Неточные совпадения
А впрочем, ступай, доберись там до правды, да и приди рассказать: все же идти на тот свет будет легче,
коли наверно знаешь, что там
такое.
Коли каешься,
так и любишь.
Уж
коли я,
такой же, как и ты, человек грешный, над тобой умилился и пожалел тебя, кольми паче Бог.
— А
коли Петру Александровичу невозможно,
так и мне невозможно, и я не останусь. Я с тем и шел. Я всюду теперь буду с Петром Александровичем: уйдете, Петр Александрович, и я пойду, останетесь — и я останусь. Родственным-то согласием вы его наипаче кольнули, отец игумен: не признает он себя мне родственником!
Так ли, фон Зон? Вот и фон Зон стоит. Здравствуй, фон Зон.
Ты мне вот что скажи, ослица: пусть ты пред мучителями прав, но ведь ты сам-то в себе все же отрекся от веры своей и сам же говоришь, что в тот же час был анафема проклят, а
коли раз уж анафема,
так тебя за эту анафему по головке в аду не погладят.
Опять-таки и то взямши, что никто в наше время, не только вы-с, но и решительно никто, начиная с самых даже высоких лиц до самого последнего мужика-с, не сможет спихнуть горы в море, кроме разве какого-нибудь одного человека на всей земле, много двух, да и то, может, где-нибудь там в пустыне египетской в секрете спасаются,
так что их и не найдешь вовсе, — то
коли так-с,
коли все остальные выходят неверующие, то неужели же всех сих остальных, то есть население всей земли-с, кроме каких-нибудь тех двух пустынников, проклянет Господь и при милосердии своем, столь известном, никому из них не простит?
— Соглашаешься! Значит,
так,
коли уж ты соглашаешься! Алешка, ведь правда? Ведь совершенно русская вера
такая?
А
коли я именно в тот же самый момент это все и испробовал и нарочно уже кричал сей горе: подави сих мучителей, — а та не давила, то как же, скажите, я бы в то время не усомнился, да еще в
такой страшный час смертного великого страха?
Ведь
коли Бог есть, существует, — ну, конечно, я тогда виноват и отвечу, а
коли нет его вовсе-то,
так ли их еще надо, твоих отцов-то?
— Завтра поеду,
коли вы
так настаиваете.
По-моему, заснул и не проснулся, и нет ничего, поминайте меня,
коли хотите, а не хотите,
так и черт вас дери.
Знаете, детки
коли молчаливые да гордые, да слезы долго перемогают в себе, да как вдруг прорвутся, если горе большое придет,
так ведь не то что слезы потекут-с, а брызнут, словно ручьи-с.
— Страшно
так и храбро, особенно
коли молодые офицерики с пистолетами в руках один против другого палят за которую-нибудь. Просто картинка. Ах, кабы девиц пускали смотреть, я ужасно как хотела бы посмотреть.
— Хорошо
коли сам наводит, а
коли ему самому в самое рыло наводят,
так оно тогда самое глупое чувство-с. Убежите с места, Марья Кондратьевна.
— Браво! — завопил Иван в каком-то восторге, — уж
коли ты сказал, значит… Ай да схимник!
Так вот какой у тебя бесенок в сердечке сидит, Алешка Карамазов!
Могло все это происходить косвенно и как бы бессознательно даже от тайных мук его совести за воровски присвоенные им деньги Катерины Ивановны: «Пред одной подлец и пред другой тотчас же выйду опять подлец, — думал он тогда, как сам потом признавался, — да Грушенька
коли узнает,
так и сама не захочет
такого подлеца».
— Я не знаю ваших отношений…
коли вы
так утвердительно говорите, значит дала… А вы денежки-то в лапки, да вместо Сибири-то, по всем по трем… Да куда вы в самом деле теперь, а?
—
Так вот, может, и не спят,
коли в карты зачали. Думать надо, теперь всего одиннадцатый час в исходе, не более того.
— Знаешь ты, что надо дорогу давать. Что ямщик,
так уж никому и дороги не дать, дави, дескать, я еду! Нет, ямщик, не дави! Нельзя давить человека, нельзя людям жизнь портить; а
коли испортил жизнь — наказуй себя… если только испортил, если только загубил кому жизнь — казни себя и уйди.
— Да что крулева, это королева, что ли? — перебила вдруг Грушенька. — И смешно мне на вас, как вы все говорите. Садись, Митя, и что это ты говоришь? Не пугай, пожалуйста. Не будешь пугать, не будешь?
Коли не будешь,
так я тебе рада…
— Ну вот, опять… Ну, развеселись, развеселись! — уговаривала его Грушенька. — Я очень рада, что ты приехал, очень рада, Митя, слышишь ты, что я очень рада? Я хочу, чтоб он сидел здесь с нами, — повелительно обратилась она как бы ко всем, хотя слова ее видимо относились к сидевшему на диване. — Хочу, хочу! А
коли он уйдет,
так и я уйду, вот что! — прибавила она с загоревшимися вдруг глазами.
Даже очень дрянненький паричок пана, сделанный в Сибири, с преглупо зачесанными вперед височками, не поразил особенно Митю: «Значит,
так и надо,
коли парик», — блаженно продолжал он созерцать.
— Отчего не поговорить? Дайте и другим говорить.
Коли вам скучно,
так другие и не говори, — вскинулась опять Грушенька, видимо нарочно привязываясь. У Мити как бы в первый раз что-то промелькнуло в уме. На этот раз пан ответил уже с видимою раздражительностью...
— Ну, Бог с ним,
коли больной.
Так неужто ты хотел завтра застрелить себя, экой глупый, да из-за чего? Я вот этаких, как ты, безрассудных, люблю, — лепетала она ему немного отяжелевшим языком. —
Так ты для меня на все пойдешь? А? И неужто ж ты, дурачок, вправду хотел завтра застрелиться! Нет, погоди пока, завтра я тебе, может, одно словечко скажу… не сегодня скажу, а завтра. А ты бы хотел сегодня? Нет, я сегодня не хочу… Ну ступай, ступай теперь, веселись.
«
Коли все раздеты,
так не стыдно, а один раздет, а все смотрят — позор! — мелькало опять и опять у него в уме.
И
таким образом
Коля прочел кое-что, чего бы ему нельзя еще было давать читать в его возрасте.
С ней сделались
такие страшные истерические припадки, продолжавшиеся с перемежками несколько дней, что испуганный уже серьезно
Коля дал ей честное и благородное слово, что подобных шалостей уже никогда не повторится.
Таким образом, обе дамы были в отлучке, служанка же самой госпожи Красоткиной, баба Агафья, ушла на базар, и
Коля очутился
таким образом на время хранителем и караульщиком «пузырей», то есть мальчика и девочки докторши, оставшихся одинешенькими.
Перезвон, завидя его одетым, начал было усиленно стучать хвостом по полу, нервно подергиваясь всем телом, и даже испустил было жалобный вой, но
Коля, при виде
такой страстной стремительности своего пса, заключил, что это вредит дисциплине, и хоть минуту, а выдержал его еще под лавкой и, уже отворив только дверь в сени, вдруг свистнул его.
Костя же, если не соглашался с нею, то всегда почти шел апеллировать к
Коле Красоткину, и уж как тот решал,
так оно и оставалось в виде абсолютного приговора для всех сторон.
— И пупырь. Что тебе, что я опоздала, значит,
так надо,
коли опоздала, — бормотала Агафья, принимаясь возиться около печки, но совсем не недовольным и не сердитым голосом, а, напротив, очень довольным, как будто радуясь случаю позубоскалить с веселым барчонком.
Это был мальчик Смуров, состоявший в приготовительном классе (тогда как
Коля Красоткин был уже двумя классами выше), сын зажиточного чиновника и которому, кажется, не позволяли родители водиться с Красоткиным, как с известнейшим отчаянным шалуном,
так что Смуров, очевидно, выскочил теперь украдкой.
— Какого
такого Трифона Никитича? — с дурацким удивлением, хотя все
так же горячась, уставился на
Колю парень.
Коля важно обмерил его взглядом.
— Ну и черт с тобой после этого! — отрезал вдруг
Коля и, круто повернув направо, быстро зашагал своею дорогой, как будто и говорить презирая с
таким олухом, который Сабанеева даже не знает.
Так волновался
Коля, изо всех сил стараясь принять самый независимый вид.
«Неужели
так рад мне?» — с удовольствием подумал
Коля.
— А не Жучка? — жалостно поглядел Алеша в глаза
Коле. — Та уже
так и пропала?
— Подождите, Карамазов, может быть, мы ее и отыщем, а эта — это Перезвон. Я впущу ее теперь в комнату и, может быть, развеселю Илюшу побольше, чем меделянским щенком. Подождите, Карамазов, вы кой-что сейчас узнаете. Ах, Боже мой, что ж я вас держу! — вскричал вдруг стремительно
Коля. — Вы в одном сюртучке на
таком холоде, а я вас задерживаю; видите, видите, какой я эгоист! О, все мы эгоисты, Карамазов!
— Вы
так думаете? Таково ваше убеждение? — пристально смотрел на него
Коля. — Знаете, вы довольно любопытную мысль сказали; я теперь приду домой и шевельну мозгами на этот счет. Признаюсь, я
так и ждал, что от вас можно кой-чему поучиться. Я пришел у вас учиться, Карамазов, — проникновенным и экспансивным голосом заключил
Коля.
Даже до самого этого последнего дня сам Смуров не знал, что
Коля решил отправиться к Илюше в это утро, и только накануне вечером, прощаясь со Смуровым,
Коля вдруг резко объявил ему, чтоб он ждал его завтра утром дома, потому что пойдет вместе с ним к Снегиревым, но чтобы не смел, однако же, никого уведомлять о его прибытии,
так как он хочет прийти нечаянно.
О прибытии же
Коли Красоткина он не имел никакого предчувствия, хотя уже давно желал, чтобы пришел наконец этот мальчик, по котором
так мучился его Илюшечка.
— Красоткин! — крикнул вдруг один из мальчиков, первый завидевший вошедшего
Колю. Произошло видимое волнение, мальчики расступились и стали по обе стороны постельки,
так что вдруг открыли всего Илюшечку. Штабс-капитан стремительно бросился навстречу
Коле.
— Забежала куда-нибудь и пропала. Как не пропасть после
такой закуски, — безжалостно резал
Коля, а между тем сам как будто стал от чего-то задыхаться. — У меня зато Перезвон… Славянское имя… Я к тебе привел…
Илюша же и говорить не мог. Он смотрел на
Колю своими большими и как-то ужасно выкатившимися глазами, с раскрытым ртом и побледнев как полотно. И если бы только знал не подозревавший ничего Красоткин, как мучительно и убийственно могла влиять
такая минута на здоровье больного мальчика, то ни за что бы не решился выкинуть
такую штуку, какую выкинул. Но в комнате понимал это, может быть, лишь один Алеша. Что же до штабс-капитана, то он весь как бы обратился в самого маленького мальчика.
И
Коля, торопясь, вытащил из своей сумки свою бронзовую пушечку. Торопился он потому, что уж сам был очень счастлив: в другое время
так выждал бы, когда пройдет эффект, произведенный Перезвоном, но теперь поспешил, презирая всякую выдержку: «уж и
так счастливы,
так вот вам и еще счастья!» Сам уж он был очень упоен.
Пушечку
Коля держал в руке пред всеми,
так что все могли видеть и наслаждаться.
— Трою основали Тевкр, Дардан, Иллюс и Трос, — разом отчеканил мальчик и в один миг весь покраснел,
так покраснел, что на него жалко стало смотреть. Но мальчики все на него глядели в упор, глядели целую минуту, и потом вдруг все эти глядящие в упор глаза разом повернулись к
Коле. Тот с презрительным хладнокровием все еще продолжал обмеривать взглядом дерзкого мальчика.
Раздался смех. Виноватый мальчик из розового стал пунцовым. Он молчал, он готов был заплакать.
Коля выдержал его
так еще с минутку.
— Что ж
такое? — счел нужным оборониться
Коля, хотя ему очень приятна была и похвала. — Латынь я зубрю, потому что надо, потому что я обещался матери кончить курс, а по-моему, за что взялся, то уж делать хорошо, но в душе глубоко презираю классицизм и всю эту подлость… Не соглашаетесь, Карамазов?
— Напротив, я ничего не имею против Бога. Конечно, Бог есть только гипотеза… но… я признаю, что он нужен, для порядка… для мирового порядка и
так далее… и если б его не было, то надо бы его выдумать, — прибавил
Коля, начиная краснеть. Ему вдруг вообразилось, что Алеша сейчас подумает, что он хочет выставить свои познания и показать, какой он «большой». «А я вовсе не хочу выставлять пред ним мои познания», — с негодованием подумал
Коля. И ему вдруг стало ужасно досадно.