Разница только в том, что в случае знания о внутреннем мире и объект знания, и процесс сравнивания его находятся в сфере «я», а при познании внешнего
мира объект находится вне я, а сравнивание его происходит в я.
Значит, в процессе познания внешнего
мира объект трансцендентен в отношении к познающему я, но, несмотря на это, он остается имманентным самому процессу знания; следовательно, знание о внешнем мире есть процесс, одною своею стороною разыгрывающий в мире не-я (материал знания), а другой стороной совершающийся в мире «я» (сравнивание)».
Неточные совпадения
В соборном, церковном опыте дано бытие, душа
мира, мать-земля до рационалистического распадения на субъект и
объект, до всякого отвлеченного знания.
Воля наша избрала данный нам в опыте
мир, «этот»
мир,
объектом своей любви, и он стал для нас принудителен, стал навязчив.
Для данного
мира действительности,
мира видимого,
объекта знания, волевой акт свободного избрания, т. е. акт веры, уже совершен, совершен в таинственной глубине бытия; для
мира же иного,
мира невидимых вещей, мы вновь должны совершить акт свободного волевого избрания, избрания того
мира предметом своей любви, т. е. акт веры.
Без Бога, без божественного сознания не только Бога, но и
мира и человека нельзя познать, так как рациональность субъекта ничего не может поделать с иррациональностью
объекта.
Только церковная гносеология владеет тем соборным большим разумом, который одинаково живет в субъекте и
объекте, в человеке и в
мире.
Как могло случиться, что философия, жаждавшая познать бытие, постигнуть
мир, дошла до упразднения своего
объекта, до признания своей цели иллюзорной?
Но оба они одной крови, для обоих субъект был безнадежно оторван от
объекта, оба сносились с живым
миром через посредников, не знали непосредственного касания мышления бытию.
Познание наше болезненно не потому, что субъект конструирует
объект, опосредствывает, что опыт есть лишь наше субъективное состояние или что знание есть лишь копия, отражение действительности, причем наш познавательный механизм оказывается кривым зеркалом, а потому, что все бытие наше болезненно, что
мир греховен, что все в
мире разорвано.
Это отпадение разделяет субъект и
объект и делает восприятие
мира смутным и нездоровым.
Идея же греха и вытекающей из него болезненности бытия дана нам до всех категорий, до всякого рационализирования, до самого противоположения субъекта
объекту; она переживается вне времени и пространства, вне законов логики, вне этого
мира, данного рациональному сознанию.
Но и социализм, в большинстве случаев основанный на ложной метафизике, признает
мир объектов первичной реальностью, мир же субъекта — вторичный.
Неточные совпадения
Человек не только один из
объектов этого
мира, он прежде всего субъект, из
объекта не выводимый.
Исторический
мир или, вернее, исторические
миры, которые познаются из
объекта, имеют дело уже с объективацией.
Экстаз, который считают характерным для некоторых форм мистики, есть выход из разделения на субъект и
объект, есть приобщение не к общему и объективированному
миру, а к первореальности духовного
мира.
Христианская философия есть философия субъекта, а не
объекта, «я», а не
мира; философия, выражающаяся в познании искупленности субъекта-человека из-под власти объекта-необходимости.
Но сейчас я остро сознаю, что, в сущности, сочувствую всем великим бунтам истории — бунту Лютера, бунту разума просвещения против авторитета, бунту «природы» у Руссо, бунту французской революции, бунту идеализма против власти
объекта, бунту Маркса против капитализма, бунту Белинского против мирового духа и мировой гармонии, анархическому бунту Бакунина, бунту Л. Толстого против истории и цивилизации, бунту Ницше против разума и морали, бунту Ибсена против общества, и самое христианство я понимаю как бунт против
мира и его закона.