Неточные совпадения
Но
не слышал никто из них, какие «наши» вошли в город, что привезли с собою и каких связали запорожцев. Полный
не на земле вкушаемых чувств, Андрий поцеловал в сии благовонные уста, прильнувшие к щеке его, и небезответны были благовонные уста. Они отозвались тем же, и в сем обоюднослиянном поцелуе ощутилось то, что один только раз в жизни
дается чувствовать человеку.
— Нет, нет… вздор… ничего!.. Немного голова закружилась. Совсем
не обморок…
Дались вам эти обмороки!.. Гм! да… что бишь я хотел? Да: каким образом ты сегодня же убедишься, что можешь уважать его и что он… ценит, что ли, как ты сказала? Ты, кажется, сказала, что сегодня? Или я ослышался?
Нет, мне жизнь однажды
дается, и никогда ее больше
не будет: я
не хочу дожидаться „всеобщего счастья“.
— Ну так что ж, ну и на разврат!
Дался им разврат. Да люблю, по крайней мере, прямой вопрос. В этом разврате по крайней мере, есть нечто постоянное, основанное даже на природе и
не подверженное фантазии, нечто всегдашним разожженным угольком в крови пребывающее, вечно поджигающее, которое и долго еще, и с летами, может быть,
не так скоро зальешь. Согласитесь сами, разве
не занятие в своем роде?
Ух! я точнёхонько избавилась от петли;
Ведь полоумный твой отец:
Дался ему трех сажень удалец, —
Знакомит,
не спросясь, приятно ли нам, нет ли?
— Я
не спорю; да что он тебе так
дался?
Бальзаминов (встает). Что ты ко мне пристаешь! Что ты ко мне пристаешь! Я тебе сказал, что я слушать тебя
не хочу. А ты все с насмешками да с ругательством! Ты думаешь, я вам на смех
дался? Нет, погоди еще у меня!
— Что это такое? — говорил он, ворочаясь во все стороны. — Ведь это мученье! На смех, что ли, я
дался ей? На другого ни на кого
не смотрит так:
не смеет. Я посмирнее, так вот она… Я заговорю с ней! — решил он, — и выскажу лучше сам словами то, что она так и тянет у меня из души глазами.
«Ах ты, Господи! — думал он. — А она глаз
не спускает с меня! Что она нашла во мне такого? Экое сокровище
далось! Вон, кивает теперь, на сцену указывает… франты, кажется, смеются, смотрят на меня… Господи, Господи!»
—
Дался вам этот Екатерингоф, право! — с досадой отозвался Обломов. —
Не сидится вам здесь? Холодно, что ли, в комнате, или пахнет нехорошо, что вы так и смотрите вон?
— Что это, Илья Ильич,
дались вам две гривны! Я уж вам докладывал, что никаких тут двух гривен
не лежало…
А по временам, видя, что в ней мелькают
не совсем обыкновенные черты ума, взгляды, что нет в ней лжи,
не ищет она общего поклонения, что чувства в ней приходят и уходят просто и свободно, что нет ничего чужого, а все свое, и это свое так смело, свежо и прочно — он недоумевал, откуда
далось ей это,
не узнавал своих летучих уроков и заметок.
— Да что это, Илья Ильич, за наказание! Я христианин: что ж вы ядовитым-то браните?
Далось: ядовитый! Мы при старом барине родились и выросли, он и щенком изволил бранить, и за уши драл, а этакого слова
не слыхивали, выдумок
не было! Долго ли до греха? Вот бумага, извольте.
У него был тот ум, который
дается одинаково как тонко развитому, так и мужику, ум, который,
не тратясь на роскошь, прямо обращается в житейскую потребность. Это больше, нежели здравый смысл, который иногда
не мешает хозяину его, мысля здраво, уклоняться от здравых путей жизни.
— Любовь, говорят,
дается без всякой заслуги, так. Ведь она слепая!.. Я
не знаю, впрочем…
Искусства
дались ему лучше наук. Правда, он и тут затеял пустяки: учитель недели на две посадил весь класс рисовать зрачки, а он
не утерпел, приделал к зрачку нос и даже начал было тушевать усы, но учитель застал его и сначала дернул за вихор, потом, вглядевшись, сказал...
—
Не пиши, пожалуйста, только этой мелочи и дряни, что и без романа на всяком шагу в глаза лезет. В современной литературе всякого червяка, всякого мужика, бабу — всё в роман суют… Возьми-ка предмет из истории, воображение у тебя живое, пишешь ты бойко. Помнишь, о древней Руси ты писал!.. А то
далась современная жизнь!.. муравейник, мышиная возня: дело ли это искусства!.. Это газетная литература!
Эта преждевременная чуткость
не есть непременно плод опытности. Предвидения и предчувствия будущих шагов жизни
даются острым и наблюдательным умам вообще, женским в особенности, часто без опыта, предтечей которому у тонких натур служит инстинкт.
—
Далась им эта свобода; точно бабушка их в кандалах держит! Писал бы, да
не по ночам, — прибавила она, — а то я
не сплю покойно. В котором часу ни поглядишь, все огонь у тебя…
Иногда, в этом безусловном рвении к какой-то новой правде, виделось ей только неуменье справиться с старой правдой, бросающееся к новой, которая
давалась не опытом и борьбой всех внутренних сил, а гораздо дешевле, без борьбы и сразу, на основании только слепого презрения ко всему старому,
не различавшего старого зла от старого добра, и принималась на веру от
не проверенных ничем новых авторитетов, невесть откуда взявшихся новых людей — без имени, без прошедшего, без истории, без прав.
— Куда ему? Умеет он любить! Он даже и слова о любви
не умеет сказать: выпучит глаза на меня — вот и вся любовь! точно пень!
Дались ему книги, уткнет нос в них и возится с ними. Пусть же они и любят его! Я буду для него исправной женой, а любовницей (она сильно потрясла головой) — никогда!
— Все
не по-людски! — ворчала про себя бабушка, — своенравная: в мать!
Дались им какие-то нервы! И доктор тоже все о нервах твердит. «
Не трогайте,
не перечьте, берегите»! А они от нерв и куролесят!
— Нет,
не всё: когда ждешь скромно, сомневаешься,
не забываешься, оно и упадет. Пуще всего
не задирай головы и
не подымай носа, побаивайся: ну, и
дастся. Судьба любит осторожность, оттого и говорят: «Береженого Бог бережет». И тут
не пересаливай: кто слишком трусливо пятится, она тоже
не любит и подстережет. Кто воды боится, весь век бегает реки, в лодку
не сядет, судьба подкараулит: когда-нибудь да сядет, тут и бултыхнется в воду.
— А! и ты иногда страдаешь, что мысль
не пошла в слова! Это благородное страдание, мой друг, и
дается лишь избранным; дурак всегда доволен тем, что сказал, и к тому же всегда выскажет больше, чем нужно; про запас они любят.
Это
давалось ему легко: ему
не нужно было уменья — он иным быть
не мог.
«Что ты, говорит, злодей, делаешь?..» Повалил меня на снег, и
не стал я бороться, сам
дался.
— Вот видишь, свидания с политическими
даются только родственникам, но тебе я дам общий пропуск. Je sais que vous n’abuserez pas… [Я знаю, что ты
не злоупотребишь…] Как ее зовут, твою protégée?.. Богодуховской? Elle est jolie? [Она хорошенькая?]
В русском народе поистине есть свобода духа, которая
дается лишь тому, кто
не слишком поглощен жаждой земной прибыли и земного благоустройства.
Русский народ в массе своей ленив в религиозном восхождении, его религиозность равнинная, а
не горная; коллективное смирение
дается ему легче, чем религиозный закал личности, чем жертва теплом и уютом национальной стихийной жизни.
Исступления же сего
не стыдись, дорожи им, ибо есть дар Божий, великий, да и
не многим
дается, а избранным.
Даже вьельфильки, и в тех иногда отыщешь такое, что только диву
дашься на прочих дураков, как это ей состариться дали и до сих пор
не заметили!
Его познанья были довольно, по-своему, обширны, но читать он
не умел; Калиныч — умел. «Этому шалопаю грамота
далась, — заметил Хорь, — у него и пчелы отродясь
не мерли».
— Ну, посуди, Лейба, друг мой, — ты умный человек: кому, как
не старому хозяину,
дался бы Малек-Адель в руки! Ведь он и оседлал его, и взнуздал, и попону с него снял — вон она на сене лежит!.. Просто как дома распоряжался! Ведь всякого другого,
не хозяина, Малек-Адель под ноги бы смял! Гвалт поднял бы такой, всю деревню бы переполошил! Согласен ты со мною?
За этот день мы так устали, как
не уставали за все время путешествия. Люди растянулись и шли вразброд. До железной дороги оставалось 2 км, но это небольшое расстояние
далось нам хуже 20 в начале путешествия. Собрав последние остатки сил, мы потащились к станции, но,
не дойдя до нее каких-нибудь 200–300 шагов, сели отдыхать на шпалы. Проходившие мимо рабочие удивились тому, что мы отдыхаем так близко от станции. Один мастеровой даже пошутил.
Правда и то, что теория эта сама-то
дается не очень легко: нужно и пожить, и подумать, чтоб уметь понять ее.
А после обеда Маше
дается 80 кол. сер. на извозчика, потому что она отправляется в целых четыре места, везде показать записку от Лопухова, что, дескать, свободен я, господа, и рад вас видеть; и через несколько времени является ужасный Рахметов, а за ним постепенно набирается целая ватага молодежи, и начинается ожесточенная ученая беседа с непомерными изобличениями каждого чуть
не всеми остальными во всех возможных неконсеквентностях, а некоторые изменники возвышенному прению помогают Вере Павловне кое-как убить вечер, и в половине вечера она догадывается, куда пропадала Маша, какой он добрый!
Но больше, еще гораздо больше могущества и прелести
дается каждой из этих сил во мне тем новым, что есть во мне, чего
не было ни в одной из прежних цариц.
Он
не обращал внимания, так, как это делает большая часть французов, на то, что истина только
дается методе, да и то остается неотъемлемой от нее; истина же как результат — битая фраза, общее место.
Изредка
давались семейные обеды, на которых бывал Сенатор, Голохвастовы и прочие, и эти обеды
давались не из удовольствия и неспроста, а были основаны на глубоких экономико-политических соображениях. Так, 20 февраля, в день Льва Катанского, то есть в именины Сенатора, обед был у нас, а 24 июня, то есть в Иванов день, — у Сенатора, что, сверх морального примера братской любви, избавляло того и другого от гораздо большего обеда у себя.
Сверх оклада, людям
давались платья, шинели, рубашки, простыни, одеяла, полотенцы, матрацы из парусины; мальчикам,
не получавшим жалованья, отпускались деньги на нравственную и физическую чистоту, то есть на баню и говенье.
— Нет,
не то чтоб повальные, а так, мрут, как мухи; жиденок, знаете, эдакой чахлый, тщедушный, словно кошка ободранная,
не привык часов десять месить грязь да есть сухари — опять чужие люди, ни отца, ни матери, ни баловства; ну, покашляет, покашляет, да и в Могилев. И скажите, сделайте милость, что это им
далось, что можно с ребятишками делать?
Говорили: будешь молиться — и
дастся тебе все, о чем просишь;
не будешь молиться — насидишься безо всего.
Что делать? какое принять решение? — беспрестанно спрашивает она себя и мучительно сознает, что бывают случаи, когда решения
даются не так-то легко, как до сих пор представлялось ей, бесконтрольной властительнице судеб всей семьи.
Только арифметика
давалась плохо, потому что тут я сам себе помочь
не мог, а отец Василий по части дробей тоже был
не особенно силен.
И всегда как раз наоборот сказочному разбойнику поступал: богатеев
не трогал, а грабил только бедный народ, который сам в руки
дается.
Билеты для входа в Собрание
давались двоякие: для членов и для гостей. Хотя последние стоили всего пять рублей ассигнациями, но матушка и тут ухитрялась, в большинстве случаев, проходить даром. Так как дядя был исстари членом Собрания и его пропускали в зал беспрепятственно, то он передавал свой билет матушке, а сам входил без билета. Но был однажды случай, что матушку чуть-чуть
не изловили с этой проделкой, и если бы
не вмешательство дяди, то вышел бы изрядный скандал.
Для того и
даются избранным натурам идеалы, чтоб иго жизни
не прикасалось к ним.
Тогда фамилии
не употребляли между своих, а больше по прозвищам да по приметам. Клички
давались по характеру, по фигуре, по привычкам.
Здесь
давались небольшие обеды особенно знатным иностранцам; кушанья французской кухни здесь
не подавались, хотя вина шли и французские, но перелитые в старинную посуду с надписью — фряжское, фалернское, мальвазия, греческое и т. п., а для шампанского подавался огромный серебряный жбан, в ведро величиной, и черпали вино серебряным ковшом, а пили кубками.
Когда старик ушел, Замараев долго
не мог успокоиться. Он даже закрывал глаза, высчитывая вперед разные возможности. Что же, деньги сами в руки идут… Горденек тятенька, — ну, за свою гордость и поплатится. Замараеву даже сделалось страшно, — очень уж легко деньги
давались.