеливее хотелось мне закинуть удочку.
Там я найду ту милую causerie, [беседу (франц.)] полную неуловимых petits riens, [безделиц (франц.)] которая,
не прибавляя ничего существенного к моему благополучию, тем
не менее разливает известный bien etre [благостный покой (франц.)] во всем моем существе и помогает мне хоть на время
забыть, что я
не более, как печальный осколок сороковых годов, живущий воспоминанием
прошлых лучших дней и тщетно усиливающийся примкнуть к настоящему, с его «шумом» и его «crudites». [грубостью (франц.)]
Не веселая, я вам доложу, эта жизнь, по той причине, что и говорить будто совсем
забыл, и работать
не хочется, а как вспомнишь
прошлое, так и теперь бы, пожалуй, хоть мало-мальски так пожил.
— Дядя! — сказал поспешно Перстень, —
забудь прошлое; мы ведь теперь
не разбойники, а слепые сказочники. Вон скачут царские люди, тотчас будут здесь. Живо, дядя, приосанься, закидай их прибаутками!
— Да и поляки-то, брат,
не скоро его
забудут, — сказал стрелец, ударив рукой по своей сабле. — Я сам был в Москве и поработал этой дурою, когда в
прошлом марте месяце, помнится, в день святого угодника Хрисанфа, князь Пожарский принялся колотить этих незваных гостей. То-то была свалка!.. Мы сделали на Лубянке, кругом церкви Введения божией матери, засеку и ровно двое суток отгрызались от супостатов…
Сатин. Брось их! И
забудь о каретах дедушки… в карете
прошлого — никуда
не уедешь…
Через минуту Зинаида Федоровна уже
не помнила про фокус, который устроили духи, и со смехом рассказывала, как она на
прошлой неделе заказала себе почтовой бумаги, но
забыла сообщить свой новый адрес и магазин послал бумагу на старую квартиру к мужу, который должен был заплатить по счету двенадцать рублей. И вдруг она остановила свой взгляд на Поле и пристально посмотрела на нее. При этом она покраснела и смутилась до такой степени, что заговорила о чем-то другом.
И вот после всех этих предуготовлений и предуведомлений совершился вход княжны Анастасии в родительский дом, где ее ожидала такая заботливая нежность и старание
забыть прошлое и любить ее как можно более. Ольга Федотовна никогда
не хотела распространяться о том, как это было.
— Василий Иванович! — перервал вполголоса Двинской, — вы, верно,
не забыли, что в
прошлом месяце, когда неприятель делал вылазку…
Эти немногие строки я прошу вас, как благородного человека, сохранить в совершенной тайне и
забыть меня навсегда; нас разделяет теперь много пропастей, и я хотела только поблагодарить вас за
прошлое, которого никогда
не забуду».
—
Не поминайте меня лихом, Иван Андреич.
Забыть прошлого, конечно, нельзя, оно слишком грустно, и я
не затем пришел сюда, чтобы извиняться или уверять, что я
не виноват. Я действовал искренно и
не изменил своих убеждений с тех пор… Правда, как вижу теперь, к великой моей радости, я ошибся относительно вас, но ведь спотыкаются и на ровной дороге, и такова уж человеческая судьба: если
не ошибаешься в главном, то будешь ошибаться в частностях. Никто
не знает настоящей правды.
Забыли мы, что женщина Христа родила и на Голгофу покорно проводила его;
забыли, что она мать всех святых и прекрасных людей
прошлого, и в подлой жадности нашей потеряли цену женщине, обращаем её в утеху для себя да в домашнее животное для работы; оттого она и
не родит больше спасителей жизни, а только уродцев сеет в ней, плодя слабость нашу.
После того, что произошло у меня за чаем и потом внизу, для меня стало ясно, что наше «семейное счастье», о котором мы стали уже
забывать в эти последние два года, в силу каких-то ничтожных, бессмысленных причин возобновлялось опять, и что ни я, ни жена
не могли уже остановиться, и что завтра или послезавтра вслед за взрывом ненависти, как я мог судить по опыту
прошлых лет, должно будет произойти что-нибудь отвратительное, что перевернет весь порядок нашей жизни.
— Ты
не могла ее, моя милая,
забыть, — возразил Аполлос Михайлыч, — потому что ты только
прошлого года изучила ее в Москве. Впрочем, застенчивость в этом отношении, mon ange [мой ангел (франц.).], даже смешна.
«Этот помягче будет, скорей Меркулова даст отсрочку, — подумал Марко Данилыч. — Он же, поди,
не забыл, как мы в
прошлом году кантовали с ним на ярманке, и ужинали, бывало, вместе, и по реке катались, разок согрешили — в театр съездили. Обласкан был он у меня… Даст, чай, вздохнуть, согласится на маленькую отсрочку!.. Ох, вынеси, Господи!» — сказал он сам про себя, взлезая на палубу.
— Да вам бы, почтеннейший Дмитрий Петрович, ей-Богу,
не грешно было по-дружески со мной обойтись, — мягко и вкрадчиво заговорил Смолокуров. — Хоть попомнили бы, как мы с вами в
прошлом году дружелюбно жили здесь, у Макарья. Опять же ввек
не забуду я вашей милости, как вы меня от больших убытков избавили, — помните, показали в Рыбном трактире письмо из Петербурга. Завсегда помню выше благодеяние и во всякое время желаю заслужить…
—
Забыл, что ли, как он в
прошлом году два раза обидел тебя — здесь да у Макарья в ярманке? — говорил Абрам Силыч. —
Не сам ли ты говорил, что твоей ноги у него в дому никогда
не будет? А теперь вдруг ехать туда.
—
Не Самоквасов ли Петр? Как величать по отчеству —
забыл, — сказал Патап Максимыч. — Петр-то он, Петр, — в
прошлом году на Петров день в Комарове мы именины его справляли. И Марко Данилыч с нами был тогда.
А здесь, в Казани, в Рыбнорядском трактире третьего дня виделся с Петром Степанычем Самоквасовым — может,
не забыла, тот самый, что в
прошлом году у матери Манефы в обители с нами на Петров день кантовал, а после того у Макарья нас с Дорониными в косной по реке катал.
Человек сам себе
не может простить греха и низости, он
не в силах
забыть злого
прошлого.
— А за тебя нет? — Она опять подошла к кровати и стала у ног. — Помни, Вася, — заговорила она с дрожью нахлынувших сдержанных рыданий, — помни… Ты уж предал меня… Бог тебя знает, изменил ты мне или нет; но душа твоя, вот эта самая душа, про которую жалуешься, что я
не могу ее понять… Помни и то, что я тебе сказала в
прошлом году там, у нас, у памятника, на обрыве, когда решилась пойти с тобой…
Забыл небось?.. Всегда так, всегда так бывает! Мужчина разве может любить, как мы любим?!
Часть ее превратилась в коммунистов и приспособила свою психику к новым условиям, другая же часть ее
не приняла социалистической революции,
забыв свое
прошлое.
— Все прощаю, — нежно сказала она, обнимая его за шею, — надо
забыть прошлое и в будущем новом, лучшем, надо стараться, чтобы ничего
не напоминало. Ты был один, а теперь
не один.
Не скрывать ничего, а говорить правду. Какая бы она
не была…
Не стыдиться, знать, что тебя поймут… Теперь должно наступить другое… около тебя есть любящее существо, которое всю жизнь свою готово отдать, чтобы огородить, уберечь тебя от всего дурного… Себя отдать одной цели: чтобы жилось тебе лучше, легче, светлее…
Гориславская.
Забудьте все
прошлое. Теперь я вас
не покину! у вас будет все, чтоб жить в довольстве. Но скажите… вы
не проклинали меня?
— Это еще что… Потеха тут
прошлый раз была как раз в прием… Вызвал его светлость тут одного своего старого приятеля, вызвал по особенному,
не терпящему отлагательства делу… Тот прискакал, ног под собой
не чувствуя от радости, и тоже, как и вы, несколько месяцев являлся в приемные дни к светлейшему —
не допускает к себе, точно
забыл… Решил это он запиской ему о неотложном деле напоминать и упросил адъютанта передать…
Только двое людей знали ее
прошлое: ее муж-бродяга, по самому характеру преступления
не могущий никому ничего рассказывать, и на все вопросы, обращенные к нему, отделывавшийся стереотипным «
не помню», да она. Но она сама старалась
забыть это
прошлое и, если бы было можно, даже
забыть самое себя… Ей было
не до разговоров.
Около полугода со времени женитьбы этот страшный кошмар наяву, казалось, совершенно оставил его — он
забыл о
прошлом в чаду страсти обладания красавицей-женой, но как только эта страсть стала проходить, уменьшаться, в душе снова проснулись томительные воспоминания, и снова картина убийства в лесу под Вильной рельефно восставала в памяти мнимого Зыбина, и угрызения скрытой на глубине его черной души совести, казалось, по временам всплывшей наружу,
не давали ему покоя.
Не надо
забывать, что у Ивана Корнильевича в деле был свой капитал, и Корнилий Потапович был уверен, что недочет, и
прошлый, и настоящий,
не превысит его, такой недочет
не мог бы остаться незамеченым им.
Несчастный, он думал, что с окончанием суда над княжной прекратятся его мучения, что вердикт присяжных над его сообщницей спасет его от возмездия, оградит его от
прошлого непроницаемой стеной: что если он сам и
не забудет его, то никто
не осмелится ему о нем напомнить, что все концы его преступлений похоронены в могиле княгини и так же немом как могила сердце каторжницы-княгини, а между тем…
Граф сидел бледный — губы его посинели и тряслись, он слушал Шумского и
не прерывал. Воспоминания
прошлого, которое он столько лет старался
забыть, одно за другим восставали в его уме.
Княжна
не забыла, да и
не могла
забыть одного эпизода
прошлого лета. Гуляя в парке вечером, она раз заметила князю Владимиру Яковлевичу, что стоявшая в глубине парка китайская беседка была бы более на месте около пруда, на крутом ее берегу, самом живописном месте парка. Она сказала это так, вскользь и через несколько минут даже
забыла о сказанном.
Пахомыч
не отвечал. Видно было, как по его челу бродили
не радостные мысли. Рассказ горбуна воскресил в его памяти далекое тяжелое
прошлое, которое он силился
забыть и за последнее время стал почти преуспевать в этом. Теперь картины этого
прошлого одна за другой, вереницей пронеслись перед его духовным взором. Он сидел неподвижно на лавке, с глазами, устремленными в пространство.
Она боялась разоблачения этого
прошлого, которое представлялось ей одним сплошным тяжелым кошмаром, и о котором она хотела
забыть, хотела страстно, безумно, но…
не могла.
— А
забыли вы, невестка, как наших в
прошлом году дома-то
не было?
— А
забыли, невестка, как наших в
прошлом году дома-то
не было?