Восток, как это известно, является частью преобладания начал эмоциональных, чувственных над началами интеллекта, разума: он предпочитает исследованию — умозрение, научной гипотезе — метафизический догмат. Европеец — вождь и хозяин своей мысли; человек Востока — раб и слуга своей фантазии. Этот древний человек был творцом большинства религий, основоположником наиболее мрачной метафизики; он чувствует, но не изучает, и его способность объединять свой опыт в
научные формы — сравнительно ничтожна.
Неточные совпадения
Можно установить четыре периода в отношении человека к космосу: 1) погружение человека в космическую жизнь, зависимость от объектного мира, невыделенность еще человеческой личности, человек не овладевает еще природой, его отношение магическое и мифологическое (примитивное скотоводство и земледелие, рабство); 2) освобождение от власти космических сил, от духов и демонов природы, борьба через аскезу, а не технику (элементарные
формы хозяйства, крепостное право); 3) механизация природы,
научное и техническое овладение природой, развитие индустрии в
форме капитализма, освобождение труда и порабощение его, порабощение его эксплуатацией орудий производства и необходимость продавать труд за заработную плату; 4) разложение космического порядка в открытии бесконечно большого и бесконечно малого, образование новой организованности, в отличие от органичности, техникой и машинизмом, страшное возрастание силы человека над природой и рабство человека у собственных открытий.
Но так бы это было, если бы не было метафизики лицемерия, которая говорит, что с религиозной точки зрения владение или невладение землей — безразлично для спасения, а с
научной точки зрения — то, что отказ от владения землей был бы бесполезным личным усилием и что содействие благу людей совершается не этим путем, а постепенным изменением внешних
форм.
«Собеседник», как и «Вестник», защищал русский язык от вторжения ненужных иностранных слов, отличался любовию к историческим изысканиям, пытался рисовать современные нравы, представлять в легкой
форме дельные
научные истины; наконец, в нем, как и в «Вестнике», находим мы совершенное отсутствие стихотворных шарад и загадок, которыми наполнялись тогда все журналы, особенно новиковские.
Эта задача европейской науки и культуры была неведома Востоку; только с прошлого столетия наиболее чуткие люди стран Азии начали принимать великий
научный опыт Европы, ее методы мышления и
формы жизнедеятельности.
Само собою разумеется, то, что отлагается в сознании в
форме мифа, вступая в общее человеческое сознание, затрагивает все способности души, может становиться предметом мысли,
научного изучения и художественного воспроизведения.
В замкнутом субъективизме, имманентизме и психологизме неповинна поэтому даже и эта религия, как бы ни было скудно ее положительное учение о Боге [На это справедливо указывает Гартман, у которого вообще мы находим чрезвычайно отчетливую постановку проблемы религии в ее общей
форме: он устанавливает, что «всякий объект религиозной функции есть бог; бог есть не
научное, но религиозное понятие; наука может заниматься им, лишь поскольку она есть наука о религии.
Окончив занятия в
форме строго
научной, он давал мне сладчайшую умственную пищу, продолжая разговор о том же предмете в
форме легкой и приятной, всегда вызывающей на размышления и дающей для них обильную пищу.
Когда пишется философская или
научная книга или художественное произведение, создается статуя и принимает окончательную
форму симфония, когда строится машина или организуется хозяйственное или правовое учреждение, даже когда организуется жизнь церкви на земле с ее канонами, творческий акт охлаждается, огонь потухает, творец притягивается к земле, вниз.
Я был — прежде всего и сильнее всего — молодой писатель, которому особенно дороги: художественная литература, критика,
научное движение, искусство во всех его
формах и, впереди всего, театр — и свой русский, и общеевропейский.
— Дизентерия тоже не принадлежит к числу опасных болезней, но страшно истощает организм, особенно при затяжной
форме… — отвечал мне молодой врач-петербуржец, оставленный при академии для усовершенствования, но прервавший свои
научные занятия, чтобы потрудиться на театре войны.
Ему было 33 года, и он провел несколько лет за границей, где, кроме
научных занятий, его окружала масса соблазнов, в
форме удовольствий, красивых женщин, но он был охраняем от всего этим дорогим образом, который наполнял все минуты его досуга.