Неточные совпадения
Клим выпустил обидчика,
Обидчик сел
на бревнышко,
Платком широким клетчатым
Отерся и сказал:
— Твоя взяла! и
диво ли?
Такие сказы чудные
Посыпались… И
диво ли?
Ходить далеко за́ словом
Не надо — всё прописано
На собственной спине.
Засверкали глазенки у татарчонка, а Печорин будто не замечает; я заговорю о другом, а он, смотришь, тотчас собьет разговор
на лошадь Казбича. Эта история продолжалась всякий раз, как приезжал Азамат. Недели три спустя стал я замечать, что Азамат бледнеет и сохнет, как бывает от любви в романах-с. Что за
диво?..
Русь! вижу тебя, из моего чудного, прекрасного далека тебя вижу: бедно, разбросанно и неприютно в тебе; не развеселят, не испугают взоров дерзкие
дива природы, венчанные дерзкими
дивами искусства, города с многооконными высокими дворцами, вросшими в утесы, картинные дерева и плющи, вросшие в домы, в шуме и в вечной пыли водопадов; не опрокинется назад голова посмотреть
на громоздящиеся без конца над нею и в вышине каменные глыбы; не блеснут сквозь наброшенные одна
на другую темные арки, опутанные виноградными сучьями, плющами и несметными миллионами диких роз, не блеснут сквозь них вдали вечные линии сияющих гор, несущихся в серебряные ясные небеса.
Пример такой
на свете не один:
И
диво ли, когда жить хочет мещанин,
Как именитый гражданин,
А сошка мелкая, как знатный дворянин.
Основу основал, проткал насквозь всю ночь, // Поставил свой товар на-диво, // Засел, надувшися, спесиво, // От лавки не отходит прочь // И думает: лишь только день настанет, // То всех покупщиков к себе он переманит.
— Где ж ты обедаешь? — спросил Тарантьев. —
Диво, право: Обломов гуляет в роще, не обедает дома… Когда ж ты
на квартиру-то? Ведь осень
на дворе. Приезжай посмотреть.
Тосковать ему случалось часто и прежде, и не
диво бы, что пришла она в такую минуту, когда он завтра же, порвав вдруг со всем, что его сюда привлекло, готовился вновь повернуть круто в сторону и вступить
на новый, совершенно неведомый путь, и опять совсем одиноким, как прежде, много надеясь, но не зная
на что, многого, слишком многого ожидая от жизни, но ничего не умея сам определить ни в ожиданиях, ни даже в желаниях своих.
Даже вьельфильки, и в тех иногда отыщешь такое, что только
диву дашься
на прочих дураков, как это ей состариться дали и до сих пор не заметили!
Смотрят мужики — что за
диво! — ходит барин в плисовых панталонах, словно кучер, а сапожки обул с оторочкой; рубаху красную надел и кафтан тоже кучерской; бороду отпустил, а
на голове така шапонька мудреная, и лицо такое мудреное, — пьян, не пьян, а и не в своем уме.
— Ну, теперь пойдет голова рассказывать, как вез царицу! — сказал Левко и быстрыми шагами и радостно спешил к знакомой хате, окруженной низенькими вишнями. «Дай тебе бог небесное царство, добрая и прекрасная панночка, — думал он про себя. — Пусть тебе
на том свете вечно усмехается между ангелами святыми! Никому не расскажу про
диво, случившееся в эту ночь; тебе одной только, Галю, передам его. Ты одна только поверишь мне и вместе со мною помолишься за упокой души несчастной утопленницы!»
Там нагляделся дед таких
див, что стало ему надолго после того рассказывать: как повели его в палаты, такие высокие, что если бы хат десять поставить одну
на другую, и тогда, может быть, не достало бы.
Чумаки долго думали, подперши батогами подбородки свои, крутили головами и сказали, что не слышали такого
дива на крещеном свете, чтобы гетьманскую грамоту утащил черт.
Такой страх навело
на них это
диво.
Тут показалось новое
диво: облака слетели с самой высокой горы, и
на вершине ее показался во всей рыцарской сбруе человек
на коне, с закрытыми очами, и так виден, как бы стоял вблизи.
— Что тут за невидальщина? десять раз
на день, случается, видишь это зелье; какое ж тут
диво? Не вздумала ли дьявольская рожа посмеяться?
— А — а, — усмехался Андриевский, —
на улице?.. Так что же, что
на улице. Познания не всегда обнаруживаются даже в классе. А невежество проявляется
на всяком месте… Что он тогда говорил о «
диве»? А?
Только
диву даешься и еще грустнее оглянешься
на ту среду, в которой вырастают и прозябают подобные субъекты.
— Слушай, Лизочка, что я тебе скажу, — промолвила вдруг Марфа Тимофеевна, усаживая Лизу подле себя
на кровати и поправляя то ее волосы, то косынку. — Это тебе только так сгоряча кажется, что горю твоему пособить нельзя. Эх, душа моя,
на одну смерть лекарства нет! Ты только вот скажи себе: «Не поддамся, мол, я, ну его!» — и сама потом как
диву дашься, как оно скоро, хорошо проходит. Ты только потерпи.
Идет она
на высокое крыльцо его палат каменных; набежала к ней прислуга и челядь дворовая, подняли шум и крик; прибежали сестрицы любезные и, увидамши ее,
диву дались красоте ее девичьей и ее наряду царскому, королевскому; подхватили ее под руки белые и повели к батюшке родимому; а батюшка нездоров лежит, нездоров и нерадошен, день и ночь ее вспоминаючи, горючими слезами обливаючись; и не вспомнился он от радости, увидамши свою дочь милую, хорошую, пригожую, меньшую, любимую, и дивился красоте ее девичьей, ее наряду царскому, королевскому.
Подивилася она такому чуду чудному,
диву дивному, порадовалась своему цветочку аленькому, заветному и пошла назад в палаты свои дворцовые; и в одной из них стоит стол накрыт, и только она подумала: «Видно, зверь лесной, чудо морское
на меня не гневается, и будет он ко мне господин милостивый», — как
на белой мраморной стене появилися словеса огненные: «Не господин я твой, а послушный раб.
Дивуется честной купец такому чуду чудному и такому
диву дивному, и ходит он по палатам изукрашенным да любуется, а сам думает: «Хорошо бы теперь соснуть да всхрапнуть», — и видит, стоит перед ним кровать резная, из чистого золота,
на ножках хрустальныих, с пологом серебряным, с бахромою и кистями жемчужными; пуховик
на ней как гора лежит, пуху мягкого, лебяжьего.
Так постепенно в полвека
Вырос огромный посад —
Воля и труд человека
Дивные
дивы творят!
Всё принялось, раздобрело!
Сколько там, Саша, свиней,
Перед селением бело
На полверсты от гусей;
Как там возделаны нивы,
Как там обильны стада!
Высокорослы, красивы
Жители, бодры всегда,
Видно — ведется копейка!
Бабу там холит мужик:
В праздник
на ней душегрейка —
Из соболей воротник!
— Это чтобы обмануть, обвесить, утащить —
на все первый сорт. И не то чтоб себе
на пользу — всё в кабак! У нас в М. девятнадцать кабаков числится — какие тут прибытки
на ум пойдут! Он тебя утром
на базаре обманул, ан к полудню, смотришь, его самого кабатчик до нитки обобрал, а там, по истечении времени, гляди, и у кабатчика либо выручку украли, либо безменом по темю — и дух вон. Так оно колесом и идет. И за дело! потому, дураков учить надо. Только вот что
диво: куда деньги деваются, ни у кого их нет!
— Подлинно
диво, он ее, говорят, к ярмарке всереди косяка пригонил, и так гнал, что ее за другими конями никому видеть нельзя было, и никто про нее не знал, опричь этих татар, что приехали, да и тем он сказал, что кобылица у него не продажная, а заветная, да ночью ее от других отлучил и под Мордовский ишим в лес отогнал и там
на поляне с особым пастухом пас, а теперь вдруг ее выпустил и продавать стал, и ты погляди, что из-за нее тут за чудеса будут и что он, собака, за нее возьмет, а если хочешь, ударимся об заклад, кому она достанется?
— Эх вы, рыболовы! — говорил между тем Костяков, поправляя свои удочки и поглядывая по временам злобно
на Александра, — куда вам рыбу ловить! ловили бы вы мышей, сидя там у себя,
на диване; а то рыбу ловить! Где уж ловить, коли из рук ушла? чуть во рту не была, только что не жареная!
Диво еще, как у вас с тарелки не уходит!
А Черномор? Он за седлом,
В котомке, ведьмою забытый,
Еще не знает ни о чем;
Усталый, сонный и сердитый
Княжну, героя моего
Бранил от скуки молчаливо;
Не слыша долго ничего,
Волшебник выглянул — о
диво!
Он видит: богатырь убит;
В крови потопленный лежит;
Людмилы нет, все пусто в поле;
Злодей от радости дрожит
И мнит: свершилось, я
на воле!
Но старый карла был неправ.
Его убийца хладнокровно
Навел удар… спасенья нет:
Пустое сердце бьется ровно,
В руке не дрогнул пистолет.
И что за
диво?.. Издалёка,
Подобный сотням беглецов,
На ловлю счастья и чинов
Заброшен к нам по воле рока.
Смеясь, он дерзко презирал
Земли чужой язык и нравы;
Не мог щадить он нашей славы,
Не мог понять в сей миг кровавый,
На что он руку поднимал!..
Действительно, это было так: она явилась, как рука, греющая и веселящая сердце. И как ни отдаленно от всего,
на высоком пьедестале из мраморных морских
див, стояла «Бегущая по волнам», — была она не одна. За ней грезился высоко поднятый волной бугшприт огромного корабля, несущего над водой эту фигуру, прямо, вперед, рассекая город и ночь.
Это была она, знаменитая
дива… С высоты колосников можно было видеть маленькую женскую фигурку, кутавшуюся в теплый платок. Ее появление
на сцене вызвало настоящую бурю аплодисментов. Говорить о том, как поет Патти, — излишне. Особенно хороши были дуэты с Николини. Увы! нынче уж так не поют…
И что за
диво? у других
на свете
Надежд и целей миллион,
У одного богатство есть в предмете,
Другой в науки погружон,
Тот добивается чинов, крестов — иль славы,
Тот любит общество, забавы,
Тот странствует, тому игра волнует кровь…
В последнем антракте публика, узнав о волке, надела шубы, устремилась
на двор смотреть
на это
диво и уж в театр не возвращалась — последний акт смотрел только один Суворов в пустом театре.
— Да так-ста, — отвечал крестьянин. — Народ глуп: вишь, везут к венцу дочь волостного дьяка, так и все пришли позевать
на молодых. Словно
диво какое!
— Ну, батюшка, тебе честь и слава! — сказала Власьевна запорожцу. —
На роду моем такого
дива не видывала! С одного разу как рукой снял!.. Теперь смело просил у боярина чего хочешь.
Теперь же, ну веришь ли богу, так сердце от радости выскочить и хочет, а вовсе не до песен: все бы плакал… да и все так же,
на кого ни посмотришь… что за
диво такое!
Игорь-князь во злат стремень вступает.
В чистое он поле выезжает.
Солнце тьмою путь ему закрыло,
Ночь грозою птиц перебудила,
Свист зверей несется, полон гнева,
Кличет
Див над ним с вершины древа,
Кличет
Див, как половец в дозоре,
За Суду,
на Сурож,
на Поморье,
Корсуню и всей округе ханской,
И тебе, болван тмутороканский!
В третий день окончилась борьба
На реке кровавой,
на Каяле,
И погасли в небе два столба,
Два светила в сумраке пропали.
Вместе с ними, за море упав,
Два прекрасных месяца затмились
Молодой Олег и Святослав
В темноту ночную погрузились.
И закрылось небо, и погас
Белый свет над Русскою землею,
И. как барсы лютые,
на нас
Кинулись поганые с войною.
И воздвиглась
на Хвалу Хула,
И
на волю вырвалось Насилье,
Прянул
Див на землю, и была
Ночь кругом и горя изобилье...
Что за
диво! Хозяин вышел! Очень мне это удивительно, потому в эту пору разве его только рычагом или
на блоке, а то не подымешь. (Подходит к Матрене). Что тебе! Аль не спится? Ты будь без сумления, я тута.
Так это и соразмерялось — накормить хоть одного, а чайком напоить до четырех собратов. Все до мелочей и вдаль,
на всю жизнь, внушалось о товариществе, и
диво ли, что оно было?
Глумов.
На кого? не знаю. Какое
диво в парке может быть.
Григорий лежал навкось кровати и спал мертвым сном; он был полураздет, но не чувствовал холода и тяжело сопел носом. Насти не было. Свахи и дружки обомлели и в недоумении смотрели друг
на друга. В самом деле, пунька была заперта целую ночь; Григорий тут, а молодой нет.
Диво, да и только!
— Дурак, а правду понял раньше всех. Вот оно как повернулось. Я говорил: всем каторга! И — пришло. Смахнули, как пыль тряпицей. Как стружку смели. Так-то, Пётр Ильич. Да. Чёрт строгал, а ты — помогал. А — к чему всё? Грешили, грешили, — счёта нет грехам! Я всё смотрел:
диво! Когда конец? Вот наступил
на вас конец. Отлилось вам свинцом всё это… Потеряла кибитка колесо…
И не
диво, что бела:
Мать брюхатая сидела
Да
на снег лишь и глядела!
Там разноцветною дугой,
Развеселясь, нередко
дивыНа тучах строят мост красивый,
Чтоб от одной скалы к другой
Пройти воздушною тропой...
Я, брат, просто
диву дался — возится со мной, как с дитей, а
на что я ей нужен?
Зато вся деревня единодушно далась
диву, когда пронесся слух, что Акулина, вместо того чтоб умереть родами (чего ожидали соседки, ведавшие домашнее житье-бытье ее), родила Григорию дочку, да еще, как рассказывал пономарь, такую крепенькую, что сам батюшка
на крестинах немало нахвалился.
Наконец в одно воскресенье, вечером, когда в заведении Петровского парка должна была появиться какая-то новая шансонетная
дива (Прохор был в курсе таких событий музыкального мира) — и, значит,
на перекрестке тоже предстояло движение, — Прошка появился
на излюбленном месте.
Со времени проезда Ланского прошло довольно времени, и события, сопровождавшие этот проезд через Солигалич, уже значительно позабылись и затерлись ежедневною сутолокою, как вдруг нежданно-негаданно,
на дивное
диво не только Солигаличу, а всей просвещенной России, в обревизованный город пришло известие совершенно невероятное и даже в стройном порядке правления невозможное: квартальному Рыжову был прислан дарующий дворянство владимирский крест — первый владимирский крест, пожалованный квартальному.
Навряд ли, государь.
Не в гнев тебе, а
диву я даюся,
Как мало страху
на Москве!
Ну, одним словом сказать, было тут много
дива, как стал мельник рассказывать все, что с ним случилось. А между тем против хаты,
на улице, уже и народ начал набираться, да заглядывать в окна, да судачить...