Неточные совпадения
Человек не только один из
объектов этого
мира, он прежде всего субъект, из
объекта не выводимый.
Исторический
мир или, вернее, исторические
миры, которые познаются из
объекта, имеют дело уже с объективацией.
Экстаз, который считают характерным для некоторых форм мистики, есть выход из разделения на субъект и
объект, есть приобщение не к общему и объективированному
миру, а к первореальности духовного
мира.
Христианская философия есть философия субъекта, а не
объекта, «я», а не
мира; философия, выражающаяся в познании искупленности субъекта-человека из-под власти объекта-необходимости.
Но сейчас я остро сознаю, что, в сущности, сочувствую всем великим бунтам истории — бунту Лютера, бунту разума просвещения против авторитета, бунту «природы» у Руссо, бунту французской революции, бунту идеализма против власти
объекта, бунту Маркса против капитализма, бунту Белинского против мирового духа и мировой гармонии, анархическому бунту Бакунина, бунту Л. Толстого против истории и цивилизации, бунту Ницше против разума и морали, бунту Ибсена против общества, и самое христианство я понимаю как бунт против
мира и его закона.
Идея же греха и вытекающей из него болезненности бытия дана нам до всех категорий, до всякого рационализирования, до самого противоположения субъекта
объекту; она переживается вне времени и пространства, вне законов логики, вне этого
мира, данного рациональному сознанию.
Воля наша избрала данный нам в опыте
мир, «этот»
мир,
объектом своей любви, и он стал для нас принудителен, стал навязчив.
Только церковная гносеология владеет тем соборным большим разумом, который одинаково живет в субъекте и
объекте, в человеке и в
мире.
В соборном, церковном опыте дано бытие, душа
мира, мать-земля до рационалистического распадения на субъект и
объект, до всякого отвлеченного знания.
Это отпадение разделяет субъект и
объект и делает восприятие
мира смутным и нездоровым.
Без Бога, без божественного сознания не только Бога, но и
мира и человека нельзя познать, так как рациональность субъекта ничего не может поделать с иррациональностью
объекта.
Для данного
мира действительности,
мира видимого,
объекта знания, волевой акт свободного избрания, т. е. акт веры, уже совершен, совершен в таинственной глубине бытия; для
мира же иного,
мира невидимых вещей, мы вновь должны совершить акт свободного волевого избрания, избрания того
мира предметом своей любви, т. е. акт веры.
Но оба они одной крови, для обоих субъект был безнадежно оторван от
объекта, оба сносились с живым
миром через посредников, не знали непосредственного касания мышления бытию.
Познание наше болезненно не потому, что субъект конструирует
объект, опосредствывает, что опыт есть лишь наше субъективное состояние или что знание есть лишь копия, отражение действительности, причем наш познавательный механизм оказывается кривым зеркалом, а потому, что все бытие наше болезненно, что
мир греховен, что все в
мире разорвано.
Как могло случиться, что философия, жаждавшая познать бытие, постигнуть
мир, дошла до упразднения своего
объекта, до признания своей цели иллюзорной?
— Шекспир всеобъемлющ, — лупил, не слушая своего оппонента, Долгов, — как бог творил
мир, так и Шекспир писал; у него все внутренние силы нашей планеты введены в
объект: у него есть короли — власть!.. У него есть тени, ведьмы — фатум!.. У него есть народ — сила!
Красота формы, состоящая в единстве идеи и образа, общая принадлежность «е только искусства (в эстетическом смысле слова), но и всякого человеческого дела, совершенно отлична от идеи прекрасного, как
объекта искусства, как предмета нашей радостной любви в действительном
мире.
А так как
объектом для еды служит все разнообразие органической природы, то не трудно себе представить, какое бесчисленное количество механических и химических метаморфоз может произойти в этом безграничном
мире чудес, если хозяином в нем явится мечтатель, охотник пожрать!
Каждый творческий акт стремится стать абсолютным не только по своему источнику, ибо в нем ищет выразиться невыразимое, трансцендентное всяким выявлениям ядро личности, — но и по своему устремлению: он хочет сотворить
мир в красоте, победить и убедить ею хаос, а спасает и убеждает — кусок мрамора (или иной
объект искусства), и космоургические волны бессильно упадают в атмосфере, тяжелой от испарений материи.
Объект религии, Бог, есть нечто, с одной стороны, совершенно трансцендентное, иноприродное, внешнее
миру и человеку, но, с другой, он открывается религиозному сознанию, его касается, внутрь его входит, становится его имманентным содержанием.
Ложный спиритуализм в любви есть такая же ошибка эротического суждения, как и голая чувственность, обнаженная похоть, ибо истинным
объектом любви является воплощенный дух или одуховленная плоть [Каббала дает такое объяснение брака: «Все духи и души, раньше чем они отправляются в этот (низший)
мир, состоят из мужской и женской части, которые (наверху) соединены в одно существо.
Актуальность ничто есть поэтому метафизическое хищение, на которое, однако, наперед дано было соизволение Творца всяческих, возлюбившего
мир в его свободе, а не в качестве только
объекта Своего всемогущества.
Ненависть и убийство существуют лишь в
мире, где люди стали
объектами, где человеческое существование объективировано.
Личность не может познаваться как
объект, как один из
объектов в ряде других
объектов мира, как часть
мира.
Пол, через могущественное бессознательное влечение, приковывает человека к объективированному
миру, в котором царствуют детерминизм, необходимость, определяемость не изнутри, а извне, от человеческой природы, изошедшей в
объект.
Романтизм означает разрыв субъективного и объективного, субъект не хочет быть частью
объекта, раскрывается бесконечность субъективного
мира.
Общения же в
мире экзистенциальном, не знающем
объектов, принадлежат царству свободы, означают освобожденность от рабства.
Бог, понятый как
объект со всеми свойствами объективированного
мира, стал источником рабства.
Личность есть субъект, а не
объект среди
объектов, и она вкоренена во внутреннем плане существования, т. е. в
мире духовном, в
мире свободы.
К мышлению об обществе, свободном от категорий господства и рабства, неприменимы обычные социологические понятия, оно предполагает отрешенность, негативность в отношении ко всему, на чем покоится общество в царстве кесаря, т. е. в
мире объективированном, где человек становится тоже
объектом.
Эгоцентризм означает двойное рабство человека — рабство у самого себя, у своей затверделой самости и рабство у
мира, превращенного исключительно в
объект, извне принуждающий.
Но собственность же может сделать человека рабом, рабом материального
мира, рабом
объектов.
Авторитет вовсе не переходит от
объекта к субъекту как предмет материального
мира.
Смысл не в
объекте, входящем в мысль, и не в субъекте, конструирующем свой
мир, а в третьей, не объективной и не субъективной сфере, в духовном
мире, духовной жизни, где все активность и духовная динамика.
Не может быть философии о чужих идеях, о
мире идей, как предмете, как
объекте, философия может быть лишь о своих идеях, о духе, о человеке в себе и из себя, т. е. интеллектуальным выражением судьбы философа.
Совершенно ошибочно признавать лишь два направления в теории познания — реализм, для которого восприятие и познание определяется целиком
объектом как подлинной реальностью, и идеализм, для которого
мир есть лишь создание субъекта.
Она означает падшесть
мира, его раздробленность и порабощенность, причем экзистенциальные субъекты, личности превращены в вещи, в предметы, в
объекты.
В
мире объективации нет отношения к живой, конкретной личности, а есть отношение к
объектам.
Это значит, что духовность должна быть реализована, а не символизирована в
мире, реализована в существовании, а не в
объекте.
Объект создается субъектом путем объективации продуктов мысли, гипостазирования понятий, потому что субъект находится в падшем состоянии, в разобщении и раздоре с другими субъектами и с Божьим
миром, космосом.
Когда субъективный дух объективируется, то он вовсе не выходит к «ты», к другому субъективному духу, не общается и не соединяется с ним, а выходит к
объекту, к объективному
миру, который не имеет своего собственного существования и связан с существованием лишь в скрытом за ним субъективном духе.
Этим приписывалась духу реальность, подобная реальности
объектов объективного
мира.
Совсем не верно, что
мир творится субъектом,
мир творится Богом, но Бог творит не
объекты, не вещи, а живые, творческие субъекты.
Но можно ли обрести реальность духа, показать его реальность, как
объекта в
мире?
Эта замечательная в своем роде философия послушно отражает греховное бессилие человеческого творчества и греховный разрыв субъекта и
объекта, человека и
мира.
А для Гегеля «
мир есть не только
объект разума, но также и его проявление».
В нем есть мучительный переизбыток энергии, требующий исхода в
мир, в
объект.
Возможна ли для человека динамика во вне, объективное обнаружение его творчества в
мире без того рокового разрыва субъекта и
объекта и той роковой противоположности между творчеством и бытием, о которых говорит критическая гносеология?
Ревнующие думают, что им принадлежат
объекты их любви, в то время как они принадлежат Богу и
миру.
— Ба! — воскликнул он. — Я, кажется, не сумел заинтересовать тебя, я совершенно позабыл, что ты человек иного
мира и смотришь на всех людей, как на
объектов твоей науки, которая одна для тебя и жена, и любовница.