Неточные совпадения
Она
перелетела ее, как
птица; но в это самое время Вронский, к ужасу своему, почувствовал, что, не поспев за движением лошади, он, сам не понимая как, сделал скверное, непростительное движение, опустившись
на седло.
Солнце выглянуло давно
на расчищенном небе и живительным, теплотворным светом своим облило степь. Все, что смутно и сонно было
на душе у козаков, вмиг
слетело; сердца их встрепенулись, как
птицы.
Катерина. Я говорю: отчего люди не
летают так, как
птицы? Знаешь, мне иногда кажется, что я
птица. Когда стоишь
на горе, так тебя и тянет лететь. Вот так бы разбежалась, подняла руки и полетела. Попробовать нешто теперь? (Хочет бежать.)
Крылатые обезьяны,
птицы с головами зверей, черти в форме жуков, рыб и
птиц; около полуразрушенного шалаша испуганно скорчился святой Антоний,
на него идут свинья, одетая женщиной обезьяна в смешном колпаке; всюду ползают различные гады; под столом, неведомо зачем стоящим в пустыне, спряталась голая женщина;
летают ведьмы; скелет какого-то животного играет
на арфе; в воздухе летит или взвешен колокол; идет царь с головой кабана и рогами козла.
Видел он и то, что его уединенные беседы с Лидией не нравятся матери. Варавка тоже хмурился, жевал бороду красными губами и говорил, что
птицы вьют гнезда после того, как выучатся
летать. От него веяло пыльной скукой, усталостью, ожесточением. Он являлся домой измятый, точно после драки. Втиснув тяжелое тело свое в кожаное кресло, он пил зельтерскую воду с коньяком, размачивал бороду и жаловался
на городскую управу,
на земство,
на губернатора. Он говорил...
С восхода солнца и до полуночи
на улицах суетились люди, но еще более были обеспокоены
птицы, — весь день над Москвой реяли стаи галок, голубей, тревожно
перелетая из центра города
на окраины и обратно; казалось, что в воздухе беспорядочно снуют тысячи черных челноков, ткется ими невидимая ткань.
— А недавно, перед тем, как взойти луне, по небу
летала большущая черная
птица, подлетит ко звезде и склюнет ее, подлетит к другой и ее склюет. Я не спал,
на подоконнике сидел, потом страшно стало, лег
на постелю, окутался с головой, и так, знаешь, было жалко звезд, вот, думаю, завтра уж небо-то пустое будет…
— А ты послушай: ведь это все твое; я твой староста… — говорила она. Но он зевал, смотрел, какие это
птицы прячутся в рожь, как
летают стрекозы, срывал васильки и пристально разглядывал мужиков, еще пристальнее слушал деревенскую тишину, смотрел
на синее небо, каким оно далеким кажется здесь.
На всем лежал какой-то туман. Даже
птицы отвыкли
летать к крыльцу,
на котором кормила их Марфенька. Ласточки, скворцы и все летние обитатели рощи улетели, и журавлей не видно над Волгой. Котята все куда-то разбежались.
Молодая служанка Алиса, как все английские служанки, бросалась из угла в угол, с легкостью
птицы летала по лестницам, там отдавала приказание слугам, тут отвечала
на вопрос, мимоходом кому-нибудь улыбалась или отмахивалась от чересчур настойчивых любезностей какого-нибудь кругосветного путешественника.
Сегодня два события, следовательно, два развлечения: кит зашел в бухту и играл у берегов да наши куры, которых свезли
на берег, разлетелись, штук сто. Странно: способность
летать вдруг в несколько дней развилась в лесу так, что не было возможности поймать их; они
летали по деревьям, как лесные
птицы. Нет сомнения, что если они одичают, то приобретут все способности для летанья, когда-то, вероятно, утраченные ими в порабощенном состоянии.
Убеждения графа Ивана Михайловича с молодых лет состояли в том, что как
птице свойственно питаться червяками, быть одетой перьями и пухом и
летать по воздуху, так и ему свойственно питаться дорогими кушаньями, приготовленными дорогими поварами, быть одетым в самую покойную и дорогую одежду, ездить
на самых покойных и быстрых лошадях, и что поэтому это всё должно быть для него готово.
Удивительные
птицы вороны: как скоро они узнают, где есть мясо! Едва солнечные лучи позолотили вершины гор, как несколько их появилось уже около нашего бивака. Они громко перекликались между собой и
перелетали с одного дерева
на другое. Одна из ворон села очень близко от нас и стала каркать.
Эта бойкая и подвижная
птица с белым, черным и красным оперением все время
перелетала с одного дерева
на другое, часто постукивала носом по коре и, казалось, прислушивалась, стараясь по звуку угадать, дуплистое оно или нет.
Гольды рассказывают, что уссурийский уж вообще большой охотник до пернатых. По их словам, он высоко взбирается
на деревья и нападает
на птиц в то время, когда они сидят в гнездах. В особенности это ему удается в том случае, если гнездо находится в дупле. Это понятно. Но как он ухитрился поймать такую
птицу, которая бегает и
летает, и как он мог проглотить кулика, длинный клюв которого, казалось бы, должен служить ему большой помехой?
Я сейчас отослал дрожки и лошадей прочь, а сам лег недалеко от подстреленной
птицы; стая сивок стала опускаться и налетела
на меня довольно близко; одним выстрелом я убил пять штук, после чего остальные
перелетели на другое поле.
Тудаки водятся, то есть выводят детей, непременно в степи настоящей, еще не тронутой сохою, [Есть охотники, которые утверждают противное, но я, убежденный примером других
птиц, не верю, чтобы дрофа вила гнездо и выводила детей в молодых хлебах, но, вероятно, она немедленно перемещается туда с своими цыплятами] но
летают кормиться везде:
на залежи озими к хлебные поля.
Но кроме врагов, бегающих по земле и отыскивающих чутьем свою добычу, такие же враги их
летают и по воздуху: орлы, беркуты, большие ястреба готовы напасть
на зайца, как скоро почему-нибудь он бывает принужден оставить днем свое потаенное убежище, свое логово; если же это логово выбрано неудачно, не довольно закрыто травой или степным кустарником (разумеется, в чистых полях), то непременно и там увидит его зоркий до невероятности черный беркут (степной орел), огромнейший и сильнейший из всех хищных
птиц, похожий
на копну сена, почерневшую от дождя, когда сидит
на стогу или
на сурчине, — увидит и, зашумев как буря, упадет
на бедного зайца внезапно из облаков, унесет в длинных и острых когтях
на далекое расстояние и, опустясь
на удобном месте, съест почти всего, с шерстью и мелкими костями.
Когда молодые подрастут в полгуся и больше и даже почти оперятся, только не могут еще
летать, [Водяная
птица в этом отношении совершенно противоположна некоторым породам степной дичи; перья в крыльях Молодых тетеревов, куропаток и перепелок вырастают прежде всего, и они еще в пушку могут перелетывать, а у всей водяной Дичи, напротив, перья в крыльях вырастают последние, так что даже безобразно видеть
на выросшем и оперившемся теле молодого гуся или утки голые папоротки с синими пеньками] что бывает в исходе июня или начале июля, — охотники начинают охотиться за молодыми и старыми, линяющими в то время, гусями и называющимися подлинь.
Гуляет он и любуется;
на деревьях висят плоды спелые, румяные, сами в рот так и просятся, индо, глядя
на них, слюнки текут; цветы цветут распрекрасные, мохровые, пахучие, всякими красками расписанные;
птицы летают невиданные: словно по бархату зеленому и пунцовому золотом и серебром выложенные, песни поют райские; фонтаны воды бьют высокие, индо глядеть
на их вышину — голова запрокидывается; и бегут и шумят ключи родниковые по колодам хрустальныим.
— Как же он был! — возразил ему тот. — Так, значит, он
на Жар-птице под небеса и
летал?
На привольном зеленом лужку происходит эта игра… и каково изумление, каков конфуз Санина, когда, под ярый лай Тартальи, ловко растопырив ноги и
перелетая птицей через прикорнувшего Эмиля, — он внезапно видит перед собою,
на самой кайме зеленого лужка, двух офицеров, в которых он немедленно узнает своего вчерашнего противника и его секунданта, гг. фон Дöнгофа и фон Рихтера!
Или, может быть, сказок он в детстве начитался, как Иванушко-дурачок жар-птицу добывал,
на саночках-самокаточках ездил,
на ковре-самолете
летал.
Если же у
птицы есть крылья и она не хочет быть пойманной, она не даст себе сыпать соли
на хвост, потому что свойство
птицы летать.
Если можно посыпать соли
на хвост
птице, то значит, что она не
летает, ее и ловить нечего.
Наступило именно то время весны, когда с теплых стран возвращались
птицы; жаворонки неподвижно уже стояли в небе и звонко заливались над проталинками; ласточки и белые рыболовы, или «мартышки», как их преимущественно называют
на Оке, сновали взад и вперед над рекою, которая только что вступила в берега свои после недельного разлива; скворцы
летали целыми тучами; грачи также показались.
Это славный обычай — вовлекать
птиц, чистейшее изо всех живых существ, в лучший праздник людей; удивительно хорошо поет сердце в тот миг, когда сотни маленьких разноперых пичужек
летают по церкви, и щебечут, и поют, садясь
на карнизы, статуи, залетая в алтарь.
Светает, в церквах веселый звон, колокола, торопливо захлебываясь, оповещают, что воскрес Христос, бог весны;
на площади музыканты сдвинулись в тесное кольцо — грянула музыка, и, притопывая в такт ей, многие пошли к церквам, там тоже — органы гудят славу и под куполом
летают множество
птиц, принесенных людьми, чтобы выпустить их в ту минуту, когда густые голоса органа воспоют славу воскресшему богу весны.
Да ты сам, хлопче, подумай:
на коне ли со «списой» [«Списа» — копье.] по полю
птицей летать или топором дерево рубить, это ж не одно дело…
— А я жила в клетке… в клетке и родилась, и выросла, и жила. Мне все хотелось полетать, как другие
птицы. Клетка стояла
на окне, и я все смотрела
на других птичек… Так им весело было, а в клетке так тесно. Ну девочка Аленушка принесла чашечку с водой, отворила дверку, а я и вырвалась.
Летала,
летала по комнате, а потом в форточку и вылетела.
Вокруг фабрики развелось много
птиц: воробьёв, ворон, галок, трещали сороки, торопливо
перелетая с места
на место, блестя атласом белых боков; сизые голуби ходили по земле, особенно много было
птиц около трактира
на берегу Ватаракши, где останавливались мужики, привозя лён.
Впрочем, иногда даже и гнездарь, несколько упрямый, не вдруг привыкает сейчас лететь
на свист и голос охотника, а сначала начнет оглядываться направо и налево, как будто прислушиваясь, потом начнет кивать головой, вытягивать шею и приседать, что почти всегда делает
птица, когда сбирается с чего-нибудь
слететь; вот, кажется, сию секунду полетит, совсем уж перевесился вперед… и вдруг опять принимает спокойное положение и даже начинает носом перебирать и чистить свои правильные перышки.
При впрыскивании одного шприца двухпроцентного раствора почти мгновенно наступает состояние спокойствия, тотчас переходящее в восторг и блаженство. И это продолжается только одну, две минуты. И потом все исчезает бесследно, как не было. Наступает боль, ужас, тьма. Весна гремит, черные
птицы перелетают с обнаженных ветвей
на ветви, а вдали лес щетиной ломаной и черной тянется к небу, и за ним горит, охватив четверть неба, первый весенний закат.
И грозды полные
на них,
Серег подобье дорогих,
Висели пышно, и порой
К ним
птиц летал пугливый рой.
Одна из этих
птиц поднялась было
на воздух, но другая, потерявшая силы, а может быть, когда-нибудь подстреленная,
летать не могла, она только взмахнула крыльями и осталась.
Наконец всем уже невтерпеж стало, и стали ребята говорить: ночью как-никак едем! Днем невозможно, потому что кордонные могут увидеть, ну а ночью-то от людей безопасно, а бог авось помилует, не потопит. А ветер-то все гуляет по проливу, волна так и ходит; белые зайцы по гребню играют, старички (
птица такая вроде чайки) над морем
летают, криком кричат, ровно черти. Каменный берег весь стоном стонет, море
на берег лезет.
И, милый друг ты мой, скажу тебе, нехорошо смеяться. Так бы вот взял ее, и унес бы от нескромных взоров, и
на улице плясала бы она передо мной
на белом снегу… как
птица,
летала бы. И откуда мои крылья взялись, — сам полетел бы за ней, над белыми снегами…
Вабило — пара птичьих крыльев; ими машут, посвистывая, для призыва выношенной ловчей
птицы.], сам
на руку станет
летать.
— Это Алексей митрополит
на сороку заклятие положил, чтоб она в Москву не
летала.
Птица вор, а
на Москве, сказывают, и без того много воров-то.
Плохой же сокол
летает на кругах низко, ставки не делает и, как скоро увидит
птицу, сейчас
на нее бросается, схватывает когтями и опускается
на землю, следовательно тут нет никакого удовольствия для охотника.
Если человек живет не для души, а для тела, то он делает то же, что делала бы
птица, если бы она передвигалась с места
на место пешком своими слабыми ногами, а не
летала бы
на своих крыльях туда, куда ей надо.
«В вас, петухах, нет благодарности; видна холопская порода. Вы, только когда голодны, идете к хозяевам. То ли дело мы, дикая
птица: в нас и силы много, и
летать мы можем быстрее всех; а мы не бегаем от людей, а сами еще ходим к ним
на руку, когда нас кличут. Мы помним, что они кормят нас».
Притка ты, притка, приткина мать, бо́лести, уроки, призор очес; подите от рабы Божией Евдокеи во темны́е леса,
на сухи́ дерева, где народ не ходит, где скот не бродит, где
птица не
летает, где зверье не рыщет…
Бакланий мыс вполне оправдывает свое название. Этих
птиц здесь очень много. От их помета белела вся скала, точно ее вымазали известью. Грузные черно-серые гагары и длинношеие с синеватым металлическим отливом морские бакланы сидели по карнизам всюду, где можно было поставить ноги. Они были настороже и, подавшись вперед, готовы были
слететь при первом намеке
на опасность. Когда мы поровнялись со скалой, бакланы сидели, но когда лодка прошла мимо, они вдруг все разом ринулись вниз и полетели в море.
Раздался выстрел. Цепляясь за ветви, шелестя и хлопая крыльями,
слетела с вербы
птица и упала
на фартук Ильки. То была молодая орлица. Одна дробина попала ей в глаз, а другая раздробила клюв…
Отрицание блага и жизни личности есть для разумного существа такое же естественное свойство его жизни, как для
птицы летать на крыльях, а не бегать ногами.
Стоял чудесный июньский день. Солнце жгло и пекло немилосердно. По цветнику
летали мохнатые пчелки и прелестные пестрые бабочки.
Птицы чирикали в кустах. А
на террасе сидели три мальчика и учили немецкие слова.
Еще в той стороне есть
птица гукук,
летает по ночам и кличет: кук-кук;
на которой хоромине сядет, тут человек умрет.
Князь сказал что-то
на ухо адъютанту, тот исчез, а через минуту откуда ни возьмись этот самый прыгун и как
птица перелетел через приятеля его светлости.
— Да, мать Февронья Роховна, кормила. И послал мне господь двух
птиц:
летает ко мне ворон Авенир, и печется обо мне белая лебедь Платонида Андревна, и прокормят они меня с цыплятками моими, пока я обошью ребятенок и сам стану
на ноги.