Неточные совпадения
— Если поискать, то
найдутся другие. Но дело
в том, что искусство не терпит спора и рассуждений. А при картине Иванова для верующего и для неверующего является вопрос:
Бог это или не
Бог? и разрушает единство впечатления.
— Каков мошенник! — воскликнула комендантша. — Что смеет еще нам предлагать! Выдти к нему навстречу и положить к ногам его знамена! Ах он собачий сын! Да разве не знает он, что мы уже сорок лет
в службе и всего, слава
богу, насмотрелись? Неужто
нашлись такие командиры, которые послушались разбойника?
— Не бывать этому! — пылко воскликнула Бережкова. — Они не нищие, у них по пятидесяти тысяч у каждой. Да после бабушки втрое, а может быть, и побольше останется: это все им! Не бывать, не бывать! И бабушка твоя, слава
Богу, не нищая! У ней
найдется угол, есть и клочок земли, и крышка, где спрятаться! Богач какой, гордец,
в дар жалует! Не хотим, не хотим! Марфенька! Где ты? Иди сюда!
По денежным своим делам Лопухов принадлежал к тому очень малому меньшинству медицинских вольнослушающих, то есть не живущих на казенном содержании, студентов, которое не голодает и не холодает. Как и чем живет огромное большинство их — это
богу, конечно, известно, а людям непостижимо. Но наш рассказ не хочет заниматься людьми, нуждающимися
в съестном продовольствии; потому он упомянет лишь
в двух — трех словах о времени, когда Лопухов
находился в таком неприличном состоянии.
Наконец
в стороне что-то стало чернеть. Владимир поворотил туда. Приближаясь, увидел он рощу. Слава
богу, подумал он, теперь близко. Он поехал около рощи, надеясь тотчас попасть на знакомую дорогу или объехать рощу кругом: Жадрино
находилось тотчас за нею. Скоро нашел он дорогу и въехал во мрак дерев, обнаженных зимою. Ветер не мог тут свирепствовать; дорога была гладкая; лошадь ободрилась, и Владимир успокоился.
— Ничего, привык. Я, тетенька, знаешь ли, что надумал. Ежели
Бог меня помилует, уйду, по просухе,
в пустынь на Сульбу [Сольбинская пустынь, если не ошибаюсь,
находится в Кашинском уезде, Тверской губернии. Семья наша уезжала туда на богомолье, но так как я был
в то время очень мал, то никаких определенных воспоминаний об этом факте не сохранил.] да там и останусь.
— Ишь печальник
нашелся! — продолжает поучать Анна Павловна, — уж не на все ли четыре стороны тебя отпустить? Сделай милость, воруй, голубчик, поджигай, грабь! Вот ужо
в городе тебе покажут… Скажите на милость! целое утро словно
в котле кипела, только что отдохнуть собралась — не тут-то было! солдата нелегкая принесла, с ним валандаться изволь! Прочь с моих глаз… поганец! Уведите его да накормите, а не то еще издохнет, чего доброго! А часам к девяти приготовить подводу — и с
богом!
— То-то «представьте»! Там не посмотрят на то, что ты барин, — так-то отшпарят, что люба с два! Племянничек
нашелся!.. Милости просим! Ты бы чем бунтовать, лучше бы
в церковь ходил да
Богу молился.
— Прощайте, братцы! — кричал
в ответ кузнец. — Даст
Бог, увидимся на том свете; а на этом уже не гулять нам вместе. Прощайте, не поминайте лихом! Скажите отцу Кондрату, чтобы сотворил панихиду по моей грешной душе. Свечей к иконам чудотворца и Божией Матери, грешен, не обмалевал за мирскими делами. Все добро, какое
найдется в моей скрыне, на церковь! Прощайте!
Теология
находится во власти социоморфизма, она мыслит
Бога в категориях социальных отношений властвования.
Я знал с незапамятных времен, что у нас была маленькая сестра Соня, которая умерла и теперь
находится на «том свете», у
бога. Это было представление немного печальное (у матери иной раз на глазах бывали слезы), но вместе светлое: она — ангел, значит, ей хорошо. А так как я ее совсем не знал, то и она, и ее пребывание на «том свете»
в роли ангела представлялось мне каким-то светящимся туманным пятнышком, лишенным всякого мистицизма и не производившим особенного впечатления…
Зло
находится вне сферы бытия, рождается из небытия и
в небытие возвращается; оно не обладает силой, почерпнутой из божественного источника, и так же мало есть сила, противоположная
Богу, как бытие иное, конкурирующее.
Но начало зла одинаково не
находится ни
в Боге, ни вне
Бога (как бытие самостоятельное).
Сведенборг не
в силах постигнуть тайну Троичности Божества, Троичность представляется ему трехбожием; он все говорит, что Христос есть единственный
Бог, что
Бог — человек, что Троичность
находится внутри Христа, как Его свойство.
— Дай
бог мне так жить, как я хочу вас обманывать! Но главное не
в этом. Я вам еще предлагаю совершенно интеллигентную женщину. Делайте с ней, что хотите. Вероятно, у вас
найдется любитель. Барсукова тонко улыбнулась и спросила...
В учителя он себе выбрал, по случаю крайней дешевизны, того же Видостана, который, впрочем, мог ему растолковать одни только ноты, а затем Павел уже сам стал разучивать, как
бог на разум послал, небольшие пьески; и таким образом к концу года он играл довольно бойко; у него даже
нашелся обожатель его музыки, один из его товарищей, по фамилии Живин, который прослушивал его иногда по целым вечерам и совершенно искренно уверял, что такой игры на фортепьянах с подобной экспрессией он не слыхивал.
— Нет, мне, видно,
бог уж за вас заплатит! Один он, царь милосердый, все знает и видит, как материнское-то сердце не то чтобы, можно сказать,
в постоянной тревоге об вас
находится, а еще пуще того об судьбе вашей сокрушается… Чтобы жили вы, мои дети,
в веселостях да
в неженье, чтоб и ветром-то на вас как-нибудь неосторожно не дунуло, чтоб и не посмотрел-то на вас никто неприветливо…
— Ваше высокоблагородие! — сказал Пересечкин, обращаясь к Якову Петровичу, — вот-с, изволите сами теперича видеть, как они меня, можно сказать, денно и нощно обзывают… Я, ваше высокоблагородие, человек смирный-с, я, осмелюсь сказать,
в крайности теперича
находился и ежели согрешил-с, так опять же не перед ними, а перед богом-с…
Позади ложи, взятой для ее светлости г-жи фон Полозов» (
бог ведает, как умудрился кельнер ее достать — не подкупил же он штадт-директора
в самом деле!) — позади этой ложи
находилась небольшая комнатка, обставленная диванчиками; прежде чем войти
в нее, Марья Николаевна попросила Санина поднять ширмочки, отделявшие ложу от театра.
Нашлись две-три бумажки, пустые: одна конторская записка, заглавие какой-то книги и один старый заграничный трактирный счет,
бог знает почему уцелевший два года
в его кармане.
По мере того как вы будете примечать сии движения и относить их к Христу,
в вас действующему, он будет
в вас возрастать, и наконец вы достигнете того счастливого мгновения, что
в состоянии будете ощущать его с такой живостью, с таким убеждением
в действительности его присутствия, что с непостижимою радостью скажете: «так точно, это он, господь,
бог мой!» Тогда следует оставить молитву умную и постепенно привыкать к тому, чтобы
находиться в общении с
богом помимо всяких образов, всякого размышления, всякого ощутительного движения мысли.
Что будет с нами, со всем человечеством, если каждый из нас исполнит то, что требует от него
бог через вложенную
в него совесть? Не будет ли беды оттого, что,
находясь весь во власти хозяина, я
в устроенном и руководимом им заведении исполню то, что он мне велит делать, но что мне, не знающему конечных целей хозяина, кажется странным?
Преосвященный Вениамин во все время приступа
находился в крепости,
в Благовещенском соборе, и на коленах со всем народом молил
бога о спасении христиан.
— Мне опять то
в голову приходит, отец Крискент, — говорила
в раздумье Татьяна Власьевна, — если это богатство действительно посылает
Бог, то неужели не
нашлось людей лучше нас?.. Мало ли бедных, милостивцев, отшельников…
–"…
В каком положении
находитесь… да, — и хотя я не могу никакой помощи на деле вам оказать, но усугублю хоть свои усердные ко господу
богу молитвы, которые я не перестаю ему воссылать утром и вечером о вашем здравии и благоденствии; усугублю и удвою свои молитвы, да сделает вас долголетно счастливыми, а мне сподобит, что я
в счастливейшие времена поживу с вами еще сколько-нибудь на земле, побеседую с престарелым моим родителем и похороню во время благоприятное старые ваши косточки…»
— На место! Слава
богу!
Нашлось!..
В рыбной лавке будешь служить.
— Ничего не
найдется. О том, что ли, толковать, что все мы под
богом ходим, так оно уж и надоело маленько. А об другом — не об чем. Кончится тем, что посидим часок да и уйдем к Палкину, либо
в Малоярославский трактир. Нет уж, брат, от судьбы не уйдешь! Выспимся, да и на острова!
— Вишь, святой выискался! — твердил он, весь дрожа от гнева и стуча зубами, как
в лихорадке. Я
находился тут же,
в комнате, и был свидетелем этой безобразной сцены. — Добро! С нынешнего дня — аминь! Кончено между нами. Вот
бог, а вот порог. Ни я у тебя, ни ты у меня! Вы для нас уж больно честны — где нам с вами общество водить! Но не быть же тебе ни дна, ни покрышки!
Когда при произнесении этого слова без свидетелей Иван Иванович вышел из себя и пришел
в такой гнев,
в каком не дай
бог видывать человека, — что ж теперь, посудите, любезные читатели, что теперь, когда это убийственное слово произнесено было
в собрании,
в котором
находилось множество дам, перед которыми Иван Иванович любил быть особенно приличным? Поступи Иван Никифорович не таким образом, скажи он птица,а не гусак,еще бы можно было поправить.
Жиденок мерзкий!» Майор Житков, который также
находился в числе обедавших, вообразил, что теперь-то уж сам
бог ему велел воспользоваться случаем и ввернуть свое слово… но матушка тотчас его осадила.
Тальма
в слуги тебе не годится: ты был сегодня
бог!» — Через несколько дней после этого спектакля, когда Шаховской
находился еще
в упоении от игры Мочалова
в роли князя Радугина, приехал
в Москву из Петербурга какой-то значительный господин, знаток и любитель театра, давнишний приятель князя Шаховского.
В XI-й части «Собеседника» помещено письмо одного священника, который говорит: «Недавно
в немалом благородном собрании предложен был, между прочим, высокоблагородному важный вопрос: что есть
бог? — и по многим прениям многие сего общества члены такие определения сей задаче изыскивали, что не без сожаления можно было приметить, сколь много подобных сим
найдется мудрецов, за то одно не знающих святости христианского закона, понеже никакого о нем понятия не имеют».
— Все, славу
богу, покорнейше благодарю, — ответил Ипатов. — Одна Марья Павловна не совсем… того, всё больше
в своей комнате
находится.
Благодаря
бога я уже совершенно убежден
в полной искренности сочинителя, и его духовное состояние объясняется для меня: он
находится в состоянии перехода, всегда исполненного излишеств, заблуждений, ослеплений.
Комната,
в которой мостилось всё это общество, была маленькая, и воздух
в ней был чрезвычайно густ; но коллежский асессор Ковалев не мог слышать запаха, потому что закрылся платком и потому что самый нос его
находился Бог знает
в каких местах.
И увидал уже я тут ясно, что они одна шайка и норовят со мною нехорошо поступить, не по чести, и, покинув им икону, ушел от них с полными слез глазами, славя
бога, что не видал того мой Левонтий, вера которого
находилась в борении.
Забудемте, ради
бога забудемте наш век, перенесемтесь
в эти времена тихого созерцания,
в эти времена неба на земле [Легенда, предлагаемая здесь,
находится в «Житии святых» за сентябрь месяц.
— Да, — отвечает она мне, — только все его эти прожекты, кажется, Елене Петровне (то есть его супруге) очень неприятны, потому что, когда
в гостиной он тоже об этом рассказывал, так она ему при всех сказала: «Дай
бог, говорит, чтобы все это было так выгодно, как ты, Митенька, рассчитываешь», а он, сконфузившись, не
нашелся на это ничего сказать, а только подошел и поцеловал ее
в голову.
— «Бог-то все заранее расчислил! — набожно и злорадно думал Наседкин, косясь на степную нишу,
в которой едва темнела высокая женская фигура. Кабы не
нашлись вовремя добрые люди, ты бы и теперь, вместо молитвы и воздыхания сердечного, хвосты бы с кем-нибудь трепала. А так-то оно лучше, по-хорошему, по-христиански… О господи, прости мои согрешения… Ничего, помолись, матушка. Молитва-то — она сердце умягчает и от зла отгоняет…»
Надя (улыбается).
В самом деле, какая у вас привязанность ко мне, Платон Алексеич! Если бы только было можно, ей-богу, следовало бы мне итти за вас. (Переходя к серьезности.) Разумеется не
найдется другого человека такого доброго ко мне. Только этому не следует быть, Платон Алексеич.
Такой человек, считая, что поступки, не имеющие
в себе ничего нравственного и угодного
богу, могут служить средством или условием исполнения своего желания непосредственно от
бога,
находится в заблуждении о том, что, несмотря на то, что он не имеет к тому ни физической, ни нравственной склонности, он может естественным способом, не имеющим ничего общего с нравственностью и доступным самому дрянному человеку, приколдовать к себе эту сверхъестественную божескую помощь исповеданиями веры и исполнением различных церковных обрядов.
Человек, совершающий поступки, которые сами по себе не имеют ничего нравственного, с тем чтобы привлечь к себе непосредственно благосклонного
бога и посредством их достигнуть исполнения своих желаний,
находится в заблуждении о том, что можно естественными средствами достигнуть сверхъестественных последствий.
Как ошибочно просить
бога или даже людей, чтобы они вывели меня из моего плохого положения! Человеку не нужно ничьей помощи, не нужно и выходить из того положения,
в котором он
находится, а нужно одно: самому делать усилия сознания для того, чтобы освобождаться от грехов, соблазнов и суеверий. Только
в той мере,
в которой освободится человек от грехов, соблазнов и суеверий, изменится и улучшится его положение.
Но насколько он из него выходит и делает предметом размышления что-либо из вещей божественных (των μετά θεόν), рассекается это единение, которое превыше разумения, и
в коем,
находясь в соединении с
Богом, по сопричастности Божеству, он и сам становится
Богом и слагает с себя естественный закон своей собственной природы».].
Первые шаги
в самопознании и самоопределении человек совершал прямо под руководством
Бога, который «говорил» тогда с человеком, «посещал» рай,
находился в особой близости к его неомраченному грехом естеству.
Они
находятся в определенном иерархическом соотношении, как ступени самооткровения Ничто. Онтологически единосущны и мир, и
бог, насколько оба они суть модусы Ничто,
в котором возникает все. И если на пути возвращения к этому Ничто человек должен восходить к
богу (или
богам), а далее проходить чрез
бога и за
бога, то лишь потому, что нельзя подняться на последнюю ступень, минуя предпоследнюю, а богобытие и есть эта предпоследняя ступень.
«Доказательства» бытия Божия, каковы бы они ни были, все от философии и лишь по недоразумению попадают
в догматическое богословие, для которого
Бог дан и
находится выше или вне доказательств;
в философии же, для которой
Бог задан как вывод или порождение системы, идея о Нем приводится
в связь со всеми идеями учения, существует лишь этой связью.
Ибо зло
в неустойчивом имеет и часть блага, ибо от
Бога вышло и
в Боге находится.
[
В чьей власти
находятся все (<именно> все, кроме существующего само по себе) (лат.).], этот
Бог есть полный (der Ganze)
Но как бы восхищенный и
в энтузиазме покоится он
в уединении, никуда не склоняясь и даже не обращаясь вокруг себя, стоя твердо и как бы сделавширь неподвижностью (στάσις); и о прекрасном не думает он,
находясь уже выше прекрасного, выше хора добродетелей, подобный человеку, который проник
в самое внутреннее святилище и оставил позади себя
в храме изображения
богов, и, лишь выходя из святилища, впервые встречает их, после внутреннего созерцания и обращения с тем, что не есть ни образ, ни вид, но сама божественная сущность; образы же, следовательно, были бы предметами созерцания второго порядка.