Неточные совпадения
Имел
слова любимые,
И выпускал их дедушка
По
слову через час. //…………………………………
«Погибшие… пропащие…» //…………………………………
Кроме того, в девочке всё было еще ожидания, а Сережа был уже почти человек, и
любимый человек; в нем уже боролись мысли, чувства; он понимал, он любил, он судил ее, думала она, вспоминая его
слова и взгляды.
Карл Иваныч рассердился, поставил меня на колени, твердил, что это упрямство, кукольная комедия (это было
любимое его
слово), угрожал линейкой и требовал, чтобы я просил прощенья, тогда как я от слез не мог
слова вымолвить; наконец, должно быть, чувствуя свою несправедливость, он ушел в комнату Николая и хлопнул дверью.
При
слове «помешанный», неосторожно вырвавшемся у заболтавшегося на
любимую тему Зосимова, все поморщились. Раскольников сидел, как бы не обращая внимания, в задумчивости и с странною улыбкой на бледных губах. Он что-то продолжал соображать.
— А теперь вот, зачатый великими трудами тех людей, от коих даже праха не осталось, разросся значительный город, которому и в красоте не откажешь, вмещает около семи десятков тысяч русских людей и все растет, растет тихонько. В тихом-то трудолюбии больше геройства, чем в бойких наскоках. Поверьте
слову: землю вскачь не пашут, — повторил Козлов, очевидно,
любимую свою поговорку.
В его крепко слаженных фразах совершенно отсутствовали
любимые русскими лишние
слова, не было ничего цветистого, никакого щегольства, и было что-то как бы старческое, что не шло к его звонкому голосу и твердому взгляду бархатных глаз.
Вероятнее всего, что Ламберт, с первого
слова и жеста, разыграл перед нею моего друга детства, трепещущего за
любимого и милого товарища.
Слышал я потом
слова насмешников и хулителей,
слова гордые: как это мог Господь отдать
любимого из святых своих на потеху диаволу, отнять от него детей, поразить его самого болезнью и язвами так, что черепком счищал с себя гной своих ран, и для чего: чтобы только похвалиться пред сатаной: «Вот что, дескать, может вытерпеть святой мой ради меня!» Но в том и великое, что тут тайна, — что мимоидущий лик земной и вечная истина соприкоснулись тут вместе.
Алеша понял с первого взгляда на нее, с первых
слов, что весь трагизм ее положения относительно столь
любимого ею человека для нее вовсе не тайна, что она, может быть, уже знает все, решительно все.
Когда впоследствии умер Сенатор, ее
любимый брат, она догадалась по нескольким
словам племянника о том, что случилось, и просила его не объявлять ей печальной новости, ни подробности кончины.
Завсегдатаи «вшивой биржи». Их мало кто знал, зато они знали всех, но у них не было обычая подавать вида, что они знакомы между собой. Сидя рядом, перекидывались
словами, иной подходил к занятому уже столу и просил, будто у незнакомых, разрешения сесть.
Любимое место подальше от окон, поближе к темному углу.
Она прибавила свет, вернулась на свое место и села в своей
любимой позе — по-турецки. Оба молчали. Слышно было, как далеко, за несколько комнат, тренькало разбитое фортепиано, несся чей-то вибрирующий смех, а с другой стороны — песенка и быстрый веселый разговор.
Слов не было слышно. Извозчик громыхал где-то по отдаленной улице…
Мать простила, но со всем тем выгнала вон из нашей комнаты свою
любимую приданую женщину и не позволила ей показываться на глаза, пока ее не позовут, а мне она строго подтвердила, чтоб я никогда не слушал рассказов слуг и не верил им и что это все выдумки багровской дворни: разумеется, что тогда никакое сомнение в справедливости
слов матери не входило мне в голову.
Самое
любимое мое дело было читать ей вслух «Россиаду» и получать от нее разные объяснения на не понимаемые мною
слова и целые выражения.
Залился слезами честной купец, обнял он свою меньшую дочь
любимую и говорит ей таковые
слова: «Дочь моя милая, хорошая, пригожая, меньшая и
любимая!
Позвал честной купец меньшую дочь и стал ей все рассказывать, все от
слова до
слова, и не успел кончить речи своей, как стала перед ним на колени дочь меньшая,
любимая и сказала: «Благослови меня, государь мой батюшка родимый: я поеду к зверю лесному, чуду морскому и стану жить у него.
И мало спустя времечка побежала молода дочь купецкая, красавица писаная, во сады зеленые, входила во беседку свою
любимую, листьями, ветками, цветами заплетенную, и садилась на скамью парчовую, и говорит она задыхаючись, бьется сердечко у ней, как у пташки пойманной, говорит таковые
слова: «Не бойся ты, господин мой, добрый, ласковый, испугать меня своим голосом: опосля всех твоих милостей, не убоюся я и рева звериного; говори со мной, не опасаючись».
Мало ли, много ли времени он думал, доподлинно сказать не могу; надумавшись, он целует, ласкает, приголубливает свою меньшую дочь
любимую и говорит таковые
слова: «Ну, задала ты мне работу потяжеле сестриных: коли знаешь, что искать, то как не сыскать, а как найти то, чего сам не знаешь?
— Ну, и Бог с вами, и не нужно. Какой вы чистый, милый, Ромочка! Но, так вот когда вы вырастете, то вы наверно вспомните мои
слова: что возможно с мужем, то невозможно с
любимым человеком. Ах, да не думайте, пожалуйста, об этом. Это гадко — но что же поделаешь.
— Ну, успокойся, Александр! — сказал Петр Иваныч, — таких чудовищ много. Увлекся глупостью и на время забыл о матери — это естественно; любовь к матери — чувство покойное. У ней на свете одно — ты: оттого ей естественно огорчаться. Казнить тебя тут еще не за что; скажу только
словами любимого твоего автора...
Я ощущаю порой нечто на меня сходящее, когда
любимый дар мой ищет действия; мною тогда овладевает некое, позволю себе сказать, священное беспокойство; душа трепещет и горит, и
слово падает из уст, как угль горящий.
И раз заведенный на
любимую тему, генерал подробно рассказал, как «этот Хаджи-Мурат так ловко разрезал отряд пополам, что, не приди нам на выручку, — он как будто с особенной любовью повторял
слово „выручка“, — тут бы все и остались, потому…»
Сидел за столом — помню еще, подавали его
любимый киселек со сливками, — молчал-молчал да как вскочит: «Обижают меня, обижают!» — «Да чем же, говорю, тебя, Фома Фомич, обижают?» — «Вы теперь, говорит, мною пренебрегаете; вы генералами теперь занимаетесь; вам теперь генералы дороже меня!» Ну, разумеется, я теперь все это вкратце тебе передаю; так сказать, одну только сущность; но если бы ты знал, что он еще говорил…
словом, потряс всю мою душу!
Арина Васильевна, любившая единственного сынка без памяти, но привыкшая думать, что он всё еще малое дитя, и предубежденная, что это дитя полюбило опасную игрушку, встретила признание сына в сильном чувстве такими
словами, какими встречают желание ребенка, просящего дать ему в руки раскаленное железо; когда же он, слыша такие речи, залился слезами, она утешала его, опять-таки, как ребенка, у которого отнимают
любимую игрушку.
— А это значит: хорошо, по-грузински. А я так говорю, поговорка моя,
слово любимое: карга; карга, так и говорю, значит шутю. Да что, отец мой, чихирю-то вели поднесть. Солдат драбант есть у тебя? Есть? Иван! — закричал старик. — Ведь у вас что ни солдат, то Иван. Твой Иван, что ли?
Деньги, проклятые деньги! они отнимают у нас даже родное небо, родное солнце, ласки
любимых людей, — одним
словом, все хорошее и самое дорогое.
— Очень рад с вами познакомиться… Вы уже видели нашего издателя? Очень хорошо… Я только редактор. — В этот момент я не придал особенного значения этим
словам, потому что был слишком счастлив, как, вероятно, счастлива та женщина, которую так мило обманывает
любимый человек. Есть и такое счастье…
Одним
словом, я в мужском теле ощущал беспокойное чувство женщины, которой незваная и непрошеная дружба открывает измены
любимого человека и ковы разлучницы.
Если бы кто-нибудь вздумал спросить меня хотя ради шутки: что я разумею под
словами «нравы рыб?», то я отвечал бы, что под этими
словами я разумею вообще природные свойства рыб, то есть в каких водах преимущественно любят жить такие-то породы рыб, что составляет их
любимую пищу, в какое время года и в какое время дня держится рыба в таких-то местах, и проч. и проч.
Актер. Раньше, когда мой организм не был отравлен алкоголем, у меня, старик, была хорошая память… А теперь вот… кончено, брат! Всё кончено для меня! Я всегда читал это стихотворение с большим успехом… гром аплодисментов! Ты… не знаешь, что такое аплодисменты… это, брат, как… водка!.. Бывало, выйду, встану вот так… (Становится в позу.) Встану… и… (Молчит.) Ничего не помню… ни
слова… не помню!
Любимое стихотворение… плохо это, старик?
Он сам не мог бы растолковать, за что так сильно ненавидел того, который, пользуясь всеми преимуществами
любимого сына в семействе, был тем не менее всегда родным братом для приемыша и ни
словом, ни делом, ни даже помыслом не дал повода к злобному чувству.
В один прекрасный день он явился домой и завладел с помощью неизменного друга своего Захара всеми горшками, кочергами, самыми
любимыми лагунчиками старушки, —
словом, унес всю посуду.
В первом акте я выходил Роллером без
слов, одетый в черный плащ и шляпу. Одевался я в уборной Н. С. Песоцкого, который свою
любимую роль Карла уступил молодому актеру Далматову. Песоцкий зашел ко мне, когда я, надев чулки и черные трусики, туго перехватив их широким поясом, обулся в легкие башмаки вместо тяжелых высоких сапог и почувствовал себя вновь джигитом и легким горцем и встал перед зеркалом.
— Да, но ко мне почему-то не зашла; о тебе только спросила… —
Слова эти княгиня тоже заметно старалась произнести равнодушно; но все-таки они у ней вышли как-то суше обыкновенного. — Очень уж тебя ждали здесь все твои
любимые дамы! — присовокупила она, улыбаясь и как бы желая тем скрыть то, что думала.
Домна Осиповка вспыхнула при этом. Бегушев не подозревал, какое глубокое оскорбление нанес он ей этими
словами: Домна Осиповна, как мы знаем, постоянно спорила и почти пикировалась с Меровой касательно туалета и, считая ее дурочкой, твердо была уверена, что та решительно не умеет одеваться, а тут вдруг что же она слышала, какое мнение от
любимого ею человека?
Я уверял ее, но, к сожалению, никогда не мог уверить вполне, что сам горячо люблю Григорья Иваныча, что только в семействе и в деревне развлекся я разными
любимыми предметами и новою, еще неиспытанною мною, охотою с ружьем, но что в городе я об одном только и думаю, как бы заслужить любовь и одобрение моего воспитателя, и что одно его ласковое
слово делает меня вполне счастливым.
Одним
словом делал всё, чем мог приобрести доверенность, — и если ему удавалось, то неизъяснимая радость процветала на этом суровом лице, которое выражало все чувства, все, — кроме одного,
любимого сокровища, хранимого на черный день.
В мануфактурном деле г. Ратч не смыслил ничего, и Семен Матвеич знал, что ничего не смыслит; но зато мой вотчим был «исполнитель» (
любимое тогдашнее
слово), «Аракчеев!» Семен Матвеич именно так и называл его «мой Аракчеев!» «Сего мне достаточно, — уверял Семен Матвеич, — при усердии направление я сам дам».
В
словах Дунькина Мужа, кроткого, хитрого наушника,
любимого Медниковым, — была правда.
И неужели невозможно сидеть смирно, без этих „никому не нужных“ (
любимое его
слово) пустяков?» — «Ну, чичас», — пробормотал Сувенир с неудовольствием и уставил свои косые глаза в окошко.
Вообще в
словах Кокошкина слышна была напыщенность, декламация, и это отнимало искренность у его речи, касающейся даже предмета, страстно им
любимого.
«Обходив несколько домов для сбора должных мне денег, в ином завтраками отпотчевали, в другом отослали до будущего понедельника, в третьем не доложили госпоже за болезнию, которая приключилась ей от того, что птичка ее вылетела из клетки и
любимая собачка переломила ножку; одним
словом: вместо трехсот рублей, которые считал я тот день получить, тринадцать рублей мне отдал тот из должников моих, который бы скорее извинен был в неисправности, ибо он всех прочих беднее».
Несмотря на
слово, данное накануне Ипатову, Владимир Сергеич решился было обедать дома и даже заказал своему походному повару
любимый рисовый суп с потрохами, но вдруг, быть может вследствие чувства довольства, наполнившего его душу с утра, остановился посреди комнаты, ударил себя рукою по лбу и не без некоторой удали громко воскликнул: «А поеду-ка я к этому старому краснобаю!» Сказано — сделано; чрез полчаса он уже сидел в своем новеньком тарантасе, запряженном четвернею добрых крестьянских лошадей, и ехал в Ипатовку, до которой считалось не более двенадцати верст отличной дороги.
— Господи! Что же может быть на свете лучше русской весны! — говорил Астреин. — Знаешь, Фирсыч, она точно
любимая женщина. Отчаялся ее дождаться, проклинаешь ее, готовишь ей гневные
слова, — а вот она пришла, и какая радость!..
Ученики Иисуса сидели в грустном молчании и прислушивались к тому, что делается снаружи дома. Еще была опасность, что месть врагов Иисуса не ограничится им одним, и все ждали вторжения стражи и, быть может, новых казней. Возле Иоанна, которому, как
любимому ученику Иисуса, была особенно тяжела смерть его, сидели Мария Магдалина и Матфей и вполголоса утешали его. Мария, у которой лицо распухло от слез, тихо гладила рукою его пышные волнистые волосы, Матфей же наставительно говорил
словами Соломона...
Из знаемого же с детства: Пушкин из всех женщин на свете больше всего любил свою няню, которая была не женщина. Из «К няне» Пушкина я на всю жизнь узнала, что старую женщину — потому что родная — можно любить больше, чем молодую — потому что молодая и даже потому что —
любимая. Такой нежности
слов у Пушкина не нашлось ни к одной.
Плачется Мать-Сыра Земля: «Не жалеешь ты, Ярило, меня, бедную, не жалеешь, светлый Боже, детей своих!.. Пожалей хоть
любимое детище, что на речи твои громовые отвечал тебе вещим
словом, речью крылатою… И наг он и слаб — сгинуть ему прежде всех, когда лишишь нас тепла и света…»
— До кровавой беды, моя ненаглядная, до смертного убойства, — сказал Алексей. — Горд и кичлив Патап Максимыч… Страшен!.. На погибель мне твой родитель!.. Не снести его душе, чтобы дочь его
любимая за нищим голышом была… Быть мне от него убитому!.. Помяни мое
слово, Настенька!..
Белый день идет к вечеру, честнóй пир идет навеселе. На приволье, в радости, гости прохлаждаются, за стаканами меж собой беседу ведут… Больше всех говорит, каждым
словом смешит подгулявший маленько Чапурин. Речи
любимые, разговоры забавные про житье-бытье скитское, про дела черниц молодых, белиц удалых, про ихних дружков-полюбовников. Задушевным смехом, веселым хохотом беседа каждый рассказ его покрывает.
Патап Максимыч подолгу в светелке не оставался. Войдет, взглянет на дочь
любимую, задрожат у него губы, заморгают слезами глаза, и пойдет за дверь, подавляя подступавшие рыданья. Сумрачней осенней ночи бродит он из горницы в горницу, не ест, не пьет, никто
слова от него добиться не может… Куда делись горячие вспышки кипучего нрава, куда делась величавая строгость? Косой подкосило его горе, перемогла крепкую волю лютая скорбь сердца отцовского.