Неточные совпадения
Жиды начали опять говорить между собою
на своем
непонятном языке. Тарас поглядывал
на каждого из них. Что-то, казалось, сильно потрясло его:
на грубом и равнодушном лице его вспыхнуло какое-то сокрушительное пламя надежды — надежды той, которая посещает иногда человека в последнем градусе отчаяния; старое сердце его начало сильно биться, как будто у юноши.
Но до этого он не договаривался с Марьею Алексевною, и даже не по осторожности, хотя был осторожен, а просто по тому же внушению здравого смысла и приличия, по которому не говорил с нею
на латинском
языке и не утруждал ее слуха очень интересными для него самого рассуждениями о новейших успехах медицины: он имел настолько рассудка и деликатности, чтобы не мучить человека декламациями,
непонятными для этого человека.
Пани Стабровская заставляла ее читать по вечерам
на трех
языках и объясняла все
непонятное.
Некоторые глупые, дерзновенные и невежды попускаются переводить
на общий
язык таковые книги. Многие ученые люди, читая переводы сии, признаются, что ради великой несвойственности и худого употребления слов они
непонятнее подлинников. Что же скажем о сочинениях, до других наук касающихся, в которые часто вмешивают ложное, надписывают ложными названиями и тем паче славнейшим писателям приписывают свои вымыслы, чем более находится покупщиков.
Женщины в фартуках всплескивали руками и щебетали скоро-скоро подобострастными и испуганными голосами. Красноносая девица кричала с трагическими жестами что-то очень внушительное, но совершенно
непонятное, очевидно,
на иностранном
языке. Рассудительным басом уговаривал мальчика господин в золотых очках; при этом он наклонял голову то
на один, то
на другой бок и степенно разводил руками. А красивая дама томно стонала, прижимая тонкий кружевной платок к глазам.
Перстень сказал что-то мельнику
на непонятном условном
языке. Старик отвечал такими же
непонятными словами и прибавил вполголоса...
Около Дмитровки приятели расстались, и Ярцев поехал дальше к себе
на Никитскую. Он дремал, покачивался и все думал о пьесе. Вдруг он вообразил страшный шум, лязганье, крики
на каком-то
непонятном, точно бы калмыцком
языке; и какая-то деревня, вся охваченная пламенем, и соседние леса, покрытые инеем и нежно-розовые от пожара, видны далеко кругом и так ясно, что можно различить каждую елочку; какие-то дикие люди, конные и пешие, носятся по деревне, их лошади и они сами так же багровы, как зарево
на небе.
Стенная живопись, с подписями внизу
на славянском
языке, представляла, для Бегушева по крайней мере, довольно
непонятные изображения: он только и узнал между ними длинную и совершенно белую фигуру воскресающего Лазаря [Воскресающий Лазарь — персонаж евангельской легенды, в которой рассказывается о смерти Лазаря и о воскрешении его Христом.].
Затем, продолжая горячо спорить
на непонятном для Прошки господском
языке, юноши пошли своею дорогой. Прошка сердито заворчал. Он видел, что, в сущности, его как будто не желали обидеть. Но уже недоумение, возбужденное
непонятным разговором, было ему неприятно.
Но в это время подошел довольно пожилой человек, заговорил с ней
на каком-то
непонятном для Пискарева
языке и подал ей руку.
Лысый господин с недоумением рассматривал странного мальчика. Когда с заплатанных сапог он перевел глаза
на лицо Сашки, последний высунул
язык и опять спрятал его так быстро, что Софья Дмитриевна ничего не заметила, а пожилой господин пришел в
непонятное ей раздражительное состояние.
По временам он произносил целые длинные фразы
на каком-то
непонятном, вероятно, остяцком
языке, а иногда, нисколько не изменяя молитвенной интонации, произносил скверные ругательства, как будто и они составляли часть его культа.
— Нет… вы сами. А я еще… Эта будет веселей. — Она спела другую песенку, вроде плясовой,
на том же
непонятном языке. Опять послышались Кузьме Васильевичу прежние гортанные звуки. Ее смуглые пальчики так и бегали по струнам, «как паучки». И кончила она этот раз тем, что бойко крикнула: «Ганда!» или «Гасса!» — и застучала кулачком по столу, сверкая глазами…
Дети и пятаки, пятаки и дети вертелись
на ее
языке в
непонятной, глубокой бессмыслице, от которой все отступились, после тщетных усилий понять; но баба не унималась, все кричала, выла, размахивала руками, не обращая, казалось, никакого внимания ни
на пожар,
на который занесло ее народом с улицы, ни
на весь люд людской, около нее бывший, ни
на чужое несчастие, ни даже
на головешки и искры, которые уже начали было пудрить весь около стоявший народ.
Заметка приведена мною совершенно точно; в ней так-таки и напечатано: «какая-то особенная привилегия» и «
непонятный обычай». По отношению к какому другому работнику повернется
язык даже у того же г-на А. П-ва сказать, что отдыхать в праздники есть особенная привилегия, и не тревожить себя по ночам —
непонятный обычай? По отношению к самому себе г. А. П-в навряд ли нашел бы такой обычай особенно
непонятным.
Мне хочется подойти к нему, спрятать лицо
на его груди и сказать ему все: про мои сомнения и грезы,
непонятную ненависть к французским глаголам и размеренной жизни, но
язык не повинуется мне.
А что Софронушка угодное духу творит и угодное ему
на соборах глаголет, так и об этом сказано: «Ежели кто в собрании верных
на странном,
непонятном языке говорит, не людям тот говорит, а Богу.
— Сказано: «Аще неблагоразумные, невразумительные значит, слова кто говорит
на собрании верных
языком странным и
непонятным — как узнáют, что он говорит?
Двое солдат тащили куда-то старого галичанина, приговаривая что-то
на своем
непонятном для молодых людей
языке. В эту минуту двое других бросились к ним. Огромный венгерец, объяснявшийся по-галицийски, подскочил к Игорю и изо всей силы тряхнул его за плечо.
Но самое замечательное, самое
непонятное и всего больше поражавшее мой ум было в нем то, что он только очень редкие фразы говорил по-русски, больше же всего говорил
на великолепном французском
языке, хотя кругом ни одного француза не было.
Язык подошел к испуганной цыганке и оговорил ее роковым «словом и делом». Ее окружает конвой; полицейский чиновник грозно приказывает ей следовать за ним. Трясясь от страха, потеряв даже силу мыслить, так внезапно нахлынула
на нее беда, она хочет что-то сказать, но губы ее издают одни
непонятные, дрожащие звуки. Покорясь беспрекословно, она следует за ужасным оговорителем.
Девочка освоилась, стала лепетать по-своему,
на каком-то странном
языке,
непонятном для окружающих.
На совете братьев Строгановых решено было девочку окрестить. Крестным отцом стал Семен Иоаникиевич, а крестной матерью — Антиповна. Назвали девочку Домной, по имени святой, память которой празднуется пятого января, в тот день, когда она была найдена. По крестному отцу она звалась Семеновной.
В первую минуту Даша замерла от неожиданности, потом попятилась назад к порогу двери, a шпиц все лаял, лаял выбиваясь из сил. Он то храбро подскакивал к подолу девушки, угрожая скромной черной оборке, которой было обшито её кашемировое, дешевенькое платье, то отпрыгивал назад, не переставая браниться все время
на своем
непонятном собачьем
языке.
Было много тостов
на французском
языке,
непонятном прислуге.
На стенах им найдены были какие-то странные,
на непонятном ему
языке, надписи, изображения замысловатых фигур, зверей, птиц, а в темном углу кладовой он нашел несколько больших железных колец и костылей и даже гроб, окрашенный черной краской, по которому белой краской были выведены те: же
непонятные надписи.
Француженка, узнав, что Мариорица родилась христианкою, старалась беседами
на языке,
непонятном для черных стражей, ознакомить ученицу свою с главными догматами своей веры.
С этим он сейчас же произнес
на своем
языке какое-то нам
непонятное слово, и один молодой красавец наездник из отряда в ту же минуту повернул своего коня, гикнул и исчез в ущелье. А старик молчаливым жестом руки дал нам знак остановиться.
Но граждане совсем «не вняли голосу человеколюбия» и, несмотря
на то, что Баранщиков показал им себя всего испещренного разными штемпелями и клеймами, а потом, стоя перед членами магистрата, вдруг залопотал
на каком-то никому
непонятном языке, они объявили его бродягою и предъявили к нему от общества платежные требования. Нижегородцы насчитали
на него за шесть лет бродяжничества 120 рублей гильдейных, а как Баранщиков денег этих заплатить не хотел, то они его посадили в тюрьму.
Уже поздно ночью они вместе вышли
на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве,
на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор
на непонятном друг для друга
языке. Они смотрели
на зарево, видневшееся в городе.
Это были два, прятавшиеся в лесу, француза. Хрипло говоря что-то
на непонятном солдатам
языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом в офицерской шляпе и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал
на землю. Другой маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая
на свой рот, говорил что-то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Улицы в городе увидели — опять все удивились, точно двести тысяч выиграли; городовой
на углу стоит (даже еще знакомый) — опять все заахали от изумления и радости! Как будто от двух слов Вильгельма: «война объявлена» все это должно было провалиться в преисподнюю: и котенок, и улица, и городовой; и самый
язык человеческий должен был замениться звериным мычанием или
непонятным лопотом. Какие дикие вещи могут представиться человеку, когда он испугался!