Неточные совпадения
Не
вопрос о порядке сотворения мира тут важен, а то, что вместе
с этим
вопросом могло вторгнуться в жизнь какое-то совсем новое
начало, которое, наверное, должно было испортить всю кашу.
Дарья Александровна заметила, что в этом месте своего объяснения он путал, и не понимала хорошенько этого отступления, но чувствовала, что, раз
начав говорить о своих задушевных отношениях, о которых он не мог говорить
с Анной, он теперь высказывал всё и что
вопрос о его деятельности в деревне находился в том же отделе задушевных мыслей, как и
вопрос о его отношениях к Анне.
Уже раз взявшись за это дело, он добросовестно перечитывал всё, что относилось к его предмету, и намеревался осенью ехать зa границу, чтоб изучить еще это дело на месте,
с тем чтобы
с ним уже не случалось более по этому
вопросу того, что так часто случалось
с ним по различным
вопросам. Только
начнет он, бывало, понимать мысль собеседника и излагать свою, как вдруг ему говорят: «А Кауфман, а Джонс, а Дюбуа, а Мичели? Вы не читали их. Прочтите; они разработали этот
вопрос».
— А знаете что, — спросил он вдруг, почти дерзко смотря на него и как бы ощущая от своей дерзости наслаждение, — ведь это существует, кажется, такое юридическое правило, такой прием юридический — для всех возможных следователей — сперва
начать издалека,
с пустячков, или даже
с серьезного, но только совсем постороннего, чтобы, так сказать, ободрить, или, лучше сказать, развлечь допрашиваемого, усыпить его осторожность, и потом вдруг, неожиданнейшим образом огорошить его в самое темя каким-нибудь самым роковым и опасным
вопросом; так ли?
Ну кто же, скажите, из всех подсудимых, даже из самого посконного мужичья, не знает, что его, например, сначала
начнут посторонними
вопросами усыплять (по счастливому выражению вашему), а потом вдруг и огорошат в самое темя, обухом-то-с, хе! хе! хе! в самое-то темя, по счастливому уподоблению вашему! хе! хе! так вы это в самом деле подумали, что я квартирой-то вас хотел… хе! хе!
Он
начинал дрожать и одну минуту
с каким-то особенным любопытством и даже
с вопросом посмотрел на черную воду Малой Невы.
Это прозвучало так обиженно, как будто было сказано не ею. Она ушла, оставив его в пустой, неприбранной комнате, в тишине, почти не нарушаемой робким шорохом дождя. Внезапное решение Лидии уехать, а особенно ее испуг в ответ на
вопрос о женитьбе так обескуражили Клима, что он даже не сразу обиделся. И лишь посидев минуту-две в состоянии подавленности, сорвал очки
с носа и, до боли крепко пощипывая усы,
начал шагать по комнате, возмущенно соображая...
— Ну-с,
вопросы к вам, — официально
начал он, подвигая пальцем в сторону Самгина какое-то письмо. — Не знаете ли: кто автор сего послания?
— Потому что — авангард не побеждает, а погибает, как сказал Лютов? Наносит первый удар войскам врага и — погибает? Это — неверно. Во-первых — не всегда погибает, а лишь в случаях недостаточно умело подготовленной атаки, а во-вторых — удар-то все-таки наносит! Так вот, Самгин, мой
вопрос: я не хочу гражданской войны, но помогал и, кажется, буду помогать людям, которые ее
начинают. Тут у меня что-то неладно. Не согласен я
с ними, не люблю, но, представь, — как будто уважаю и даже…
— Кто тут? — громко закричал голос, и
с этим
вопросом идущий навстречу
начал колотить что есть мочи в доску.
— Я стал очеловечиваться
с тех пор, как
начал получать по две тысячи, и теперь вот понимаю, что
вопросы о гуманности неразрывны
с экономическими…
Ему хотелось бы закидать ее
вопросами, которые кипели в голове, но так беспорядочно, что он не знал,
с которого
начать.
Я уже предупредил вас
с самого
начала, что весь
вопрос относительно этой дамы, то есть о письме вашем, собственно, к генеральше Ахмаковой долженствует, при нашем теперешнем объяснении, быть устранен окончательно; вы же все возвращаетесь.
Кухарка
с самого
начала объявила суду, что хочет штраф деньгами, «а то барыню как посадят, кому ж я готовить-то буду?» На
вопросы судьи Татьяна Павловна отвечала
с великим высокомерием, не удостоивая даже оправдываться; напротив, заключила словами: «Прибила и еще прибью», за что немедленно была оштрафована за дерзкие ответы суду тремя рублями.
Корейцы увидели образ Спасителя в каюте; и когда, на
вопрос их: «Кто это», успели кое-как отвечать им, они встали
с мест своих и
начали низко и благоговейно кланяться образу. Между тем набралось на фрегат около ста человек корейцев, так что принуждены были больше не пускать. Долго просидели они и наконец уехали.
Третий же
вопрос о Масловой вызвал ожесточенный спор. Старшина настаивал на том, что она виновна и в отравлении и в грабеже, купец не соглашался и
с ним вместе полковник, приказчик и артельщик, — остальные как будто колебались, но мнение старшины
начинало преобладать, в особенности потому, что все присяжные устали и охотнее примыкали к тому мнению, которое обещало скорее соединить, а потому и освободить всех.
Мы должны вернуться назад, к концу апреля, когда Ляховский
начинал поправляться и бродил по своему кабинету при помощи костылей. Трехмесячная болезнь принесла
с собой много упущений в хозяйстве, и теперь Ляховский старался наверстать даром пропущенное время. Он рано утром поджидал Альфонса Богданыча и вперед закипал гневом по поводу разных щекотливых
вопросов, которые засели в его голове со вчерашнего дня.
— Гм… Видите ли, Сергей Александрыч, я приехал к вам, собственно, по делу, —
начал Веревкин, не спуская глаз
с Привалова. — Но прежде позвольте один
вопрос… У вас не заходила речь обо мне, то есть старик Бахарев ничего вам не говорил о моей особе?
Странно было и то, что Алеша не искал
с ним разговоров о Мите и сам не
начинал никогда, а лишь отвечал на
вопросы Ивана.
Эту настойчивость защитника на этом
вопросе все
с самого
начала заметили.
— Позвольте узнать, —
начал защитник
с самою любезною и даже почтительною улыбкой, когда пришлось ему в свою очередь задавать
вопросы, — вы, конечно, тот самый и есть господин Ракитин, которого брошюру, изданную епархиальным начальством, «Житие в бозе почившего старца отца Зосимы», полную глубоких и религиозных мыслей,
с превосходным и благочестивым посвящением преосвященному, я недавно прочел
с таким удовольствием?
— Не напрасно, господа, не напрасно! — вскипел опять Митя, хотя и, видимо облегчив душу выходкой внезапного гнева,
начал уже опять добреть
с каждым словом. — Вы можете не верить преступнику или подсудимому, истязуемому вашими
вопросами, но благороднейшему человеку, господа, благороднейшим порывам души (смело это кричу!) — нет! этому вам нельзя не верить… права даже не имеете… но —
— Мы, однако, так и
начали с вами первоначально, — отозвался, все продолжая смеяться, Николай Парфенович, — что не стали сбивать вас
вопросами: как вы встали поутру и что скушали, а
начали даже со слишком существенного.
Именно закончу просьбой: разучитесь вы, господа, этой казенщине допроса, то есть сперва-де, видите ли,
начинай с чего-нибудь мизерного,
с ничтожного: как, дескать, встал, что съел, как плюнул, и, «усыпив внимание преступника», вдруг накрывай его ошеломляющим
вопросом: «Кого убил, кого обокрал?» Ха-ха!
«Во-первых, откуда взялась возможность подобного подозрения? —
начал с этого
вопроса Ипполит Кириллович.
Так прошло у них время третьего года и прошлого года, так идет у них и нынешний год, и зима нынешнего года уж почти проходила, снег
начинал таять, и Вера Павловна спрашивала: «да будет ли еще хоть один морозный день, чтобы хоть еще раз устроить зимний пикник?», и никто не мог отвечать на ее
вопрос, только день проходил за днем, все оттепелью, и
с каждым днем вероятность зимнего пикника уменьшалась.
— Благодарю вас. Теперь мое личное дело разрешено. Вернемся к первому, общему
вопросу. Мы
начали с того, что человек действует по необходимости, его действия определяются влияниями, под которыми происходят; более сильные влияния берут верх над другими; тут мы и оставили рассуждение, что когда поступок имеет житейскую важность, эти побуждения называются выгодами, игра их в человеке — соображением выгод, что поэтому человек всегда действует по расчету выгод. Так я передаю связь мыслей?
Старый священник подошел ко мне
с вопросом: «Прикажете
начинать?» — «
Начинайте,
начинайте, батюшка», — отвечал я рассеянно.
К утру канцелярия
начала наполняться; явился писарь, который продолжал быть пьяным
с вчерашнего дня, — фигура чахоточная, рыжая, в прыщах,
с животно-развратным выражением в лице. Он был во фраке кирпичного цвета, прескверно сшитом, нечистом, лоснящемся. Вслед за ним пришел другой, в унтер-офицерской шинели, чрезвычайно развязный. Он тотчас обратился ко мне
с вопросом...
Гарибальди согласился приехать
с целью снова выдвинуть в Англии итальянский
вопрос, собрать настолько денег, чтоб
начать поход в Адриатике и совершившимся фактом увлечь Виктора-Эммануила.
Грановский и мы еще кой-как
с ними ладили, не уступая
начал; мы не делали из нашего разномыслия личного
вопроса. Белинский, страстный в своей нетерпимости, шел дальше и горько упрекал нас. «Я жид по натуре, — писал он мне из Петербурга, — и
с филистимлянами за одним столом есть не могу… Грановский хочет знать, читал ли я его статью в „Москвитянине“? Нет, и не буду читать; скажи ему, что я не люблю ни видеться
с друзьями в неприличных местах, ни назначать им там свидания».
Между прочим, и по моему поводу, на
вопрос матушки, что у нее родится, сын или дочь, он запел петухом и сказал: «Петушок, петушок, востёр ноготок!» А когда его спросили, скоро ли совершатся роды, то он
начал черпать ложечкой мед — дело было за чаем, который он пил
с медом, потому что сахар скоромный — и, остановившись на седьмой ложке, молвил: «Вот теперь в самый раз!» «Так по его и случилось: как раз на седьмой день маменька распросталась», — рассказывала мне впоследствии Ульяна Ивановна.
Она внимательно выслушивает вечерний доклад Архипа и старается ввести его в круг своих хозяйственных взглядов. Но Архип непривычен и робеет перед барыней. К несчастию, матушка окончательно утратила всякое чувство самообладания и не может сдерживать себя.
Начавши с молчаливого выслушивания, она переходит в поучения, а из поучений в крик. Ошеломленный этим криком, Архип уже не просто робеет, но дрожит. Вследствие этого
вопросы остаются неразрешенными, и новый староста уходит, оставленный на произвол судьбе.
Впрочем, Галактион почти не жил дома, а все разъезжал по делам банка и делам Стабровского. Прохоров не хотел сдаваться и вел отчаянную борьбу. Стороны зашли уже слишком далеко, чтобы помириться на пустяках. Стабровский
с каждым годом развивал свои операции все шире и
начинал теснить конкурента уже на его территории. Весь
вопрос сводился только на то, которая сторона выдержит дольше. О пощаде не могло быть и речи.
Японцы первые стали исследовать Сахалин,
начиная с 1613 г., но в Европе придавали этому так мало значения, что когда впоследствии русские и японцы решали
вопрос о том, кому принадлежит Сахалин, то о праве первого исследования говорили и писали только одни русские.
Согласитесь сами, князь, что в ваши отношения к Настасье Филипповне
с самого
начала легло нечто условно-демократическое (я выражаюсь для краткости), так сказать, обаяние «женского
вопроса» (чтобы выразиться еще короче).
Когда же вечером, в девять часов, князь явился в гостиную Епанчиных, уже наполненную гостями, Лизавета Прокофьевна тотчас же
начала расспрашивать его о больном,
с участием и подробно, и
с важностью ответила Белоконской на ее
вопрос: «Кто таков больной и кто такая Нина Александровна?» Князю это очень понравилось.
К стыду своему, князь был до того рассеян, что в самом
начале даже ничего и не слышал, и когда генерал остановился пред ним
с каким-то горячим
вопросом, то он принужден был ему сознаться, что ничего не понимает.
— Я понимаю, господа, —
начал он, по-прежнему дрожа и осекаясь на каждом слове, — что я мог заслужить ваше личное мщение, и… жалею, что замучил вас этим бредом (он указал на рукопись), а впрочем, жалею, что совсем не замучил… (он глупо улыбнулся), замучил, Евгений Павлыч? — вдруг перескочил он к нему
с вопросом, — замучил или нет? Говорите!
— Си-сироты, —
начал было, покоробившись, Лебедев, но приостановился: князь рассеянно смотрел пред собой и, уж конечно, забыл свой
вопрос. Прошло еще
с минуту; Лебедев высматривал и ожидал.
Вот что, князь, и я теперь сообщу: давеча генерал, когда мы
с ним шли к этому Вилкину, после того, как уже он мне рассказал о пожаре, и, кипя, разумеется, гневом, вдруг
начал мне намекать то же самое про господина Фердыщенка, но так нескладно и неладно, что я поневоле сделал ему некоторые
вопросы, и вследствие того убедился вполне, что всё это известие единственно одно вдохновение его превосходительства…
Мы стали ходить два раза в неделю в гусарский манеж, где на лошадях запасного эскадрона учились у полковника Кнабенау, под главным руководством генерала Левашова, который и прежде того, видя нас часто в галерее манежа во время верховой езды своих гусар, обращался к нам
с приветом и
вопросом: когда мы
начнем учиться ездить?
Или другой раз Николай Степанович
начинал речь
с вопроса о том, как записан Полинькин ребенок?
Долго находился я в совершенном изумлении, разглядывая такие чудеса и вспоминая, что я видел что-то подобное в детских игрушках; долго простояли мы в мельничном амбаре, где какой-то старик, дряхлый и сгорбленный, которого называли засыпкой, седой и хворый, молол всякое хлебное ухвостье для посыпки господским лошадям; он был весь белый от мучной пыли; я
начал было расспрашивать его, но, заметя, что он часто и задыхаясь кашлял, что привело меня в жалость, я обратился
с остальными
вопросами к отцу: противный Мироныч и тут беспрестанно вмешивался, хотя мне не хотелось его слушать.
—
Вопрос тут не во мне, —
начал Вихров, собравшись, наконец,
с силами высказать все, что накопилось у него на душе, — может быть, я сам во всем виноват и действительно никуда и ни на что не гожусь; может быть, виновата в том злосчастная судьба моя, но — увы! — не я тут один так страдаю, а сотни и тысячи подчиненных, которыми начальство распоряжается чисто для своей потехи.
Вихров несказанно обрадовался этому
вопросу. Он очень подробным образом стал ей рассказывать свое путешествие, как он ехал
с священником, как тот наблюдал за ним, как они, подобно низамским убийцам [Низамские убийцы. — Низамы — название турецких солдат регулярной армии.], ползли по земле, — и все это он так живописно описал, что Юлия заслушалась его; у нее глаза даже разгорелись и лицо запылало: она всегда очень любила слушать, когда Вихров
начинал говорить — и особенно когда он доходил до увлечения.
Он (и это особенно стало проявляться в нем в последнее время) как-то сухо
начал встречаться
с Мари, односложно отвечал на ее
вопросы; сидя
с ней рядом, он глядел все больше в сторону и явно делал вид, что занят чем-то другим, но никак уж не ею.
— Поставьте
вопрос так-с! — продолжал правитель канцелярии и затем
начал уж что-то такое тише говорить, так что Вихров расслушать даже не мог, тем более, что из залы послышались ему как бы знакомые сильные шаги.
И вчера и третьего дня, как приходила ко мне, она на иные мои
вопросы не проговаривала ни слова, а только
начинала вдруг смотреть мне в глаза своим длинным, упорным взглядом, в котором вместе
с недоумением и диким любопытством была еще какая-то странная гордость.
— Так как же быть? —
начал хозяин. — В моей первой любви тоже не много занимательного: я ни в кого не влюблялся до знакомства
с Анной Ивановной, моей теперешней женой, — и все у нас шло как по маслу: отцы нас сосватали, мы очень скоро полюбились друг другу и вступили в брак не мешкая. Моя сказка двумя словами сказывается. Я, господа, признаюсь, поднимая
вопрос о первой любви, — надеялся на вас, не скажу старых, но и не молодых холостяков. Разве вы нас чем-нибудь потешите, Владимир Петрович?