Неточные совпадения
И он опять кивнул на пачки. Он двинулся было
встать кликнуть в дверь
Марью Кондратьевну, чтобы та сделала и принесла лимонаду, но, отыскивая чем бы накрыть деньги, чтобы та не увидела их, вынул было сперва платок, но так как тот опять оказался совсем засморканным, то взял со стола ту единственную лежавшую на нем толстую желтую книгу, которую заметил, войдя, Иван, и придавил ею деньги. Название книги было: «Святого отца нашего Исаака Сирина слова». Иван Федорович успел машинально прочесть заглавие.
— А тому назначается, — возразила она, — кто никогда не сплетничает, не хитрит и не сочиняет, если только есть на свете такой человек. Федю я знаю хорошо; он только тем и виноват, что баловал жену. Ну, да и женился он по любви, а из этих из любовных свадеб ничего путного никогда не выходит, — прибавила старушка, косвенно взглянув на
Марью Дмитриевну и
вставая. — А ты теперь, мой батюшка, на ком угодно зубки точи, хоть на мне; я уйду, мешать не буду. — И Марфа Тимофеевна удалилась.
— А так, голубь мой сизокрылый… Не чужие, слава богу, сочтемся, — бессовестно ответил Мыльников, лукаво подмигивая. — Сестрице Марье Родивоновне поклончик скажи от меня… Я, брат, свою родню вот как соблюдаю. Приди ко мне на жилку сейчас сам Карачунский: милости просим — хошь к вороту
вставай, хошь на отпорку. А в дудку не пущу, потому как не желаю обидеть Оксю. Вот каков есть человек Тарас Мыльников… А сестрицу
Марью Родивоновну уважаю на особицу за ее развертной карахтер.
Мари некоторое время оставалась в прежнем положении, но как только раздались голоса в номере ее мужа, то она, как бы под влиянием непреодолимой ею силы, проворно
встала с своего кресла, подошла к двери, ведущей в ту комнату, и приложила ухо к замочной скважине.
Вихров сидел довольно долгое время, потом стал понемногу кусать себе губы: явно, что терпение его начинало истощаться; наконец он
встал, прошелся каким-то большим шагом по комнате и взялся за шляпу с целью уйти; но
Мари в это мгновение возвратилась, и Вихров остался на своем месте, точно прикованный, шляпы своей, однако, не выпускал еще из рук.
— Ну вот, слава богу, приехал, — говорила
Мари,
вставая и торопливо подавая ему руку, которую он стал с нежностью несколько раз целовать.
— Так так и сделаем! — сказал Вихров,
вставая и целуя у
Мари руку.
Мари опять немножко лукаво улыбнулась и
встала.
— Но, во всяком случае, позвольте уже вам пожелать доброго утра, — продолжал он,
вставая перед
Мари.
Мари, Фатеева и Павел
встали.
И погодя немного Надежда Алексеевна промолвила: «Пойдем!» — взяла
Марью Павловну за руку и принудила ее
встать и отправиться вместе с нею в сад.
Пириневский
встал, прошелся по комнате и потом, неизвестно почему, очутился рядом с
Мари на диване, протянул как-то странно руку, в которой очень скоро очутилась рука
Мари.
Мари тотчас
встала, спросила себе чаю с белым хлебом и потом начала одеваться.
—
Мари, а
Мари!
Вставай, друг мой, — сказал Хозаров, которому, видно, наскучило сидеть в положении подушки.
Мари, видно, этого и поджидавшая, потихоньку
встала с постели, вынула из-под подушек дневник и на цыпочках подошла к лампаде.
Пириневский и
Мари, при появлении постороннего лица, отскочили один от другого. Варвара Александровна едва имела силы совладать с собою. Сконфузившись, растерявшись и не зная, что начать делать и говорить, спросила она тоже совершенно потерявшуюся
Мари о матери, потом села, а затем, услышав, что Катерина Архиповна больна и теперь заснула, гостья
встала и, почти не простившись, отправилась домой.
Все
встали. На
Марью Ивановну «накатило». Она была в восторге, в исступленье, слово ее было «живое слово, святое, вдохновенное, пророческое». Всем телом дрожа и сжимая грудь изо всей силы, диким, но торжественным каким-то голосом запела она...
— Ежели туда поедете, сделайте ваше одолжение, удостойте нас своим посещением, —
встав с места и низко кланяясь, просил
Марью Ивановну Смолокуров.
Анжелика
встала и, поблагодарив
Марью Осиповну, вышла.
Александр Васильевич вскоре поборол свое волнение,
встал и даже принялся было за книгу, но тотчас и бросил ее. Заниматься он не мог и чувствовал, что сегодня он к этому даже не в состоянии себя принудить. Он отворил дверь и кликнул
Марью Петровну. Та явилась.
Гладких
встал, нежно поцеловал в лоб
Марью Петровну и в обе щеки малютку и сказал, уходя...
— Ah, ma bonne, ma bonne, [Ах, милая, милая,] — сказал он,
вставая и взяв ее за обе руки. Он вздохнул и прибавил: — Le sort de mon fils est en vos mains. Décidez, ma bonne, ma chère, ma douce Marie, qui j’ai toujours aimée, comme ma fille. [Судьба моего сына в ваших руках. Решите, моя милая, моя дорогая, моя нежная
Мари, которую я всегда любил, как дочь.]