Неточные совпадения
Колода есть дубовая
У моего двора,
Лежит давно: из младости
Колю на ней дрова,
Так та не столь изранена,
Как господин служивенькой.
Взгляните: в чем душа!
Не
так ли, благодетели?»
—
Так! — отвечали странники,
А про себя подумали:
«
Колом сбивал их, что ли, ты
Молиться в барский дом?..»
«Зато, скажу не хвастая,
Любил меня мужик!
Коли Ермила знаете,
Коли Ермилу верите,
Так выручайте, что ль!.
«А
коли знал ты Гирина,
Так знал и брата Митрия,
Подумай-ка, дружок».
—
Коли всем миром велено:
«Бей!» — стало, есть за что! —
Прикрикнул Влас на странников. —
Не ветрогоны тисковцы,
Давно ли там десятого
Пороли?.. Не до шуток им.
Гнусь-человек! — Не бить его,
Так уж кого и бить?
Не нам одним наказано:
От Тискова по Волге-то
Тут деревень четырнадцать, —
Чай, через все четырнадцать
Прогнали, как сквозь строй...
Была ты нам люба,
Как от Москвы до Питера
Возила за три рублика,
А
коли семь-то рубликов
Платить,
так черт с тобой...
Коли терпеть,
так матери,
Я перед Богом грешница,
А не дитя мое!
— А вам бы, други милые,
Спросить Ермилу Гирина, —
Сказал, подсевши к странникам,
Деревни Дымоглотова
Крестьянин Федосей. —
Коли Ермил не выручит,
Счастливцем не объявится,
Так и шататься нечего…
— А вот гляди (и молотом,
Как перышком, махнул):
Коли проснусь до солнышка
Да разогнусь о полночи,
Так гору сокрушу!
Случалось, не похвастаю,
Щебенки наколачивать
В день на пять серебром!
Оно и правда: можно бы!
Морочить полоумного
Нехитрая статья.
Да быть шутом гороховым,
Признаться, не хотелося.
И
так я на веку,
У притолоки стоючи,
Помялся перед барином
Досыта! «
Коли мир
(Сказал я, миру кланяясь)
Дозволит покуражиться
Уволенному барину
В останные часы,
Молчу и я — покорствую,
А только что от должности
Увольте вы меня...
Так на́
кол тот коровушек
Сажал!
Идти с
такою ношею
Не стыдно молодцу?»
— А
коли мало кажется,
Прибавь рукой хозяйскою!
«Стой! — крикнул укорительно
Какой-то попик седенький
Рассказчику. — Грешишь!
Шла борона прямехонько,
Да вдруг махнула в сторону —
На камень зуб попал!
Коли взялся рассказывать,
Так слова не выкидывай
Из песни: или странникам
Ты сказку говоришь?..
Я знал Ермилу Гирина...
Г-жа Простакова.
Так поди же вытащи его,
коли добром не дозовешься.
Г-жа Простакова. Правда. Правда твоя, Адам Адамыч! Митрофанушка, друг мой,
коли ученье
так опасно для твоей головушки,
так по мне перестань.
Тем не менее вопрос «охранительных людей» все-таки не прошел даром. Когда толпа окончательно двинулась по указанию Пахомыча, то несколько человек отделились и отправились прямо на бригадирский двор. Произошел
раскол. Явились
так называемые «отпадшие», то есть
такие прозорливцы, которых задача состояла в том, чтобы оградить свои спины от потрясений, ожидающихся в будущем. «Отпадшие» пришли на бригадирский двор, но сказать ничего не сказали, а только потоптались на месте, чтобы засвидетельствовать.
— То-то! уж ты сделай милость, не издавай! Смотри, как за это прохвосту-то (
так называли они Беневоленского) досталось! Стало быть,
коли опять за то же примешься, как бы и тебе и нам в ответ не попасть!
Рапортовал
так:
коли хлеба не имеется,
так по крайности пускай хоть команда прибудет. Но ни на какое свое писание ни из какого места ответа не удостоился.
— Мало ли было бунтов! У нас, сударь, насчет этого
такая примета:
коли секут —
так уж и знаешь, что бунт!
— Да уж вы как ни делайте, он
коли лентяй,
так всё будет чрез пень колоду валить. Если совесть есть, будет работать, а нет — ничего не сделаешь.
— А
коли побегут,
так сзади картечью или казаков с плетьми поставить, — сказал князь.
— Да так-с! Ужасные бестии эти азиаты! Вы думаете, они помогают, что кричат? А черт их разберет, что они кричат? Быки-то их понимают; запрягите хоть двадцать,
так коли они крикнут по-своему, быки всё ни с места… Ужасные плуты! А что с них возьмешь?.. Любят деньги драть с проезжающих… Избаловали мошенников! Увидите, они еще с вас возьмут на водку. Уж я их знаю, меня не проведут!
— Да не зайдет ли он вечером сюда? — сказал Максим Максимыч, — или ты, любезный, не пойдешь ли к нему за чем-нибудь?..
Коли пойдешь,
так скажи, что здесь Максим Максимыч;
так и скажи… уж он знает… Я тебе дам восьмигривенный на водку…
В продолжение всей болтовни Ноздрева Чичиков протирал несколько раз себе глаза, желая увериться, не во сне ли он все это слышит. Делатель фальшивых ассигнаций, увоз губернаторской дочки, смерть прокурора, которой причиною будто бы он, приезд генерал-губернатора — все это навело на него порядочный испуг. «Ну, уж
коли пошло на то, — подумал он сам в себе, —
так мешкать более нечего, нужно отсюда убираться поскорей».
—
Такой приказ,
так уж, видно, следует, — сказал швейцар и прибавил к тому слово: «да». После чего стал перед ним совершенно непринужденно, не сохраняя того ласкового вида, с каким прежде торопился снимать с него шинель. Казалось, он думал, глядя на него: «Эге! уж
коли тебя бары гоняют с крыльца,
так ты, видно,
так себе, шушера какой-нибудь!»
—
Так лучше бы дома сидеть,
коли никто не хочет играть, — сквозь слезы выговорила Любочка.
Он кинул на счеты три тысячи и с минуту молчал, посматривая то на счеты, то в глаза папа, с
таким выражением: «Вы сами видите, как это мало! Да и на сене опять-таки проторгуем,
коли его теперь продавать, вы сами изволите знать…»
Что ж,
коли нам его снять, судырь,
так опять-таки найдем ли тут расчет?
—
Так вот что, панове-братове, случилось в эту ночь. Вот до чего довел хмель! Вот какое поруганье оказал нам неприятель! У вас, видно, уже
такое заведение:
коли позволишь удвоить порцию,
так вы готовы
так натянуться, что враг Христова воинства не только снимет с вас шаровары, но в самое лицо вам начихает,
так вы того не услышите.
Коли уж на то пошло, что всякий ни во что ставит козацкую честь, позволив себе плюнуть в седые усы свои и попрекнуть себя обидным словом,
так не укорит же никто меня.
— А
коли за мною,
так за мною же! — сказал Тарас, надвинул глубже на голову себе шапку, грозно взглянул на всех остававшихся, оправился на коне своем и крикнул своим: — Не попрекнет же никто нас обидной речью! А ну, гайда, хлопцы, в гости к католикам!
— Как только услышал я шум и увидел, что проходят в городские ворота, я схватил на всякий случай с собой нитку жемчуга, потому что в городе есть красавицы и дворянки, а
коли есть красавицы и дворянки, сказал я себе, то хоть им и есть нечего, а жемчуг все-таки купят.
— Много между нами есть старших и советом умнейших, но
коли меня почтили, то мой совет: не терять, товарищи, времени и гнаться за татарином. Ибо вы сами знаете, что за человек татарин. Он не станет с награбленным добром ожидать нашего прихода, а мигом размытарит его,
так что и следов не найдешь.
Так мой совет: идти. Мы здесь уже погуляли. Ляхи знают, что
такое козаки; за веру, сколько было по силам, отмстили; корысти же с голодного города не много. Итак, мой совет — идти.
Все засмеялись козаки. И долго многие из них еще покачивали головою, говоря: «Ну уж Попович! Уж
коли кому закрутит слово,
так только ну…» Да уж и не сказали козаки, что
такое «ну».
Смутны стояли гетьман и полковники, задумалися все и молчали долго, как будто теснимые каким-то тяжелым предвестием. Недаром провещал Тарас:
так все и сбылось, как он провещал. Немного времени спустя, после вероломного поступка под Каневом, вздернута была голова гетьмана на
кол вместе со многими из первейших сановников.
Бросьте
такую чертову повадку, прочь кидайте всякие юбки, берите одно только оружье,
коли попадется доброе, да червонцы или серебро, потому что они емкого свойства и пригодятся во всяком случае.
«Довольно мне
колоть вам глаза, — сказала она, — и
так уж нет почти ни одной семьи, где я не взяла бы в долг хлеба, чаю или муки.
— Эк ведь комиссия! Ну, уж комиссия же с вами, — вскричал Порфирий с совершенно веселым, лукавым и нисколько не встревоженным видом. — Да и к чему вам знать, к чему вам
так много знать,
коли вас еще и не начинали беспокоить нисколько! Ведь вы как ребенок: дай да подай огонь в руки! И зачем вы
так беспокоитесь? Зачем сами-то вы
так к нам напрашиваетесь, из каких причин? А? хе-хе-хе!
— Ну, а
коли я соврал, — воскликнул он вдруг невольно, —
коли действительно не подлец человек, весь вообще, весь род, то есть человеческий, то значит, что остальное все — предрассудки, одни только страхи напущенные, и нет никаких преград, и
так тому и следует быть!..
Видишь, я тогда все себя спрашивал: зачем я
так глуп, что если другие глупы и
коли я знаю уж наверно, что они глупы, то сам не хочу быть умнее?
Но теперь, странное дело, в большую
такую телегу впряжена была маленькая, тощая саврасая крестьянская клячонка, одна из тех, которые — он часто это видел — надрываются иной раз с высоким каким-нибудь возом дров или сена, особенно
коли воз застрянет в грязи или в колее, и при этом их
так больно,
так больно бьют всегда мужики кнутами, иной раз даже по самой морде и по глазам, а ему
так жалко,
так жалко на это смотреть, что он чуть не плачет, а мамаша всегда, бывало, отводит его от окошка.
— Послушайте, что ж вам все стоять у дверей-то? — перебил вдруг Разумихин, —
коли имеете что объяснить,
так садитесь, а обоим вам, с Настасьей, там тесно. Настасьюшка, посторонись, дай пройти! Проходите, вот вам стул, сюда! Пролезайте же!
— Да врешь; горячишься. Ну, а серьги? Согласись сам, что
коли в тот самый день и час к Николаю из старухина сундука попадают серьги в руки, — согласись сам, что они как-нибудь да должны же были попасть? Это немало при
таком следствии.
— Кто? Вы? Вам поймать? Упрыгаетесь! Вот ведь что у вас главное: тратит ли человек деньги или нет? То денег не было, а тут вдруг тратить начнет, — ну как же не он?
Так вас вот этакий ребенок надует на этом,
коли захочет!
Перебиваете вы всё меня, а мы… видите ли, мы здесь остановились, Родион Романыч, чтобы выбрать что петь, —
такое, чтоб и
Коле можно было протанцевать… потому все это у нас, можете представить, без приготовления; надо сговориться,
так чтобы все совершенно прорепетировать, а потом мы отправимся на Невский, где гораздо больше людей высшего общества и нас тотчас заметят: Леня знает «Хуторок»…
— Да вот Петр Петрович-то пишет, чтобы тебя не было у нас вечером и что он уйдет…
коли ты придешь.
Так как же ты… будешь?
— А я за тебя только одну! Остри еще! Заметов еще мальчишка, я еще волосенки ему надеру, потому что его надо привлекать, а не отталкивать. Тем, что оттолкнешь человека, — не исправишь, тем паче мальчишку. С мальчишкой вдвое осторожнее надо. Эх вы, тупицы прогрессивные, ничего-то не понимаете! Человека не уважаете, себя обижаете… А
коли хочешь знать,
так у нас, пожалуй, и дело одно общее завязалось.
— Вот-с, батюшка:
коли по гривне в месяц с рубля,
так за полтора рубля причтется с вас пятнадцать копеек, за месяц вперед-с. Да за два прежних рубля с вас еще причитается по сему же счету вперед двадцать копеек. А всего, стало быть, тридцать пять. Приходится же вам теперь всего получить за часы ваши рубль пятнадцать копеек. Вот получите-с.
— Батюшки! — причитал кучер, — как тут усмотреть!
Коли б я гнал али б не кричал ему, а то ехал не поспешно, равномерно. Все видели: люди ложь, и я то ж. Пьяный свечки не поставит — известно!.. Вижу его, улицу переходит, шатается, чуть не валится, — крикнул одноважды, да в другой, да в третий, да и придержал лошадей; а он прямехонько им под ноги
так и пал! Уж нарочно, что ль, он аль уж очень был нетверез… Лошади-то молодые, пужливые, — дернули, а он вскричал — они пуще… вот и беда.