Неточные совпадения
— Опасность в скачках военных, кавалерийских, есть необходимое
условие скачек. Если Англия может указать в военной истории на самые блестящие кавалерийские дела, то только благодаря тому, что она исторически развивала в себе эту силу и животных и людей. Спорт, по
моему мнению, имеет большое значение, и, как всегда, мы видим только самое поверхностное.
«Я должен объявить свое решение, что, обдумав то тяжелое положение, в которое она поставила семью, все другие выходы будут хуже для обеих сторон, чем внешнее statu quo, [прежнее положение] и что таковое я согласен соблюдать, но под строгим
условием исполнения с ее стороны
моей воли, то есть прекращения отношений с любовником».
— Так! Но я требую соблюдения внешних
условий приличия до тех пор, — голос его задрожал, — пока я приму меры, обеспечивающие
мою честь, и сообщу их вам.
Но ты был несчастлив, и я пожертвовала собою, надеясь, что когда-нибудь ты оценишь
мою жертву, что когда-нибудь ты поймешь
мою глубокую нежность, не зависящую ни от каких
условий.
Мы тронулись в путь; с трудом пять худых кляч тащили наши повозки по извилистой дороге на Гуд-гору; мы шли пешком сзади, подкладывая камни под колеса, когда лошади выбивались из сил; казалось, дорога вела на небо, потому что, сколько глаз мог разглядеть, она все поднималась и наконец пропадала в облаке, которое еще с вечера отдыхало на вершине Гуд-горы, как коршун, ожидающий добычу; снег хрустел под ногами нашими; воздух становился так редок, что было больно дышать; кровь поминутно приливала в голову, но со всем тем какое-то отрадное чувство распространилось по всем
моим жилам, и мне было как-то весело, что я так высоко над миром: чувство детское, не спорю, но, удаляясь от
условий общества и приближаясь к природе, мы невольно становимся детьми; все приобретенное отпадает от души, и она делается вновь такою, какой была некогда и, верно, будет когда-нибудь опять.
— А вот слушайте: Грушницкий на него особенно сердит — ему первая роль! Он придерется к какой-нибудь глупости и вызовет Печорина на дуэль… Погодите; вот в этом-то и штука… Вызовет на дуэль: хорошо! Все это — вызов, приготовления,
условия — будет как можно торжественнее и ужаснее, — я за это берусь; я буду твоим секундантом,
мой бедный друг! Хорошо! Только вот где закорючка: в пистолеты мы не положим пуль. Уж я вам отвечаю, что Печорин струсит, — на шести шагах их поставлю, черт возьми! Согласны ли, господа?
Доктор согласился быть
моим секундантом; я дал ему несколько наставлений насчет
условий поединка; он должен был настоять на том, чтобы дело обошлось как можно секретнее, потому что хотя я когда угодно готов подвергать себя смерти, но нимало не расположен испортить навсегда свою будущность в здешнем мире.
— Прекрасно, — промолвил Павел Петрович и поставил трость в угол. — Мы сейчас скажем несколько слов об
условиях нашей дуэли; но я сперва желал бы узнать, считаете ли вы нужным прибегнуть к формальности небольшой ссоры, которая могла бы служить предлогом
моему вызову?
— Прошедшего не воротишь, Анна Сергеевна… а рано или поздно это должно было случиться, следовательно, мне надобно уехать. Я понимаю только одно
условие, при котором я бы мог остаться; но этому
условию не бывать никогда, ведь вы, извините
мою дерзость, не любите меня и не полюбите никогда?
— Ага! Ну — с ним ничего не выйдет. И вообще — ничего не будет! Типограф и бумажник сбесились, ставят такие смертные
условия, что проще сразу отдать им все
мои деньги, не ожидая, когда они вытянут их по сотне рублей. Нет, я, кажется, уеду в Японию.
— Да! — сказала она, — хочу, и это одно
условие моего счастья; я другого не знаю и не желаю…
— Я не за тем пришла к тебе, бабушка, — сказала Вера. — Разве ты не знаешь, что тут все решено давно? Я ничего не хочу, я едва хожу — и если дышу свободно и надеюсь ожить, так это при одном
условии — чтоб мне ничего не знать, не слыхать, забыть навсегда… А он напомнил! зовет туда, манит счастьем, хочет венчаться!.. Боже
мой!..
Заметь себе, друг
мой, странность: всякий француз может служить не только своей Франции, но даже и человечеству, единственно под тем лишь
условием, что останется наиболее французом; равно — англичанин и немец.
— Отчего же, я с удовольствием взялся бы похлопотать… У меня даже есть план, очень оригинальный план. Только с одним
условием: половина ваша, а другая —
моя. Да… Но прежде чем я вам его раскрою, скажите мне одно: доверяете вы мне или нет? Так и скажите, что думаете в настоящую минуту…
Около устья Уленгоу жил удэгеец Сунцай. Это был типичный представитель своего народа. Он унаследовал от отца шаманство. Жилище его было обставлено множеством бурханов. Кроме того, он славился как хороший охотник и ловкий, энергичный и сильный пловец на лодках по быстринам реки. На
мое предложение проводить нас до Сихотэ-Алиня Сунцай охотно согласился, но при
условии, если я у него простою один день.
— Не обидно ли мне это
условие, Александр? Что ты, по
моему мнению, вор, что ли?
— Нынче поутру Кирсанов дал мне адрес дамы, которая назначила мне завтра быть у нее. Я лично незнаком с нею, но очень много слышал о ней от нашего общего знакомого, который и был посредником. Мужа ее знаю я сам, — мы виделись у этого
моего знакомого много раз. Судя по всему этому, я уверен, что в ее семействе можно жить. А она, когда давала адрес
моему знакомому, для передачи мне, сказала, что уверена, что сойдется со мною в
условиях. Стало быть,
мой друг, дело можно считать почти совершенно конченным.
— Ты дурно поступаешь со мною, Дмитрий. Я не могу не исполнить твоей просьбы. Но, в свою очередь, я налагаю на тебя одно
условие. Я буду бывать у вас; но, если я отправлюсь из твоего дома не один, ты обязан сопровождать меня повсюду, и чтоб я не имел надобности звать тебя, — слышишь? — сам ты, без
моего зова. Без тебя я никуда ни шагу, ни в оперу, ни к кому из знакомых, никуда.
В одном-то из них дозволялось жить бесприютному Карлу Ивановичу с
условием ворот после десяти часов вечера не отпирать, —
условие легкое, потому что они никогда и не запирались; дрова покупать, а не брать из домашнего запаса (он их действительно покупал у нашего кучера) и состоять при
моем отце в должности чиновника особых поручений, то есть приходить поутру с вопросом, нет ли каких приказаний, являться к обеду и приходить вечером, когда никого не было, занимать повествованиями и новостями.
Разумеется,
мой отец не ставил его ни в грош, он был тих, добр, неловок, литератор и бедный человек, — стало, по всем
условиям стоял за цензом; но его судорожную смешливость он очень хорошо заметил. В силу чего он заставлял его смеяться до того, что все остальные начинали, под его влиянием, тоже как-то неестественно хохотать. Виновник глумления, немного улыбаясь, глядел тогда на нас, как человек смотрит на возню щенят.
Отец
мой провел лет двенадцать за границей, брат его — еще дольше; они хотели устроить какую-то жизнь на иностранный манер без больших трат и с сохранением всех русских удобств. Жизнь не устроивалась, оттого ли, что они не умели сладить, оттого ли, что помещичья натура брала верх над иностранными привычками? Хозяйство было общее, именье нераздельное, огромная дворня заселяла нижний этаж, все
условия беспорядка, стало быть, были налицо.
Месяцев через десять обыкновенно Карл Иванович, постарше, поизмятее, победнее и еще с меньшим числом зубов и волос, смиренно являлся к
моему отцу с запасом персидского порошку от блох и клопов, линялой тармаламы, ржавых черкесских кинжалов и снова поселялся в пустом доме на тех же
условиях: исполнять комиссии и печь топить своими дровами.
После Июньских дней
мое положение становилось опаснее; я познакомился с Ротшильдом и предложил ему разменять мне два билета московской сохранной казны. Дела тогда, разумеется, не шли, курс был прескверный;
условия его были невыгодны, но я тотчас согласился и имел удовольствие видеть легкую улыбку сожаления на губах Ротшильда — он меня принял за бессчетного prince russe, задолжавшего в Париже, и потому стал называть «monsieur le comte». [русского князя… «господин граф» (фр.).]
Но дух
мой оставался свободным, независимым от окружающих
условий, обращенным к творчеству.
Трудно было разобрать, говорит ли он серьезно, или смеется над
моим легковерием. В конце концов в нем чувствовалась хорошая натура, поставленная в какие-то тяжелые
условия. Порой он внезапно затуманивался, уходил в себя, и в его тускневших глазах стояло выражение затаенной печали… Как будто чистая сторона детской души невольно грустила под наплывом затягивавшей ее грязи…
Я уверен, что многие
мои сверстники, выраставшие в
условиях ликвидации крепостного строя — в той или другой форме, в той или другой степени, вспомнят это особое сложное «деревенское впечатление»…
— Заметьте, что раньше мы могли сойтись на более выгодных для вас
условиях, — заметил Стабровский на прощанье. — А затем, я сейчас мог бы предложить вам еще более тяжелые… Но это не в
моих правилах, и я никому не желаю зла.
Не обличи меня, любезный читатель, в
моем воровстве; с таким
условием я и тебе сообщу, что я подтибрил.
С тобой возвратится ко мне спокойствие духа, которое — важное
условие в болезни
моей.
[Рассказ Пущина о своем участии в Тайном обществе, о своем взгляде на привлечение Пушкина к заговору не мог появиться в 1859 г. в печати по цензурным
условиям (все шесть абзацев: «Встреча
моя с Пушкиным…» — «Конечно, болтовня», стр. (68–70).
Тут просто действует провидение, и я только должен благодарить бога и добрую женщину. Теперь подготовляю, что нужно для дороги, и с полной уверенностью провожу Аннушку. Может быть, бог даст, и сам когда-нибудь ее увижу за Уралом… Жаль, что я не могу тебе послать теперь письма Дороховой, — впрочем, если Мария Николаевна поедет с Аннушкой, то я тебе с нею их перешлю, но только с тем непременным
условием, чтобы ты мне их возвратил. Это
мое богатство. Не знаю, за что эта добрая женщина с такою дружбою ко мне…
— Вы правильно поступили, Тамара, — сказала, наконец, Эмма Эдуардовна. — Вы умно сделали, что не подошли, подобно этим овцам, поцеловать у меня руку. Но все равно я вас до этого не допустила бы. Я тут же при всех хотела, когда вы подойдете ко мне, пожать вам руку и предложить вам место первой экономки, — вы понимаете? —
моей главной помощницы — и на очень выгодных для вас
условиях.
— Нет,
мой друг, это дело надо разыскать. Если б он верный слуга тебе был, согласился ли бы он допустить, чтоб ты такое невыгодное
условие для себя сделал? Вот Анисимушко — тот прямо Савве Силычу сказал:"Держитесь Гулина, ни за что крестьянам его не отрезывайте!"Ну, Савва Силыч и послушался.
Подходя к своему дому, Ромашов с удивлением увидел, что в маленьком окне его комнаты, среди теплого мрака летней ночи, брезжит чуть заметный свет. «Что это значит? — подумал он тревожно и невольно ускорил шаги. — Может быть, это вернулись
мои секунданты с
условиями дуэли?» В сенях он натолкнулся на Гайнана, не заметил его, испугался, вздрогнул и воскликнул сердито...
—
Условия мои всегда одинаковы.
— Ну-с, mon cher Capotte, — начал я, — так вы изъявляете готовность быть
моим собеседником… Какие же ваши
условия?
Эти
условия были положительно тяжелы для
моего бюджета, но страх вновь увидеть во сне свинью был так велик, что я, не долго думая, согласился.
— Ну-с, так это исходный пункт. Простить — это первое
условие, но с тем, чтоб впредь в тот же грех не впадать, — это второе
условие. Итак, будем говорить откровенно. Начнем с народа. Как земец, я живу с народом, наблюдаю за ним и знаю его. И убеждение, которое я вынес из
моих наблюдений, таково: народ наш представляет собой образец здорового организма, который никакие обольщения не заставят сойти с прямого пути. Согласны?
— А я вас благодарю; только тут, милостивый государь, у меня есть одно маленькое
условие: кто
моего коня берет, тот должен у меня хлеба-соли откушать, обедать: это плата за провоз.
— Девушка бесподобная — про это что говорить! Но во всяком случае, как женщина умная, самолюбивая и, может быть, даже несколько по характеру ревнивая, она, конечно, потребует полного отречения от старой привязанности. Я считаю себя обязанным поставить вам это первым
условием: счастие Полины так же для меня близко и дорого, как бы счастие
моей собственной дочери.
— Хорошо; найдется другой, посторонний, кто примет участие в
моей горькой обиде. Вы только возьмите на себя труд поговорить с графом, узнать
условия…
— Я потому упомянул о недорогой цене
моего имения, — продолжал он, — что так как вы теперь находитесь за границей, то я не могу предполагать у вас много свободных денег и, наконец, я сам чувствую, что продажа… или покупка имения при подобных
условиях есть нечто ненормальное, и я должен взять это в соображение.
Дмитрий был общителен и кроток, не поправлял головой галстука, не подмигивал нервически и не зажмуривался; я был доволен теми благородными чувствами, которые ему высказал, полагая, что за них он совершенно простил мне
мою постыдную историю с Колпиковым, не презирает меня за нее, и мы дружно разговорились о многом таком задушевном, которое не во всяких
условиях говорится друг другу.
— А? Что? Вы, кажется, сказали «всё равно»? — затрещал Петр Степанович (Николай Всеволодович вовсе ничего не говорил). — Конечно, конечно; уверяю вас, что я вовсе не для того, чтобы вас товариществом компрометировать. А знаете, вы ужасно сегодня вскидчивы; я к вам прибежал с открытою и веселою душой, а вы каждое
мое словцо в лыко ставите; уверяю же вас, что сегодня ни о чем щекотливом не заговорю, слово даю, и на все ваши
условия заранее согласен!
— Только одно
условие! — начал затем Егор Егорыч. — Вы поезжайте и переселяйтесь в губернский город; несмотря на то, вы остаетесь
моим священником на руге у меня, и я буду высылать вам все деревенские запасы из хлеба и живности.
— Я теперь собственно потому опоздал, что был у генерал-губернатора, которому тоже объяснил о
моей готовности внести на спасение от голодной смерти людей триста тысяч, а также и о том
условии, которое бы я желал себе выговорить: триста тысяч я вношу на покупку хлеба с тем лишь, что самолично буду распоряжаться этими деньгами и при этом обязуюсь через две же недели в Москве и других местах, где найду нужным, открыть хлебные амбары, в которых буду продавать хлеб по ценам, не превышающим цен прежних неголодных годов.
— Я уже опоздал на целую минуту, — сказал он, смотря на часы, — затем, прощайте! И буде
условия мои будут признаны необременительными, то прошу иметь в виду!
А когда в 1894 году я издал «Забытую тетрадь»,
мой первый сборник стихов, эти самые «Бурлаки» по цензурным
условиям были изъяты и появились в следующих изданиях «Забытой тетради»…
Вам, как врачу, гораздо лучше
моего известно, какой процент приходится на долю сифилиса, пьянства и чудовищных
условий прозябания в этих проклятых бараках и землянках…
На
мой вкус, эта храбрость не симпатична; однако не могу не сказать в ее оправдание, что при известных
условиях она принимает почти обязательный характер.