Неточные совпадения
У одного вода размягчит
мозг, другой,
падая, сплюснет его, оба останутся идиотами, третий не
упадет, не умрет скарлатиной — и сделается поэтом, военачальником, бандитом, судьей.
Харитина
упала в траву и лежала без движения, наслаждаясь блаженным покоем. Ей хотелось вечно так лежать, чтобы ничего не знать, не видеть и не слышать. Тяжело было даже думать, — мысли точно сверлили
мозг.
Советую и всем охотникам делать то же, и делать аккуратно, потому что птица, приколотая вскользь, то есть так, что перо не
попадет в
мозг, а угодит как-нибудь мимо, также может улететь, что со мной случалось не один раз, особенно на охоте за осенними тетеревами.
— Были у нас в городе вольтижеры, — говорила она ему, — только у них маленький этот мальчик, который прыгает сквозь обручи и сквозь бочку, как-то в середину-то бочки не
попал, а в край ее головой ударился, да так как-то пришлось, что прямо теменным швом: череп-то весь и раскололся, мозг-то и вывалился!..
Кожемякину хотелось
спать, но возникло желание прощально подумать, сказать себе и людям какое-то веское, точное слово: он крепко упёрся подбородком в грудь, напрягся и выдавил из усталого
мозга краткое, обиженное восклицание...
Я
спал безмятежно сном совершенно мертвым, каким только можно
спать после тысячеверстного пути на перекладной телеге, и вдруг сквозь этот невероятный сон я услышал заупокойное пение «Святый Боже», затем ужасный, потрясающий крик, стон, вопль — не знаю, как вам и назвать этот ужасный звук, от которого еще сейчас ноет
мозг костей моих…
Луна меня тревожит: лучи ее как будто
падают мне прямо в
мозг и в сердце.
Завтра, когда будет всходить солнце, это человеческое лицо исказится нечеловеческой гримасой, зальется густою кровью
мозг и вылезут из орбит остекленевшие глаза, — но сегодня она
спит тихо и улыбается в великом бессмертии своем.
Если он не ел, то непременно
спал где-нибудь: или под лавкой в «Камчатке», или в нише коридора под ворохом шинелей. Он был развращен действительно уж «до
мозга костей». Невозможно описать всех тех гадостей, какие он проделывал с некоторыми из первоклассников, проделывал открыто, так сказать, всенародно, нимало не смущаясь вниманием собравшейся публики.
— Спасите! — заревел Кальсонер, меняя тонкий голос на первый свой медный бас. Оступившись, он с громом
упал вниз затылком. Удар не прошел ему даром. Обернувшись в черного кота с фосфорными глазами, он вылетел обратно, стремительно и бархатно пересек площадку, сжался в комок и, прыгнув на подоконник, исчез в разбитом стекле и паутине. Белая пелена на миг заволокла коротковский
мозг, но тотчас свалилась, и наступило необыкновенное прояснение.
Такое кружево
падало на
мозг и сердце и больно давило и то и другое, сжимая его своим жестким, мучительно разнообразным рисунком.
Астреин совсем опустился. Он не только целый день ходил в пальто и калошах, но и
спал в них, не раздеваясь. С утра до вечера он пил водку, иногда пил ее даже проснувшись среди ночи, доставая бутылку, из-под кровати. Воспаленный
мозг его одиноко безумствовал в сладострастных оргиях.
Михаил. Тысяча извинений, но я буду продолжать… Я считаю это объяснение решительным. До моего отъезда в отпуск я держал завод вот так (показывает сжатый кулак.), и у меня никто не смел пищать! Все эти воскресные развлечения, чтения и прочие штуки я, как вам известно, не считал полезными в наших условиях… Сырой русский
мозг не вспыхивает огнем разума, когда в него
попадает искра знания, — он тлеет и чадит…
— Да, пружина в
мозгу лопнула. Смерть не люблю глупых! — вздохнул Игнат, полезая на печь. — Ну, божий человек, рано еще вставать, давай
спать полным ходом…
Он больно треплет ее за ухо, а она встряхивает головой, качает колыбель и мурлычет свою песню. Зеленое пятно и тени от панталон и пеленок колеблются, мигают ей и скоро опять овладевают ее
мозгом. Опять она видит шоссе, покрытое жидкою грязью. Люди с котомками на спинах и тени разлеглись и крепко
спят. Глядя на них, Варьке страстно хочется
спать; она легла бы с наслаждением, но мать Пелагея идет рядом и торопит ее. Обе они спешат в город наниматься.
Варька берет ребенка, кладет его в колыбель и опять начинает качать. Зеленое пятно и тени мало-помалу исчезают, и уж некому лезть в ее голову и туманить
мозг. А
спать хочется по-прежнему, ужасно хочется! Варька кладет голову на край колыбели и качается всем туловищем, чтобы пересилить сон, но глаза все-таки слипаются, и голова тяжела.
В усталом
мозгу Володи бродили неясные, бессвязные мысли. И Петербург, и ураган, и катание в парке, и крокодил — все как-то перепуталось. Ему хотелось вспомнить маленькую квартиру на Офицерской: как-то там поживают?.. Здоровы ли все? — но голова его не слушала, глаза точно сквозь дымку смотрели через полог, и Володя через минуту уже
спал крепким сном.
— Неужто же ты, Лара, будешь смотреть спокойно, как меня, твоего брата, повезут в острог? Пожалей же меня наконец, — приставал он, — не губи меня вдосталь: ведь я и так всю мою жизнь провел бог знает как, то в тюрьме, то в ссылке за политику, а потом очутился в таких жестоких комбинациях, что от женского вопроса у меня весь
мозг высох и уже сердце перестает биться. Еще одна какая-нибудь
напасть, и я лишусь рассудка и, может быть, стану такое что-нибудь делать, что тебе будет совестно и страшно.
Но это шутки. Я хочу быть серьезен. Мне нравится кардинал X., и Я позволю ему слегка позолотиться около Моих миллиардов. И Я устал. Надо
спать. Меня уже поджидают Моя постель и Вандергуд. Я закрою свет и в темноте еще минуту буду слушать, как утомленно стучит Мой счетчик, а потом придет гениальный, но пьяный пианист и начнет барабанить по черным клавишам Моего
мозга. Он все помнит и все забыл, этот гениальный пьяница, и вдохновенные пассажи мешает с икотой.
Он давно не
спал, как казалось теперь, очень давно, и мешал ему уснуть какой-то пустяк, который брезжил в
мозгу, как только закрывались глаза.
И он сам знал, что его любят. Он был уверен в этом. Страдал же он от одной мысли… Эта мысль душила его
мозг, заставляла его бесноваться, плакать, не давала ему пить, есть,
спать… Она отравляла его жизнь. Он клялся в любви, а она в это время копошилась в его
мозгу и стучала в его виски.
Опять мелькнули в ее
мозгу прозрачное лицо Калерии и взгляд ее кротких улыбающихся глаз. Злоба сдавила горло. Она начала метаться,
упав навзничь, и разметала руки. Уничтожить разлучницу — вот что заколыхало Серафиму и забило ей в виски молотками.
Видит далее она на сером фоне, как муж ее каждую весну ищет денег, чтобы уплатить проценты в банк, где заложено имение. Не
спит он, не
спит она, и оба до боли в
мозгу думают, как бы избежать визита судебного пристава.
Куда бы ни стреляли, мне все
попадает в
мозг, — вы говорите — дом.
А тот в оркестре, что играл на трубе, уже носил, видимо, в себе, в своем
мозгу, в своих ушах, эту огромную молчаливую тень. Отрывистый и ломаный звук метался, и прыгал, и бежал куда-то в сторону от других — одинокий, дрожащий от ужаса, безумный. И остальные звуки точно оглядывались на него; так неловко, спотыкаясь,
падая и поднимаясь, бежали они разорванной толпою, слишком громкие, слишком веселые, слишком близкие к черным ущельям, где еще умирали, быть может, забытые и потерянные среди камней люди.
— Где им! Почитай, только
мозги расковыряли, ежели пуля в голову
попала, то уж какие там доктора…
Оказывается, и вчерашнего приказания эвакуировать раненых они тоже не исполнили, а всю ночь оперировали. У одного солдата, раненного в голову, осколок височной кости повернулся ребром и врезался в
мозг; больной рвался, бился, сломал под собою носилки. Ему сделали трепанацию, вынули осколок, — больной сразу успокоился; может быть, был спасен. Если бы он
попал к нам, его с врезавшимся в
мозг осколком повезли бы в тряской повозке на Фушунскую ветку, кость врезывалась бы в
мозг все глубже…
Петр Федорович производил на нее какое-то подавляющее влияние страха и ужаса. При нем она не могла мыслить и рассуждать. Когда он уехал, то тяжесть
спала с ее души, и в ее
мозгу как будто рассеялся сгустившийся там туман…
Эти мысли каплями раскаленного свинца
падали на его
мозг.
Ну тут у ротного и слов не стало, — случай уж больно непредвиденный. Потряс фельдфебеля за грудки, перчатку собачьей кожи в шматки порвал. Полуротный, само собой, подскочил, на голову показывает: спятил, мол, фельдфебель, в
мозги вода
попала. Как прикажете?
Оба они, пропитанные до
мозга костей балетными традициями, а особенно последний, быть может совершенно искренне желали счастия Марго и заботились о ее судьбе, а эта судьба в среде звезд парусинного неба всецело определялась словами «
попасть на содержание».
Его туловище с раздробленной головой грузно
упало на одну сторону кресла. Окровавленный
мозг обрызгал кругом ковер и мебель.
«Еще насмехается, за что же, за что?» — пронеслось в его голове, и он в изнеможении скорее
упал, нежели сел в кресло. Вся кровь прилила ему к голове, перед глазами запрыгали какие-то зеленые круги. Мысль, что пригласительный билет прислала ему его Талечка — счастливая невеста другого, жгла ему
мозг, лишала сознания.
Тут ему захотелось
спать как следует: веки отяжелели,
мозг утомился и из груди вылетел стон облегчения.
Ломаным русским языком, долго проживавший в Москве — он прибыл в царствование Алексея Михайловича — Краузе объяснил Петру Ананьеву, что нашел его на улице, недалеко от дома, в бесчувственном состоянии и перетащил к себе и стал расспрашивать, кто он и что с ним. Петр Ананьев хотел было пуститься в откровенность, но блеснувшая мысль, что его отправят назад к помещику, оледенила его
мозг, и он заявил попросту, что он не помнит, кто он и откуда
попал к дому его благодетеля. Немец лукаво улыбнулся и сказал...
Давно была пора заняться зубами — многие ныли. Но в вихре работы и сама боль ощущалась только как-то на поверхности
мозга, не входя в глубь сознания. Однако в последнюю ночь зубы так разболелись, что Лелька совсем не
спала и утром пошла в заводскую амбулаторию к зубному врачу.
Постоянно болела голова. И работоспособность
падала. Мутная вялость была в
мозгах и неповоротливость. Исанка пошла на прием к их профессору-невропатологу. Вышла от него потрясенная. Села на скамейку в аллее Девичьего Поля.
Он не
спал и не бодрствовал: одни члены его тела еще кое-как передавали свои ощущения
мозгу, другие же
спали в глубоком оцепенении.